Ю.П. Калашник

Греческое золото в собрании Эрмитажа:
Памятники античного ювелирного искусства
из Северного Причерноморья.

// СПб: Изд-во Гос. Эрмитажа. 2014. 280 с. ISBN 978-5-93572-542-6

Золото греков в Эрмитаже:
памятники искусства и свидетели прошлого.

Письменные источники сведений о Северном Причерноморье в античную эпоху. — 9

Исследование классических древностей в Северном Причерноморье и формирование собрания античных древностей Эрмитажа. — 11

Золотые украшения в античном Причерноморье. — 15

Как греки расселялись в Северном Причерноморье. — 26

Ольвия. — 27

Боспорское царство. — 28

Херсонес Таврический. — 38

[Приводятся лишь иллюстрации,
не имеющие соответствия в альбоме.]

Письменные источники сведений о Северном Причерноморье в античную эпоху.   ^

Сведения о народах, обитавших в Северном Причерноморье, и о греческих городах на побережье рассеяны по многочисленным сочинениям античных авторов. Они содержат разнообразные, хотя и разрозненные, свидетельства об истории, образе жизни и верованиях варварских племён, о местоположении городов и о взаимоотношениях их жителей с туземцами и остальным греческим миром. Некоторые тексты представляют собой более или менее значительные отрывки, но большей частью это краткие заметки.

Частое обращение античных писателей к причерноморской тематике отразило давний интерес греков к далёким северным краям. Об этом свидетельствует связь ряда мифологических циклов с Чёрным морем и Кавказом — достаточно вспомнить мифы об аргонавтах, Прометее, Ахилле, Ифигении, сказания о гипербореях, аримаспах и «стерегущих золото грифах», о воинственных амазонках. Через эти поэтические образы и их воплощение в произведениях искусства мир Северного Причерноморья давно и прочно вошёл в культурную жизнь Эллады.

[Карта] Берега Чёрного моря в античную эпоху (Открыть в новом окне).

(9/10)

Активное освоение греками северного побережья Понта Евксинского вызвало потребность в реальных знаниях об окружавших море землях и населявших их народах. Отрывки из трудов географов VI-V вв. до н.э., сохранившиеся в сочинениях более поздних писателей, содержат ценные сведения о природе и населении далёкой страны. Среди письменных источников важнейшим для изучения Северного Причерноморья является «Скифский рассказ» Геродота Галикарнасского, составляющий бо́льшую часть IV книги его «Истории», написанной в V в. до н.э. Автор пересказывает скифские легенды, сообщает некоторые сведения исторического характера, описывает природу Скифии и обычаи её населения. Свидетельством достоверности его данных могут, в частности, служить некоторые произведения изобразительного искусства, например

Рельефная группа со сценой братания (с. 132).

Вторая половина IV в. до н.э. Курган Куль-Оба. Лицевая и обратная стороны.

рельеф со сценой принесения клятвы из Куль-Обы (с. 132), где воспроизведён описанный Геродотом обряд братания. Точность наблюдений великого историка предполагает его личное знакомство со Скифией и её обитателями. Он, видимо, побывал и в Ольвии, жители которой рассказали ему много интересного о своих соседях. Уделено место в труде Геродота и самой Ольвии. Геродот использовал и труды других географов, писавших о Скифии. Так, автор трактата конца V в. до н.э. «О воздухе, водах и местностях», приписывавшегося в древности Гиппократу, сообщает, несомненно по личным впечатлениям, интересные сведения об образе жизни и внешнем виде скифов.

Под влиянием стоической философии в литературу со временем проникло, в качестве антитезы развращённому цивилизацией обществу, представление о скифах как об идеальном народе, образ жизни которого наделялся чертами социальной утопии. Элементы идеализации скифов можно отметить у писателей римской эпохи Лукиана и Полиена. Впрочем, столкновение с реальной действительностью римского придунайского пограничья ссыльного столичного поэта I в. н.э. Овидия отразилось в его творчестве тягостной картиной жизни среди грубых варваров на фоне дикой и скудной природы (Овидий. Скорбные элегии, V, 7, 50). Положение городов и народов, населявших степи в начале новой эры, подробно описано географом Страбоном.

Возвышение Боспорского царства в IV в. до н.э., его торговые и культурные связи с Афинами вызвали интерес к этой части Причерноморья, отразившийся в речах афинских ораторов. Позднее об этих краях писал и Страбон, вероятно пользовавшийся неизвестными нам местными источниками. Эпизоды из боспорской истории включил в свой сборник «Военные хитрости» Полиен (Полиен. V, 44). Существование в городах Северного Причерноморья местной историографии подтверждается найденным в Херсонесе почётным декретом второй половины III в. до н.э. в честь Сириска, описавшего взаимоотношения Херсонеса с боспорскими царями.

Надписи на камне, а их найдена не одна тысяча, — ценный источник для изучения различных сторон жизни причерноморских городов. Из них мы узнаём о государственном строе, общественных

(10/11)

отношениях, религиозных обрядах, частной жизни обывателей (посвящения божествам, эпитафии, акты отпуска рабов на волю), а иногда и о культурных событиях. Так, упомянутый выше Сириcк читал своё сочинение жителям Херсонеса в театре, руины которого были открыты археологами в середине XX в. В театрах боспорских городов, по рассказу Полиена, выступал известный музыкант-кифаред Аристоник. Эти «гастроли» были устроены послом противника царя Боспора Левкона I (389-349 гг. до н.э.) для того, чтобы по количеству слушателей определить возможную численность войска. На многих местных надгробиях вырезаны стихотворные эпитафии, а на одной плите, ныне, к сожалению, утраченной, рука упражнявшегося в работе ученика резчика оставила строку из «Илиады»: «…звёзды продвинулись» (Гомер. Илиада, X, 252). Многочисленные надписи на посуде, различных бытовых предметах, без которых наши знания о тех давних временах были бы неполными, свидетельствуют о высоком уровне грамотности в причерноморских городах.

Раскопками городов, селений, курганов и некрополей были открыты не только памятники архитектуры и искусства, но и великое множество предметов, сопровождавших повседневную жизнь, — посуда, орудия труда, украшения. Эти безгласные находки также помогают заглянуть в далёкое прошлое, и среди них почётное место занимают произведения древних златокузнецов. Их значение выходит далеко за пределы причерноморского региона, многие из них — подлинные шедевры античного искусства. Формирование археологического собрания Эрмитажа является частью процесса становления русского антиковедения.

Исследование классических древностей в Северном Причерноморье и формирование собрания античных древностей Эрмитажа.   ^

В конце XVIII в. Россия в результате победоносных войн с Турцией овладела северным побережьем Чёрного моря от устья Дуная до низовьев Кубани. Далёкое прошлое огромного края, известное до тех пор только по сохранившимся с античных времён названиям некоторых городов (например, Феодосия), упоминаниям в сочинениях древних авторов и по монетам в нумизматических собраниях, стало доступным для изучения. Пионеры освоения приобретённых земель давали новым городам названия, хотя и не соответствующие древней топографии, но напоминающие об античной эпохе, — так на карте появились Херсон, Севастополь, Евпатория, Одесса, Овидиополь и другие. Посещавшие эти места на рубеже XVIII-XIX вв. русские и иностранные учёные и путешественники составили первые описания городов, снабдив их чертежами и рисунками древних стен и отдельных вещей, главным образом рельефов и греческих надписей. Наблюдения этих

Рисунок браслета с полуфигурками сфинксов на концах
из кургана Куль-Оба (с. 122).

