А.Д. Грач
Хронологические и этно-культурные границы древнетюркского времени.
// Тюркологический сборник. К шестидесятилетию Андрея Николаевича Кононова. М.: ГРВЛ. 1966. С. 188-193.
До сих пор в историко-археологической литературе не существует единого понятия древнетюркского времени. Между тем определение понятия «древнетюркское время» вовсе не является только совокупностью вопросов терминологического порядка — это определение несомненно важно для постановки в разработки целого ряда общеисторических проблем.
Правомерно ли отрицание понятия «древнетюркское время» или отнесение к этому времени только тех памятников, которые датируются эпохой существования тюркских каганатов VI-VIII вв.? Думается, что подобная точка зрения совершенно неправомерна. Современные исследования вполне убедительно показывают, что во времена существования каганатов центральноазиатских тюрков (552-745) и уйгуров (745-840) этническая карта центральной Азии и ряда сопредельных с ней территорий не претерпела коренных изменений, а смена одного каганата другим свелась в основном к смене политической гегемонии. Серьёзные изменения этнической карты имели место в эпоху кыргызской экспансии — в период нашествия енисейских кыргызов из-за Саян, когда древнетюркские кочевники, обитавшие южнее Саян и Танну-Ола, были временно оттеснены со своих территорий. Историческим событием, приведшим к ещё большим изменениям этнической карты — изменениям коренного и длительного характера, явилось образование в Центральной Азии киданьской империи Ляо, основанной Елюй Амбагянем в 916 г.
В историко-хронологическом отношении древнетюркское время характеризуется возникновением и бытованием на очень широких территориях и у разных этнических образований тюркской языковой семьи общих черт, проявляющихся очень наглядно в материальной культуре — в форме оружия, бытовых предметов,
(188/189)
конской сбруи, украшений, сосудов. В числе важных моментов, определявших общность древнетюркской культуры, следует, конечно, назвать древнетюркскую руническую письменность, а также погребальный обряд древних племён, входивших в состав тюркских каганатов, и в первую очередь погребения с конём, получившие широкое распространение с VII в. н.э.
Итак, хронологические границы древнетюркского времени охватывают период с VI в. по первую четверть X в., т.е. эпоху существования не только могущественных каганатов тугю, но и государств уйгуров и енисейских кыргызов. Что же касается термина тÿрк, то он, как это особенно ясно показали В.В. Бартольд, А.Н. Кононов * и С.П. Толстов, явился собирательным именем военного союза племён.
В специальной литературе получил распространение тезис, согласно которому государства древних тюрков представляли собой пёстрые конгломераты, временные и непрочные военно-административные объединения. [1] Новейшие археологические исследования в сочетании с данными нарративных источников не позволяют считать этот тезис справедливым: во-первых, государства древнетюркского времени существовали столетиями, а, во-вторых, исследования погребальных комплексов, проведённые на широких территориях (Тува, Монголия, Хакассия, Южный Алтай, Казахстан, Средняя Азия), свидетельствуют о том, что в состав каганатов входили крупные и сравнительно устойчивые этнические группировки, которые вовсе не были эфемерными объединениями. Дробление этнической карты произошло, повидимому, значительно позднее — в результате исторических событий, имевших место главным образом при сложении и развитии монгольской империи. Добавим к тому же, что перенесение известной формулы о временном и непрочном характере и этнической конгломератности империй Кира и Александра, Цезаря и Карла Великого — формулы несомненно справедливой применительно к этим империям, совершенно неправомерно применительно к каганатам древнетюркского времени; нельзя забывать о том, что речь идёт о совершенно разных эпохах и совершенно различных исторических образованиях.
Обобщение данных историко-археологических исследований позволяет выделить следующие основные этно-культурные зоны, существовавшие в древнетюркское время:
(189/190)
1. Зона племён, входивших в состав центрально- и среднеазиатских тюркских каганатов (Монголия, Тува, Алтай, Казахстан, Восточный Туркестан, ряд территорий Средней Азии).
2. Зона племён, входивших в состав государства Хягас — древних кыргызов (Минусинская котловина, а с 840 г. по начало X в. — Монголия, Тува, Алтай). [2]
3. Зона племён, входивших в объединение курыкан (Прибайкалье).
Помимо ряда существенных элементов материальной культуры наиболее показательным критерием для выявления историко-культурных зон является погребальный обряд. Так, например, применительно к первой выделяемой нами зоне — у центральноазиатских племён, входивших в состав каганата тугю, характерны следующие хронологические варианты и типы погребального обряда: а) до первой четверти VII в. включительно — погребения по обряду трупосожжения, заключённые в кольцевые выкладки; возле погребений — поминальные стелы в оградках; б) в VII-VIII вв. — трупоположения с конём, ориентация человека — головой на восток, коня — головой на запад; в) в VIII-IX вв. — трупоположения с конём, ориентация человека — головой на север, северо-запад, коня — на юг; г) в IX-X вв. — трупоположения без коня, ориентация погребённого — головой на север, северо-запад (погребения сросткинского типа). [3] Применительно ко второй выделяемой зоне (древние енисейские кыргызы) — трупосожжение, остатки которого через год переносились на место погребения, где помещались на древней поверхности почвы и
(190/191)
в неглубоких могильных ямах, после чего сооружался курган [4] (дети хоронились по обряду трупоположения). [5]
Погребальные памятники, не характерные для основных этнических групп той или иной историко-культурной зоны древнетюркского времени, но тем не менее встречающиеся на её территории, отражают политические или этнические движения. Так, погребения с трупоположением и, как правило, с сопроводительным захоронением коня, обнаруженные на территории Минусинской котловины (долина р. Таштык, [6] Уйбатский чаатас, [7] долина р. Туба, [8] Капчалы II [9]), отражают период подчинения енисейских кыргызов засаянским тюркам и, по-видимому, оставлены на Среднем Енисее своего рода «гарнизонами». С другой стороны, кыргызские погребения с сожжением, обнаруженные не только южнее Саян, [10] но и южнее Танну-Ола — на границе котловины великих озёр Монголии, [11] отражают эпоху экспансии енисейских кыргызов на юг — события, завершившиеся в 840 г. разгромом
(191/192)
уйгурского каганата и вытеснением кочевого населения Тувы и Монголии на другие территории.
Важным источником для разработки проблемы этнических территорий являются древнетюркские каменные изваяния, [12] в отношении которых было установлено, что границы их распространения совпадают с политическими границами каганата тугю, — иными словами, обряд установки каменных изваяний, изображавших наиболее могущественных побежденных врагов, бытовал у племён, входивших в состав этого политического объединения. Так, изучение изваяний позволило заключить, что северные районы Тувы (Кара-Холь, Сут-Холь, Пий-Хем) до 840 г. не входили в состав государства Хягас. Саянский хребет был политической и этнической границей, а хребты Чихачёва и Шапшальский, возвышающиеся на рубеже Тувы и Алтая, такой границей не являлись, т.е. на Алтае и в Туве в древнетюркское время жили родственные этнические группы. Совершенно очевидно, что и хребет Танну-Ола, расположенный на юге Тувы, вдоль рубежей нынешней Монголии, тоже не служил этническим барьером.
Племена, обитавшие в древнетюркское время на очень отдалённых друг от друга территориях, были объединены широкими экономическими и культурными связями. Ареал этих связей охватывал обширные территории — от пределов Китая на Востоке до границ Византии на западе. Нити культурных, а часто и этнических связей, тянувшихся из горно-степных пространств Монголии и Тувы на территорию Средней Азии, Казахстана и Восточного Туркестана, позволяют установить археологические материалы, и в частности петроглифы — источники, до сравнительно недавнего времени не привлекавшиеся для рассмотрения проблем этногенеза. [13]
Исторические источники и археологические данные позволяют, наконец, сделать вывод о наличии у кочевого населения разных историко-культурных зон древнетюркского времени очень значительной и в то же время своеобразной по формам имуществен-
(192/193)
ной и социальной дифференциации, [14] а также, по-видимому, об использовании рабского труда (скорее всего — труда военнопленных) в горных работах и строительстве рудовозных дорог.
Древнетюркское время, хронологические рамки которого, как указывалось выше, охватывают VI — первую четверть X в. н.э. — время существования могущественных государств кочевников Центральной Азии, Южной Сибири, Казахстана и Средней Азии, — стало в истории тюркоязычных народов эпохой оформления крупных этнических объединений, многие из которых вошли в число предков ряда современных народов — тувинцев, алтайцев, хакасов, казахов, киргизов и других.