Из ДБК 1854. Табл. XIII, 1.

(Открыть в новом окне)

исследователей не утратили значения и сегодня, когда время и деятельность людей уничтожили многое из того, что ещё было отчётливо видно двести лет назад.

Становление отечественного антиковедения неразрывно связано с изучением истории Северного Причерноморья. В начале XIX в. из этих краёв в Эрмитаж поступали лишь отдельные памятники, но положение изменилось после открытия в 1830 г. склепа в кургане Куль-Оба близ Керчи. Погребальная камера была обнаружена случайно при добыче камня из насыпи кургана, но её расчистка производилась под наблюдением людей, знакомых с древностями, — директора Керченского музея И.А. Стемпковского и местного археолога-любителя П.А. Дюбрюкса. Найденные в склепе предметы поступили в Эрмитаж, положив начало археологическому собранию музея. Благодаря этому событию древности юга России привлекли внимание не только научной общественности, но и государственных властей, увидевших в раскопках источник пополнения эрмитажного собрания античными раритетами. С того времени Министерство императорского двора, в ведении которого находился музей, стало регулярно отпускать средства на раскопки, развернувшиеся главным образом на Керченском и Таманском полуостровах. Найденные в ходе этих работ вещи стали основой археологического собрания Эрмитажа. В 1853 г. граф А.С. Уваров провёл первые масштабные раскопки Ольвии и Херсонеса.

В 1851 г. было завершено строительство Нового Эрмитажа, здания, предназначенного специально для размещения экспонатов Императорского музея. Для отделки его залов широко использовались мотивы декора античных памятников, в том числе найденных в Причерноморье. Так, над входом на Николаевскую лестницу, которая вела посетителей в музей, парят изваяния крылатых дев, как бы повторяющие завершения браслетов из Куль-Обы, а в декоре ряда залов среди орнаментальных мотивов встречается фигура богини с растительными побегами вместо ног, известная по рисункам на вазах и по золотым бляшкам из курганов. Примечательная деталь: мозаика VI в. н.э. из южного нефа раскопанного А.С. Уваровым христианского храма в Херсонесе была приспособлена мастерами Петергофской гранильной фабрики для пола в одном из залов Нового Эрмитажа (ныне зал Афины). Итогом «первоначального накопления» археологического материала стала публикация в 1854 г. на русском и французском языках альбома лучших находок с исключительными по качеству рисунками вещей и описанием раскопок важнейших памятников — «Древности Босфора Киммерийского». Опубликованные в нём памятники украсили залы нового музея.

Масштабы археологических работ в России расширялись; на учреждённую в 1859 г. при Министерстве императорского двора Археологическую комиссию, в которой работали специалисты-археологи, было возложено руководство всеми раскопками в стране, Керченским и Херсонесским музеями, издание отчётов и публикация полученных материалов (Отчёты Археологической комиссии и Известия Археологической комиссии). Благодаря деятельности профессиональных археологов — А.Е. Люценко,

(13/14)

(14/15)

Раскопки в Херсонесе христианского храма VI в. н.э. с мозаичным полом.

Гравюра. Из: Уваров 1855 (авантитул).

(Открыть в новом окне)

В.Г. Тизенгаузена, И.Е. Забелина, С.И. Веребрюсова — были открыты многие курганы на Керченском (Павловский, на гряде Юз-Оба, близ Нимфея) и на Таманском (Семибратние, Большая Близница, Артюховский) полуостровах. Позднее началось систематическое исследование Херсонеса К.К. Косцюшко-Валюжиничем, а с конца XIX в. — Ольвии Б.В. Фармаковским.

После революции Эрмитаж, не ограничиваясь хранением поступивших материалов, перешёл к организации собственных исследований античных памятников Северного Причерноморья. В круг его интересов вошли поселение на острове Березань, Херсонес, боспорские города Нимфей и Мирмекий, ушедшие под воду Керченского пролива стены города Китея, безымянные греческие сельские поселения на Керченском и Таманском полуостровах.

Золотые украшения в античном Причерноморье.   ^

Подвеска ушная (с. 44).

Третья четверть VI в. до н.э. Некрополь Ольвии.

Произведение греческого мастера, работавшего в Ольвии.

Среди найденных в Северном Причерноморье вещей есть практически все разновидности украшений, как привозных, так и изготовленных в причерноморских городах. При этом некоторые изделия, несомненно греческого облика, отличаются своеобразными чертами, например ушные подвески, вошедшие в моду в Ольвии (с. 44), боспорские спиралевидные подвески (с. 82). Для предметов варварского быта, изготавливавшихся в этих же мастерских для местных заказчиков, также характерны все признаки греческого искусства: здесь можно указать и на рельеф со сценой братания (с. 132), и на «оселок» (с. 126), и на пластинчатые браслеты (с. 146), и на пектораль (с. 188).

(15/16)

Представленные в настоящем издании экспонаты составляют малую часть эрмитажного собрания античных ювелирных изделий, но они позволяют увидеть всё разнообразие украшений — от простых серёг с подвесками-птичками (с. 50) до таких шедевров миниатюрной скульптуры, как фигурка Артемиды верхом на лани (с. 68). Появившиеся на сравнительно короткое время серьги роскошного стиля (с. 140, 144, 166, 186, 196, 206) стали вершиной и символом классического ювелирного искусства. Образцом лаконичного украшения может служить низка совершенных по исполнению бусин (с. 72), тогда как ожерелья с тесьмой в основе (с. 116, 168, 170, 198) — пример того, как из почти одинаковых элементов составляются несхожие между собой изделия. Можно, в частности, проследить изменение подхода к трактовке поверхности изделий. В украшениях эпохи архаики основой декора была гладкая поверхность, блеск которой оттенялся матовым свечением зерни (см., например, с. 44). В эпоху классики излюбленным техническим приёмом для ювелирных изделий был выразительный рисунок филигранного орнамента в сочетании с мелкой зернью, как, например, в перстне (с. 65), бусах (с. 96) или в уже названных серьгах роскошного стиля, тогда как цвет, занимая второстепенное место, выступал в виде скромных включений эмали среди филигранных завитков (с. 66, 78, 136, 164, 170). Иногда эмалью выделяли важные детали (с. 92, 94). В эпоху эллинизма греческие ювелиры выработали новый стиль, сложению которого способствовало влияние восточных вкусов. Появились новые формы украшений и новые темы в декоре, например гераклов узел (с. 210, 214, 220, 228, 232, 248, 250), ставший популярным в конце IV в. до н.э., а во II в. до н.э. — головной убор Исиды в качестве элемента серёг (с. 244). Очевидным новшеством была, конечно, полихромия. Эллинистические вещи обильно украшали цветными камнями, чаще всего гранатами. В этом сказалось как воздействие восточного пристрастия к ярким цветам, так и расширившиеся после походов Александра Македонского возможности получать цветные камни из дальних стран. Зачастую составляли пёстрые композиции из разноцветных камней, эмали, стекловидной массы, а роль металла сводилась к служебной цели — стать оправой для них (с. 246). Эта тенденция преобладала и в ювелирном искусстве первых веков новой эры. Так, например, в ожерелье с бабочкой (с. 256) использованы разноцветные камни, стёкла и жемчуг, добывавшийся, возможно, в Красном море или Персидском заливе.

Все украшения найдены в древних могилах. Умершего сопровождали вещи, окружавшие его при жизни. Часто это были подарки (с. 248), иногда — семейные реликвии, как перстень (с. 74), возможно поднесённый некогда мужем супруге и перешедший затем к дочери. Часто вещи обозначали высокий социальный статус: в кургане Большая Близница похоронены жрицы в парадном облачении (с. 156, 162, 164, 166, 168, 170, 172, 174, 176; 178, 182, 184, 186, 188, 194). Кроме того, ряд вещей изготавливали специально для погребения, например венки (с. 108, 202, 260) и маски (с. 262).

(16/17)

Природное золото встречается в жилах скальной породы в виде золотоносного песка либо самородков. Наиболее значительными источниками золота для греков были месторождения в Македонии, Фракии, на острове Фасос, но они довольно быстро исчерпались. В Малой Азии богатыми считались месторождения в долине реки Пактол и на горе Тмол. О добыче золота в Колхиде свидетельствует легенда о Золотом руне: местные жители промывали речной песок, используя косматые овечьи шкуры, на которые оседали крупинки золота (Страбон. XI, 11, 19). Из Египта могло поступать золото, добывавшееся в Нубии (Higgins 1961. Р. 5). Косвенными указаниями на восточные, урало-алтайские, источники сырья для Причерноморья можно считать легенды о золоте, охраняемом грифами, и об аримаспах, вступающих с ними в бой. Находки в курганах породили массу легенд о несметных сокровищах правителей, да и в Новое время для многих они служили доказательством изобилия жёлтого металла у древних. Однако исследователь причерноморской нумизматики А.Н. Зограф, рассуждая о чеканке золотых пантикапейских статеров, предостерегал от иллюзий о мнимой дешевизне золота на Боспоре (Зограф 1951. С. 173). Как бы то ни было, на практике для изготовления новых изделий использовали не только «свежий» металл, в переплавку часто шли вышедшие из моды украшения.

В ювелирных изделиях классической эпохи использовалось золото очень высокой пробы, однако в нём можно легко заметить включения металлов платиновой группы с более высокой температурой плавления. Так, например, в двух перстнях (с. 52, 76) металлические крупицы, более светлые, чем золото, проступают сквозь гладкую поверхность щитка перстня, вспучивая её. По определению, сделанному С.В. Хавриным, это включения иридия, осмия и рутения. Надо думать, что мастера старались использовать материал с такими включениями для ковки относительно массивных предметов, а не для получения тонкого листа, во избежание возможных разрывов.

Практически каждое греческое украшение — сложное изделие, состоящее из многих частей, которые изготавливались с использованием различных технических приёмов. И сами приёмы, и инструменты отличались простотой, а главным фактором, обеспечивавшим высочайшее качество работы, было мастерство ювелира, его опыт, знание материала и художественный вкус.

Наиболее распространённым и древнейшим методом обработки золота была ковка. Выковывались различной толщины стержни, куски золота расковывались в тонкие листы, а из них вырезались заготовки для отдельных частей изделий, которым затем придавалась нужная форма. Часто золотым листом обтягивалось основание, сделанное из иного материала, — бронзовые стержни спиралевидных подвесок (с. 82), браслетов из Большой Близницы (с. 152, 172), в которых на рёбрах львицы (с. 172) сквозь золотой лист проступает контур головки заклёпки, соединяющей ядро фигурки с двойным обручем. Таким образом, практически каждое украшение, будь то простой венок или сложные серьги с зернью и филигранью, изготовлено с применением ковки.

(17/18)

Для изготовления рельефных деталей применялась техника repoussé — получение рельефа на золотом листе либо тиснением, либо при помощи матрицы или пуансона. Так изготовлены, в частности, многочисленные бляшки, служившие нашивными украшениями ткани. Окончательный вид рельефу мастер придавал чеканкой или гравировкой. В тех случаях, когда рельеф изделия был высоким, отдельно изготавливались его части, которые затем соединялись пайкой; таковы некоторые из бляшек (с. 178), фигурки сирен (с. 222). Фигура собаки на окончании рога (с. 56) составлена из двух половинок, левой и правой, а женские головки серёг (с. 94) — из передней и задней, чтобы не исказить черты лица. Так же изготавливались бусины и подвески ожерелий. Прочность такому объёмному изображению придавал наполнитель из смолы либо особой мастики. Подвески серёг в виде женских голов (с. 94) были заполнены коричневой смолой, введённой через отверстие, проколотое для этого в тулове готовой подвески. Полуфигурки сфинксов в браслетах из Куль-Обы (с. 122) наполнены смолистым веществом, тогда как ядро фигурок львиц в браслетах из Большой Близницы (с. 172) было, по-видимому, металлическим. В верхней части крупных урновидных подвесок ожерелий (с. 170) видно специальное отверстие, через которое в готовое изделие вводился пастообразный наполнитель белого цвета.

В ювелирном деле применялось литьё (Минасян 2001. С. 131-137). В Ольвии и Нимфее были найдены створки двухчастных литейных форм из камня V-IV вв. до н.э. Парные створки скреплялись стержнями, входившими в отверстия, просверленные по краям створок, а жидкий металл подводился к форме по специальным каналам. В этих формах отливались довольно простые вещи; для сложных украшений изготавливались модели из воска, которые покрывались глиной, а затем нагревались. При этом воск вытекал через специально оставленное отверстие, а заливавшийся внутрь металл занимал место вытекшего воска, повторяя все подробности модели. Применение в ювелирных изделиях этого метода, называемого литьём

(18/19)

(19/20)

по утраченной модели, дало замечательные памятники: фигурки Артемиды на лани (с. 68), Ники (с. 112), танцовщицы (с. 154), изображения животных на пекторали (с. 188) и ряд других. Детали этих фигурок, изготовленные отдельно, затем соединялись и подвергались окончательной обработке. Фигурки Ники на серьгах из Павловского кургана (с. 112) были отлиты в одночастных формах.