Главные задачи ведущихся сейчас археологических исследований памятников древнетюркского времени — дальнейшее собирание материалов, характеризующих основные периоды древнетюркского времени, и преодоление имеющихся лакун — поиск и исследование памятников периода, непосредственно предшествующего древнетюркскому времени, и памятников X-XII вв. — эпохи, предшествовавшей монгольскому времени; разработка вопросов этногеографии и этнических границ; исследование вопросов социального строя и основных направлений экономических и культурных связей. Археологические исследования должны вестись в подлинном комплексе с изучением данных этнографии, антропологии, лингвистики, нарративных источников, палеогеографии. Комплексность исследований должна предусматривать не простое суммирование сведений разных исторических и смежных с ними дисциплин, а подлинное взаимодействие и взаимопроникновение специальностей — только такого рода комплексный подход позволит продвинуть на новые рубежи большое и важное дело изучения древнетюркского времени.
* [ Добавление сайта: см.: Кононов А.Н. Опыт анализа термина тÿрк. // СЭ. 1949. №1. С. 40-47.]
[2] Л.Р. Кызласов выдвинул тезис о гегемонии енисейских кыргызов в Туве и после первой четверти X в. (до 1207 г., т.е. до монгольского завоевания), а также о датировке ряда памятников енисейского письма XI-XII вв. (см. Л.Р. Кызласов, О южных границах государства древних хакасов в IX-XII вв., — «Уч.зап. ХНИИЯЛИ», вып. VIII, Абакан, 1960, стр. 56-77; его же, Новая датировка памятников енисейской письменности, — СА, 1960, №3, стр. 93-120; его же, Этапы средневековой истории Тувы (в кратком изложении), — «Вестник МГУ», ист. науки, сер. IX, №1, 1960, стр. 66, 78, 82 и сл. (далее — Кызласов, Этапы); ср., однако, И.А. Батманов, О датировке енисейских памятников древнетюркской письменности, — «Уч.зап. ТНИИЯЛИ», вып. X, Кызыл, 1963, стр. 291-302; С.И. Вайнштейн, Кургана и стела с древнетюркской надписью в урочище Хербис-Баары, — там же, стр. 265 и сл.; Л.Г. Нечаева, Погребения с трупосожжением могильника Тора-Тал-Арты, — «Труды ТКЭАН», т. II, М.-Л., 1966, стр. 108, 140-142 (далее — Нечаева, Погребения).
[5] Евтюхова, Памятники, стр. 55.
[6] Теплоухов, стр. 56.
[7] Евтюхова, Памятники, стр. 61-64, рис. 112-115.
[8] С.В. Киселёв, Материалы археологической экспедиции в Минусинский край в 1928 г., — «Ежегодник Минусинского музея», 1929, стр. 146-147.
[9] Левашева, стр. 121, 129-136; Евтюхова, Памятники, стр. 60, 64-67. Могильник Капчалы II не может быть датирован временем не ранее второй половины IX в., как это предлагает автор раскопок В.П. Левашева на основании находки в одном из погребений китайской монеты с девизом кайюань-тунбао. В отношении этих монет существуют две точки зрения. Согласно одной из них, выпуск этих монет датируется 713-741 гг., согласно второй — эти монеты чеканились с 621 по 927 г.
[10] А.Д. Грач, Л.Г. Нечаева, Краткие итоги полевых исследований, проведённых археологическим отрядом ТКЭ АН в 1959 г., — «Уч.зап. ТНИИЯЛИ», вып. VIII, 1960, стр. 186-189; Нечаева, Погребения, стр. 108-142; Кызласов, Этапы, стр. 78-83; М.X. Маннай-оол, Итоги археологических исследований ТНИИЯЛИ в 1961 г., — «Уч.зап. ТНИИЯЛИ», вып. Х, 1963, стр. 240-242.
[11] Могильник Саглы-Бажи I, раскопки А.Д. Грача, 1960 г.
[13] А.Д. Грач. Петроглифы Тувы, I (Проблема датировки и интерпретации, этнографические традиции), — МАЭ, т. XVII, стр. 385-403, 408-414, 426 и сл.; его же, Петроглифы Тувы II (Публикация комплексов, обнаруженных в 1955 г.), — МАЭ, т. XVIII, 1958, стр. 339-383; В.А. Ранов, Наскальные рисунки у кишлака Лянгер (Западный Памир), — «Изв. Отд. обществ. наук АН Таджикской ССР», вып. I, (22), стр. 25-27, 39; Труды Киргизской археолого-этнографической экспедиции, т. III, Фрунзе, 1959, стр. 121-124.
[14] Интересным отражением дифференциации по данным погребального обряда является не только различие в богатстве инвентаря, но и помещение в погребения бедных кочевников барана вместо коня. Эти факты были зафиксированы на очень удалённых друг от друга территориях — в Монгун-Тайге (юго-западная Тува) и на Среднем Енисее (Капчалы II).
|