В конструкции и декоре многих украшений присутствуют детали из тонкой проволоки. Собственно, это и не проволока в нашем понимании, то есть она не протягивалась сквозь специальные отверстия-фильеры — такая техника была изобретена лишь в Средние века. В античности филигранные узоры изготавливались из нитей, скрученных из узких полосок тонко раскованного золотого листа, которые многократно прокатывались между двумя плоскостями. Процесс отдалённо напоминал сучение нити из шерстяной или льняной пряжи пальцами или на специальном наколеннике; возможно, поэтому греки иногда пользовались словом «хрисолинон» (золотая нить). В результате шов, идущий вдоль такой условно называемой проволоки, никогда не был ровным, а всегда слегка спирально закручивался. Если её затем обрабатывали специальным инструментом с нарезами, то гладкая проволока становилась рельефной. Широко использовалась гранулированная (рубчатая) проволока, при помощи которой можно было имитировать зернь. Из проволоки изготавливались детали филигранного орнамента, цепочки подвесок, а также тесьма и шнуры, называемые плетёными, но на самом деле составленные из удлинённых проволочных петель со спаянными концами. Согнутые пополам петли вкладывались одна в другую, таким образом получались цепочки. Таковы, прежде всего, цепочки для мелких подвесок серёг и ожерелий. Несколько цепочек, распо-

(20/21)

ложенных в ряд и прошитых проволокой, превращались в тесьму, внешне похожую на плетёную (с. 116, 168, 170, 198, 210). Цепочки, соединённые в пучок, образовывали шнур (с. 62, 214, 246, 256, 258).

В качестве заготовки для зерни служили мелко нарезанные кусочки тонких полосок золотого листа. Смешанные с древесным углем, они при нагревании плавились, превращаясь в капли-шарики. Филигранный орнамент из проволоки и узор из зерни наклеивались на тонкий золотой лист смесью соли меди и клея (Уильямс, Огден 1995. С. 27); при нагревании изделия детали орнамента прочно прикреплялись к фону в нужном порядке. Вершина этой техники — серьги роскошного стиля. Из известных к настоящему времени четырнадцати экземпляров таких серёг в Эрмитаже хранится семь, из которых шесть были найдены в раскопках (с. 140, 144, 166, 186, 196, 206). Мода на эти изысканные украшения держалась сравнительно недолго, заказы на их изготовление могли выполнять лишь немногие мастера. И.И. Саверкина отвела времени их бытования 60-70 лет (Саверкина 2000. С. 20). Прошло время, не стало мастеров, изменились вкусы, и эти шедевры уже не столько восхищали, сколько удивляли потомков. Возможно, украшение, подобное серьгам с миниатюрной скульптурной группой (с. 196, 206), имел в виду римский писатель II-III вв. н.э. Клавдий Элиан, рассказавший о Мирмекиде из Милета и Калликрате из Лакедемона, смастеривших четырёхконную колесничку меньше мухи величиной. Интересна оценка, данная им такой работе: «Мне думается, что эти вещи никогда не удостоятся похвалы серьёзного человека: что это, как не попусту потраченное время?» (Элиан. I, 17).

Филигранный узор иногда дополнялся включением цветной эмали. Для этого в отдельные замкнутые части орнамента помещалась порошкообразная стеклянная масса с красителем. При нагревании порошок плавился и прочно прилипал к поверхности золота. Основные цвета, используемые мастерами в V-IV вв. до н.э., — синий, зелёный, голубой, реже белый. Для получения красного цвета применялась киноварь (с. 80, 104, 144). В редкой для античных украшений технике, напоминающей средневековую перегородчатую эмаль, изготовлена подвеска-медальон булавки середины II в. до н.э. (с. 254), в которой розетка, образованная поставленными на ребро полосками листового золота, заполнена твёрдыми кусочками стекла зелёного, белого и коричневого цветов.

С помощью резьбы и гравировки получались изображения на перстнях-печатях, дополнительной проработке подвергались детали штампованных рельефов. Иногда линии, нанесённые лёгкими штрихами не очень острого инструмента, создавали на гладкой поверхности эффектный орнамент (с. 56) или тончайший рисунок оперения крыльев сфинксов (с. 122) и Ники (с. 112).

В эллинистическую эпоху огромную популярность приобрели украшения со вставками из цветных камней, закреплённых в специальных гнёздах, верхний край которых плотно удерживал камень (с. 246, 250).

Золото использовалось для придания более нарядного вида изделиям из различных материалов. Об этом свидетельствуют,

(21/22)

(22/23)

в частности, едва различимые ныне следы остроугольных фестонов из тончайшего золотого листа, притёртого к серебряным поверхностям обручей браслетов возле втулок (с. 80). На аттических краснофигурных вазах конца V — первой половины IV в. до н.э. художники выделяли детали изображений тонкой плёнкой сусального золота.

Как и любые предметы, использовавшиеся в быту, ювелирные изделия иногда нуждались в ремонте. Так, например, утраченная в древности фигурка Ганимеда на диадеме II в. до н.э. (с. 250) была заменена оказавшейся у ювелира под рукой готовой подвеской в виде Эрота, предназначенной для серьги, похожей, например, на серьги с подвесками (с. 236). Часть крючка одной из серёг из Павловского кургана (с. 112), отломившаяся в месте прикрепления к ней розетки, была довольно неискусно присоединена заклёпкой. Грубовато выглядит после небольшой починки обратная сторона знаменитых феодосийских серёг (с. 196). Не очень удачно была в древности реставрирована система цепочек подвесок из Куль-Обы (с. 136). На обратной стороне пекторали из Большой Близницы (с. 188) видны многочисленные следы починок, к сожалению не только древних, но и произведённых уже после раскопок. Так, некоторые находки XIX в. (с. 136, 188) были реставрированы не лучшим образом: очень грубому обращению подверглось ожерелье с подвеской-бабочкой, попавшее в древности для починки в руки кустаря (с. 256). Иногда мастеру приходилось чинить вещь уже в процессе её изготовления: при работе над рельефом на разрывы тонкого листа с обратной стороны накладывались золотые заплаты (с. 111, 162, 164). Можно упомянуть и о том, что благородный металл использовался при починке престижной или редкой вещи — так, например, золотой муфтой, украшенной рубчатой проволокой, соединены сломанные половинки халцедоновой скобы ножен длинного сарматского меча II-III вв. н.э. (инв. №П.1842.26). Изготовленная по китайскому образцу, возможно, где-то в глубинах Средней Азии, она была для жителя Боспора предметом весьма экзотическим, хотя сарматские мечи в первые века новой эры были обычным оружием боспорских кавалеристов.

Скоба ножен меча. II-III вв. н.э. Золото, серебро, халцедон.

Некрополь Пантикапея. Инв. №П.1842.26 (Открыть в новом окне).

(25/26)

Камень в оправе (с. 126). Первая половина IV в. до н.э. Курган Куль-Оба.

Оправа предмета скифского обихода изготовлена греческим мастером.

Как греки расселялись в Северном Причерноморье.   ^

Первые греческие поселения появились в Северном Причерноморье в конце VII  в. до н.э. в ходе освоения эллинами берегов Средиземного и Чёрного морей, получившего в науке название Великая греческая колонизация.

В складывавшихся греческих городах-государствах распад родоплеменных связей сопровождался разорением крестьян, ростом долгового рабства, перенаселением городов, сокращением возможностей для свободного труда в ремесле и, как следствие, неизбежными социально-политическими неурядицами, что констатировал, в частности, поэт VI в. до н.э. Феогнид. Состоятельный и знатный гражданин города Мегара, он и сам лишился имущества и испытал тяготы изгнания:

Граждане — те ещё здравы умом, зато вожди

Готовы уж впасть во всяческое зло.

<…>

…Когда дурные обнаглеют, они

Народ развратят, неправедным права отдадут…

<…>

Друг друга обманывают, друг над другом насмехаясь, не различая мнений ни дурных, ни добрых.

Феогнид. 41-60

Всё это приводило к выселению части граждан на новое место, зачастую далеко за море, где они основывали общину — копию своего родного города, метрополии (метрополис — в переводе с греческого «город-мать»). Новообразованный город, политически независимый, как правило, сохранял со своей родиной экономические и культурные связи. Так возникли городские центры на черноморских берегах. В ходе контактов с соседними кочевыми и осёдлыми народами складывались своеобразные формы жизни, в которых смешивались элементы культуры и быта греков и аборигенов. Черты этого симбиоза сохранились во многих памятниках искусства, происходящих с берегов Чёрного моря.

Греки, осваивая новые земли, населённые воинственными, ни в чём не похожими на них племенами, преодолевали огромные трудности. Когда-то поэты называли Чёрное море негостеприимным; Страбон, географ начала I в. н.э. (Страбон. VII, 2, 6), объяснял это тем, что для первых мореплавателей море поначалу было таковым из-за бурь и дикости живущих вокруг него племён, а впоследствии, когда греки основали на его берегах города, стало называться гостеприимным (Понт Евксинский). Скорее всего, однако, греческое ухо воспринимало древнеиранское слово «ахшаэна» (тёмный, мрачный), обозначавшее тёмный цвет воды (отсюда название — «Чёрное море»; Гайдукевич 1949. С. 18), как «аксейнос» (негостеприимный). Но в наивном объяснении греческого учёного слышится гордость за доблестных предков, преодолевших массу преград при освоении этих суровых краев. При этом древние сознавали, что известное им

(26/27)

Бляшка нашивная в виде фигурок лучников (с. 134).

Середина IV в. до н.э. Курган Куль-Оба.

пространство составляет лишь небольшую часть огромного мира, населённого многими народами. Платон в диалоге «Федон» остроумно заметил, что «мы живём лишь на небольшой части земли от Фасиса (река Риони. — Ю.К.) до Геракловых столбов (Гибралтарский пролив. — Ю.К.), расположившись у моря, как муравьи или лягушки вокруг болота» (Платон. Федон, 109b), а Цицерон в трактате «О государстве» сравнил обжитые берега Средиземного и Чёрного морей с «каймой, подшитой к обширной ткани варварских полей» (Цицерон. О государстве, II, 4). Северное Причерноморье сверкает яркими самоцветами греческих городов, окаймляющих расшитую узорами курганов ткань скифских степей.

Ольвия.   ^

История Ольвии, города, основанного на правом берегу Днепровско-Бугского лимана примерно в сорока километрах к северу от его устья жителями ионийского города Милета, прослеживается со второй четверти VI в. до н.э. Ольвия вскоре стала средоточием торговой и аграрно-ремесленной деятельности в регионе. В V в. до н.э. город был обнесён оборонительной стеной, а в его центральной части сформировались деловой (агора) и культовый (теменос) центры. Там раскопками открыты, судя по посвятительным надписям, фундаменты храмов Аполлона Дельфиния, Зевса, Афины. В окрестностях Ольвии возникли многочисленные сельскохозяйственные поселения. Взаимоотношения с соседями-варварами поначалу складывались в основном мирные: в округе города, наряду с греками, возделывали землю выходцы из земледельческих племен, населявших окрестные степи, что отметил Геродот (Геродот. IV, 17, 18). Скифская знать, приобщавшаяся к дарам цивилизации, была заинтересована в развитии Ольвии как торгового и ремесленного центра. Но так было не всегда. Об отсутствии идиллии свидетельствуют монументальные городские стены и многочисленные погребения ольвиополитов с оружием. Ольвийские воины пользовались как греческим, так и местным оружием; примечательно, что все найденные в Ольвии бронзовые наконечники стрел — скифского типа. Такое признание достоинств местного вооружения — также одна из сторон культурного взаимодействия, пусть и не самая светлая. Впрочем, не всегда оружие, найденное в погребении воина, было его собственностью. Так, в одной ольвийской могиле было найдено восемь одинаковых наконечников стрел, причём один из них намертво застрял в нижней челюсти убитого (инв. №O.1913.427), который, видимо, был буквально прошит вражескими стрелами, и это не единственный пример следов боевых ранений на останках ольвиополитов.

На примере неплохо изученного некрополя Ольвии видно, что в погребениях, относящихся к раннему этапу существования греческих городов в Северном Причерноморье, золотые вещи встречаются редко, ведь за море переселялись далеко не состоятельные люди, а на новом месте первоочередными были проблемы

(27/28)

Перстень-печать с изображением пальметки (с. 54).

V в. до н.э. Некрополь Ольвии.

выживания. Так было и на соседнем острове Березань, где располагалось самое раннее в Северном Причерноморье пристанище первопоселенцев. Скромность в украшениях соответствовала суровому укладу жизни колонистов. Со временем в динамично развивающейся Ольвии образовался слой зажиточных горожан; в их погребениях найдены украшения, типичные для греческого искусства VI-V вв. до н.э. Дужка перстня (с. 54) имеет характерную для V в. до н.э. форму стремени и узкий щиток с лаконичным и выразительным изображением пальметки. Простые серьги в виде колец украшены гроздями нанизанных на них полых фигурных подвесок-птичек (с. 50). В погребениях часто находят бусины и пронизи, составлявшие ожерелья. Ромбические пронизи в виде полых коробочек украшены крупной зернью и снабжены четырьмя отверстиями для нанизывания на две параллельные нити (с. 42). Со временем в городе, наряду с другими ремеслами, стало развиваться и ювелирное дело, о чём свидетельствуют, в частности, находки литейных форм для изготовления украшений (с. 19 [а, б]). Большинство исследователей считают ольвийской продукцией оригинальные ушные подвески конца VI в. до н.э., известные в количестве семи экземпляров (с. 44). Из них одна пара найдена в скифском кургане в Среднем Поднепровье, а остальные — в Ольвии. Видимо, в этом городе работали ювелиры, которые создавали произведения в лучших традициях ионийского искусства, используя технические приёмы, свойственные греческим мастерам. Оригинальная форма подвесок, не находящая параллелей среди современных им греческих украшений, возможно, с одной стороны, воспоминание о сходных греческих украшениях прошедшей эпохи, а с другой — дань местной моде, поскольку в своей работе мастера могли учитывать и запросы скифских модниц, в арсенале которых были серьги, отдалённо их напоминающие.

Боспорское царство.   ^

Поселения греков на берегах Боспора Киммерийского (древнее название Керченского пролива) появились в первой половине VI в. до н.э. О характере взаимоотношений греков с местным населением в начальный период их знакомства известно мало. Возможно, расселение греков проходило мирно. По сообщению писателя VI в. н.э. Стефана Византийского, место для основания Пантикапея, будущей столицы государства, было предоставлено грекам скифским царём Агаэтом (Стефан Византийский. Пантикапей). Такой поступок можно объяснить заинтересованностью местной знати в торговле с греками. И всё же первые поселения, маленькие и неукреплённые, строились в удобных для обороны местах, а сооружение в V в. до н.э. вокруг городов оборонительных стен, следы пожаров и разрушений свидетельствуют не только о мирном сосуществовании.

Из городов Боспора на крымском берегу пролива крупнейшими были Пантикапей (на месте нынешней Керчи), Нимфей и Феодосия, на таманском — Фанагория и Гермонасса, а южнее по побережью —

(28/29)

[Карта.] Места находок античных памятников на берегах Боспора Киммерийского (Открыть в новом окне).

Горгиппия (на месте Анапы). Пантикапей стал столицей Боспорского царства, экономическим и политическим центром, вокруг которого объединились другие города на берегах Боспора Киммерийского, бывшие до того независимыми. Это государство расширялось, присоединив весь Восточный Крым с жившими там скифами и прилегавшие к Таманскому полуострову плодородные земли, населённые синдами, меотами и другими племенами. Время расцвета Боспора — IV в. до н.э. Основой для этого было сельское хозяйство, ориентированное на экспорт зерна. Из гаваней Боспора в изобилии вывозились также продукты рыболовства и животноводства. Широкое развитие получило виноградарство и торговля вином. Среди многих эмблем на боспорских монетах примечательны изображения колоса, плуга, бычьей головы, осетра, символизировавших источники благосостояния государства. Основным покупателем причерноморского, главным образом боспорского, хлеба были Афины, покрывавшие таким образом в IV в. до н.э. большую часть своих потребностей в зерне. В торговый обмен вовлекалась верхушка как кочевых племён, так и тех, которые занимались земледелием ещё до появления здесь греков. Внедрение элементов греческой культуры в среду варварской знати иллюстрируют находки из Семибратних курганов в низовьях реки Кубани, в которых хоронили воинов аристократического рода (с. 55, 56, 60, 62).

(29/30)

Семибратние курганы. Из: ОАК за 1876 г. (авантитул) (Открыть в новом окне).

Семибратние курганы, расположенные в низовьях реки Кубани, были раскопаны В.Г. Тизенгаузеном в 1875-1876 гг. В подкурганных гробницах из сырцового кирпича, перекрытых брёвнами, были похоронены представители родовой знати. Их могилы сопровождали захоронения коней с упряжью.

В IV кургане у изголовья погребённого размещались сосуды для питья в виде рога, от которых сохранились нижние золотые части (с. 56, 60), пять треугольных золотых пластин с рельефными изображениями, видимо служившие украшениями таких же сосудов, большой серебряный ритон иранской работы, греческий серебряный килик с гравированным изображением Ники, амулеты и золотой гибкий браслет (с. 62). Отделённые от скелета досками, лежали чешуйчатый панцирь, бронзовая утварь и глиняная посуда. Рядом с могилой была открыта яма с четырьмя конскими скелетами. Курган датируется серединой V в. до н.э. или несколько более поздним временем.

Во II кургане останки воина лежали на помосте в углу большой земляной ямы, обложенной сырцовыми кирпичами и перекрытой деревом, а бо́льшую часть гробницы занимали скелеты тринадцати лошадей. На умершем был чешуйчатый панцирь с серебряным нагрудным украшением, рядом лежали меч, копья и наконечники стрел. На его шее находились гривна и два ожерелья, одно из которых составлено из бусин и пронизей с подвесками (с. 55), весь скелет был усыпан более чем тремя сотнями разнообразных золотых бляшек, служивших укра-

(30/31)

шениями одежды и погребального покрова. Рядом с умершим размещались серебряные, бронзовые и глиняные чернолаковые сосуды. Курган датируется третьей четвертью V в. до н.э.

*

Другой пример эллинизации местной родовой знати — расположенные вокруг некрополя города Нимфея группы курганов, под насыпями которых были открыты могилы представителей нимфейской городской верхушки и местной знати. Погребальный обряд и материал из нимфейских курганов свидетельствуют об усвоении элементов греческой культуры местным населением.

Под курганной насыпью (курган 17, гробница 8), в каменной гробнице, перекрытой плитами, в деревянном саркофаге, положенный, по греческому обряду, головой на восток, находился скелет воина. Среди костей были найдены многочисленные золотые украшения: ожерелье (с. 66), восемь ладьевидных серёг, использовавшихся здесь, скорее всего, в качестве застёжек одежды, штампованные нашивные бляшки, перстень-печать (с. 64). Рядом лежали предметы вооружения и детали конской упряжи, а также бронзовая и глиняная посуда. Возле гробницы в яме помещались скелеты нескольких лошадей (Силантьева 1959. С. 71-78, 105, 106. Рис. 38, 1, 3).

В плитовой гробнице под курганной насыпью (курган 20, гробница 9), в деревянном саркофаге, головой на восток лежал, вероятно, женский костяк. Там были найдены золотые перстень (с. 65) и низка гладких бусин, аттическая чернолаковая и расписная посуда, остродонная амфора, бронзовые черпак и сито. Погребение датируется примерно серединой V в. до н.э. (Силантьева 1959. С. 40-42, 99. Рис. 19, 2).

Другая плитовая гробница, хищнически раскопанная в 1866 г., относится, возможно, собственно к некрополю Нимфея. В Эрмитаж из неё поступило несколько вещей, в том числе серьги с подвесками (с. 68).

*

Аристократия Боспорского царства, состоявшая из греков и принявших эллинский образ жизни представителей местной племенной знати, выступала заказчиком и потребителем продукции греческих мастеров. Монументальные склепы, зачастую подлинные архитектурные шедевры, сохранили под высокими курганными насыпями произведения искусства, созданные в различных, порой очень далёких от Боспора, городах. По мере роста благосостояния боспорцев погребальный обряд сопровождался всё большей роскошью. Для погребения заказывались дорогие, часто привозные саркофаги, в могилы помещались ценные вещи: расписная керамика, бронзовые изделия, золотые украшения. Иногда на могиле ставили мраморные надгробия, привезённые издалека, даже из Афин. Эллинизация затронула не только городскую среду; в культурную ассимиляцию, судя по обилию греческих вещей в курганах, оказалось вовлечённым и население, жившее вне городов. Повышенный спрос на заморские высокохудожественные произведения способствовал развитию в городах Боспора ремёсел. Пользуясь благоприятной конъюнктурой, на берега Боспора приезжали мастера из Греции и Малой Азии. По-видимому, ювелирам с их портативным инструментом такой переезд

(31/32)

давался легко, а близость заказчиков позволяла им в полной мере учитывать запросы потребителей. Их трудом и талантом созданы произведения, донесшие до нас облик суровых обитателей степей (с. 118, 119, 132, 134), а шедевры глиптики, вышедшие из-под резца работавшего на берегах Боспора замечательного мастера Дексамена (с. 86, 88, инв. №ЮО.7), настолько высоко ценились, что местные мастера копировали их ещё много лет спустя. На золотом перстне, относящемся, судя по форме, уже к IV в. до н.э. (инв. №П.1841-42.23), вырезано изображение летящей цапли, повторяющее рисунок лучшей работы Дексамена (с. 88), правда скопированное в несколько упро-

(32/33)

Скарабеоид-печать с изображением лошади.
Середина — вторая половина V в. до н.э.
Золото, яшма.
Курган на хребте Юз-Оба. Инв. №ЮО.7.

Изображена лошадь, вырвавшаяся из упряжки и несущаяся к мете — знаку поворота трассы для гонок колесниц.

(Открыть в новом окне)

щённой трактовке. Полные движения миниатюры Дексамена находили творческий отклик и развитие в местных изделиях. Так, сценка неудачной охоты на зайца, изображённая на костяных обкладках гребня из Куль-Обы (инв. №КОЛ.18; Грач 1986. С. 75, 76), выглядит, в известной мере, как отголосок изображения порвавшей поводья лошади на гемме (инв. №ЮО.7), хотя, конечно, в центре внимания мастера-костореза не норовистая лошадь, вырвавшаяся из упряжки, а, в соответствии с местным фольклорным сюжетом, неловкий седок и проворный заяц.

*

Известнейший курган Куль-Оба, находящийся в шести километрах к западу от Керчи, был открыт в 1830 г. при случайных обстоятельствах. Подробный отчёт с чертежами, описанием склепа и вещей был составлен местным археологом-любителем П.А. Дюбрюксом. Каменный склеп с уступчатым сводом и коротким коридором служил, возможно, фамильной усыпальницей правителя скифов, кочевавших в Крыму, в значительной мере приверженного благам эллинской культуры. Его погребение сопровождали чисто греческие произведения — браслеты (с. 120, 122) и вещи скифского обихода, изготовленные первоклассными мастерами (с. 126; Алексеев 2012. С. 222). Фиала греческой работы (с. 128) служила атрибутом власти умершего. При костяке похороненной рядом с правителем женщины, наряду с такими шедеврами греческого ювелирного искусства, как височные подвески (с. 136) и серьги (с. 140, 144), находились типичные для скифов пластинчатые браслеты, но украшенные рельефами в греческом стиле (с. 146).

(33/34)

Вид Керчи и горы Митридат с севера (с. 34).
Деталь. Из: ДБК 1854. С. VII.

(Открыть в новом окне)

(34/35)

*

Керченский полуостров разделён в широтном направлении длинным холмистым кряжем. Повышаясь у пролива, он образует гору Митридат, на склонах которой раскинулась современная Керчь, выросшая на развалинах античного Пантикапея. С вершины горы, со стен столичного некрополя, открывался вид на центральную часть царства, с городами в удобных бухтах и селениями среди полей (с. 34). Доминантами пейзажа выступали курганы знати — Золотой и Куль-Оба на западе, Царский на севере. К югу от столицы, на гряде Юз-Оба (по-татарски «Сто холмов»), в IV в. до н.э. вырос некрополь столичной аристократии — каменные склепы, зачастую с уступчатыми сводами, скрытые под крутыми насыпями. Дальше к югу на высоком берегу пролива виднелся Нимфей с обступившими его курганами. За проливом, на Тамани, панораму замыкали также сооружённые на возвышенностях курганы: Зеленская Гора на юге, Большая и Малая Близницы, Артюховский на севере.

Погребения в курганах на гряде Юз-Оба совершались в основном по греческому обряду, хотя многие особенности указывают и на соблюдение местных обычаев: близость степного пограничья отразилась на укладе жизни — в мужских погребениях присутствуют греческие и скифские оружие и доспехи. В кургане Ак-Бурун кремированные по греческому обычаю останки воина покоились в гробнице, перекрытой черепицей. Их сопровождал богатый набор предметов скифского вооружения и ажурный головной убор (с. 204). В кургане, открытом на земле Мирзы Кекуватского, при скелете воина, похороненного в уступчатом склепе в богато украшенном привозном саркофаге, были найдены золотой венок (с. 108), массивный перстень (с. 110) и два пучка стрел в руках, а рядом — краснофигурная пелика со сценой музыкального состязания Аполлона и Марсия, поножи, аттический шлем и скифский меч. Пример богатого женского погребения даёт Павловский курган на восточной оконечности хребта Юз-Оба со склепом, сложенным из отёсанных плит. Сохранились части деревянного саркофага, фрагменты одежды, полога и пара сафьяновых сапожек. На голове погребённой были начельник и серьги, на груди — ожерелье, на пальцах — три перстня, один из которых — со стеклянным подвижным гнездом (с. 111, 112, 114, 116), а среди утвари — краснофигурная пелика с изображением божеств элевсинского цикла.

*

Некрополь Пантикапея располагался на склонах горы Митридат и на равнине к северу от городских стен, где вдоль дорог, разбегавшихся от столицы, вытянулись невысокие курганы, образуя группы, иногда настолько плотные, что археологи прошлого века называли их сплошными могильными насыпями. Такие насыпи зачастую скрывали несколько могил, являясь своеобразными семейными кладбищами. К настоящему времени территория некрополя Пантикапея оказалась застроенной домами северной части современной Керчи; большие массивы погребений раскопаны на северных окраинах города: по дороге в деревню Аджимушкай, по шоссе, ведущему вдоль бухты к Новому Карантину, и в других местах.

(35/36)

Одно из немногих богатых погребений рубежа V-IV вв. до н.э. было открыто А.Е. Люценко на северном склоне горы Митридат в кургане, который за двенадцать лет до этого начал копать А.Б. Ашик, бросивший работу, не дойдя одного аршина (71 сантиметр) до плит перекрытия могилы, — иллюстрация лихорадочной погони за успехом, сопровождавшей раскопки в Керчи в 30-40-е гг. XIX в. Здесь, в плитовой гробнице (на глубине 3,2 метра), при женском костяке, лежавшем в кипарисовом саркофаге, были найдены украшения (с. 72, 74, 76, 78, 80), алебастровые сосуды для благовоний и две плетенные [плетёные] из пеньки коробочки с деревянным гребнем, веретеном и рукоделием.

*

В 1852-1853 гг. была раскопана часть погребений некрополя Феодосии IV в. до н.э., периода расцвета города, в которых был найден ряд вещей исключительно высокого качества (с. 97, 196, 198).

*

Курган Большая Близница расположен в центральной части Таманского полуострова, на вершине гряды, зрительно продолжающей за Керченским проливом линию Юз-Обы. Раскопки огромного кургана велись с 1864 по 1883 г. Под его пятнадцатиметровой насыпью были открыты три склепа с уступчатым перекрытием, один из которых оказался разграбленным, две каменные гробницы, место кремации женщины, откуда происходит часть серьги (с. 154), два места тризны. В двух каменных склепах были похоронены женщины в богатых жреческих уборах (с. 156, 162, 164, 166, 168, 170, 172, 174, 176; 178, 182, 184, 186, 188, 194). Ещё в одном склепе был похоронен воин

с оружием, а в каменной гробнице — женщина с богатыми украшениями (с. 148, 150, 152). Основу комплекса из склепа 1 составляет головной убор в виде корзины — калаф (с. 156), частый атрибут божеств, ответственных за плодородие и изобилие. Вероятно, похожий головной убор из плотной ткани или войлока, обшитый золотыми бляшками, был найден в склепе 4 (с. 178, 182). Наконец, в росписи на потолке склепа 2 изображена Деметра или Персефона. Наряду с наиболее распространённой трактовкой комплекса из склепа 1 как погребения жрицы Деметры существует предположение о его принадлежности жрице Афродиты из святилища Апатура, находившегося на Таманском полуострове (Гайдукевич 1949. С. 214). Предлагается также видеть в ней жрицу женского божества, родственного Великой богине, почитавшейся на Переднем Востоке, в разных областях греческого мира, а также в Скифии (Мачинский 1978. С. 136). Как и многие боспорские курганы, Большая Близница была кладбищем одной аристократической семьи, где погребения совершали на протяжении последней четверти IV в. до н.э.; две женщины из этой семьи исполняли жреческие функции.

*

Артюховский курган на Таманском полуострове, между древними городами Фанагорией и Кепы, был раскопан в 1879 г. В.Г. Тизенгаузеном, затем С.И. Веребрюсовым. В нём открыт ряд гробниц

(37/38)

Серьга с многофигурной группой на ладьевидной подвеске (с. 206).

Последняя треть IV в. до н.э. Некрополь Херсонеса.

Одна из находок, сделанных при раскопках склепа под городской стеной у въездных ворот.

разных типов, в том числе и склепы с полусферическим сводом (сооружения такого типа были освоены боспорскими строителями ещё в IV в. до н.э.). Хранящиеся в Эрмитаже вещи происходят из трёх неразграбленных гробниц (с. 244, 246, 248, 250, 252, 254). Это ещё один пример аристократического семейного кладбища жителей близлежащего города. Правда, в отличие от Большой Близницы похороненные здесь люди были, скорее всего, частными лицами. По выводам М.И. Максимовой, издавшей материалы кургана в 1979 г., погребения в нём относятся к 140-125 гг. до н.э.

Херсонес Таврический.   ^

Руины Херсонеса находятся на юго-западной оконечности Крымского полуострова, на окраине современного Севастополя. Город был основан греками-дорийцами, выходцами из Гераклеи Понтийской (греческого города на южном берегу Чёрного моря), в конце V в. до н.э. на берегу удобной бухты, на месте более раннего греческого поселения, существовавшего в VI в. до н.э. Расположенный на пересечении морских путей, Херсонес вскоре стал важным торговым и ремесленным центром. Поселенцы, обжив ближайшую округу, постепенно освоили плодородные земли Северо-Западного Крыма, распространив власть Херсонеса и на города Керкинитиду (на месте современной Евпатории) и Калос Лимен (по-гречески «Прекрасная гавань»). Пора наивысшего расцвета города приходится на IV-III вв. до н.э. В конце IV в. до н.э. были сооружены оборонительные стены — великолепный памятник греческого строительного искусства. Они охватили не только существовавшие здания, но и незастроенное пространство, а вся территория внутри стен была разделена на прямоугольные кварталы сеткой пересекающихся улиц. Рядом с главным въездом в город, под фундаментом оборонительной стены, был склеп, в котором в конце IV — начале III в. до н.э. хоронили членов очень богатой и, судя по расположению склепа, уважаемой в городе семьи. Кремированные останки шести умерших находились в глиняных и бронзовых сосудах, а прах одной женщины, очевидно последней в роде, лежал без урны сразу за порогом склепа. В урнах среди пепла были найдены наборы украшений исключительно высокого качества: в чернолаковой — серьги, ожерелье-тесьма с геракловым узлом (с. 210), перстень-печать (с. 209), рядом с ней в простом сосуде — массивный перстень-печать с изображением атрибутов Геракла (с. 208), а в бронзовой урне с надписью «Приз с праздника Анакий» (афинский праздник в честь Диоскуров) — ожерелье-тесьма с подвесками, ожерелье-шнур с геракловым узлом (с. 214) и серьги роскошного стиля (с. 206). В первые века новой эры количество золотых находок возросло, но это, как правило, вещи среднего уровня. Исключение составляет великолепное ожерелье I в. н.э. с подвеской-бабочкой (с. 256).

Херсонес в меньшей степени, чем другие города Северного Причерноморья, испытывал на себе воздействие варварского окружения. Приверженность греческим вкусам демонстрируют привозные произведения искусства и творчество местных мастеров — энкаустическая живопись, терракота, строительное дело, техника обработки камня. Эти же черты характеризовали культуру и быт горо-

(38/39)

Серьга с ладьевидными подвесками (с. 186). Деталь.

Последняя треть IV в. до н.э.

Курган Большая Близница.

да и в римскую эпоху, недаром римский писатель I в. н.э. Плиний Старший отметил, что Херсонес сохранил греческие обычаи лучше других причерноморских городов.

*

Рассказывая о собрании античных ювелирных изделий, нельзя избежать мрачноватых терминов: гробница, погребение, скелет. Что делать, ведь открытие могилы — это всегда вторжение в чьё-то, пусть и очень давнее, горе. Украшения предстают свидетельствами прощания с близкими. «Прими убор вот этот — пусть идёт с усопшею в могилу», — горестно восклицает Ферет, свёкор умершей Алкесты (Еврипид. Алкеста, 618). Но предметы, которыми наделяли умерших, некогда были частицей жизни, они приносили пользу и доставляли радость их обладателям. Конечно, среди находок оказывались и изделия, изготовленные специально для печального ритуала, такие как венки или маски, но всё же большинство вещей — спутники живых людей, отражение их чувств и вкусов: девушка надевала перстень, переходивший в семье по наследству от старшей к младшей; для невесты готовили богатый убор, который она берегла всю жизнь; особенно ценное для семьи ожерелье делили между женщинами; муж, уезжая далеко от дома, дарил жене перстень с призывом ждать его так, как Пенелопа ждала Одиссея.

*

В мире золотых чудес, созданных греческими мастерами, распускаются цветы, извиваются побеги растений; этот мир населён сказочными существами, в нём царят прекрасные божества. Эти картинки к мифам, аллегории и символы преображены творческими усилиями мастеров в подвижные и излучающие золотое свечение произведения, в нечто во сто крат более ценное, чем материал, из которого они сделаны. Это уже не только полные тайного смысла магические знаки, но и реальный инструмент обольщения, действующий сильнее, чем традиционная магия. Сами вещи, пусть они и составлены из стандартных, повторяющихся деталей, гармоничны и совершенны. В них светится радость жизни, пришедшая к нам через тысячелетия.

*

Произведения расположены в альбоме в хронологической последовательности по регионам, вещи из наиболее значительных археологических памятников представлены в том порядке, в каком они были найдены в гробнице: у головы, на груди, на руках. Отступления от хронологического принципа объясняются тем, что в один набор украшений часто входили разновременные вещи.

В тех случаях, когда можно назвать место изготовления предмета, оно указывается в строке под его названием.

наверх