И.М. Стеблин-Каменский
Анекдоты про востоковедов (вторая серия).
См. также первую и третью серии.
Михаилу Серафимовичу, как он сказал, понравилась моя первая подборка анекдотов про востоковедов [Стеблин-Каменский 2003: 470-486], и он согласился принять в дар по случаю своего юбилея несколько новых образчиков этого жанра, сообщённых мне в том числе и нашими московскими коллегами. Так что в этом собрании в отличие от предыдущего действуют не только ленинградцы-петербуржцы, но и московские востоковеды.
Во вводных замечаниях к «первой серии» были высказаны некоторые общие соображения по поводу значения анекдота как исторического источника, а также изложены основные принципы подачи материала. Здесь они те же: в скобках после анекдота указывается источник и время сообщения. В конце статьи приведены самые краткие биографические сведения об упомянутых персонажах и рассказчиках.
Многие из этих анекдотов передавались мне в письменной форме, за что особенно благодарю Е.В. Анисимова, Ю.Е. Берёзкина, Я.В. Василькова, Н.В. Гурова, И.С. Клочкова, С.Р. Тохтасьева, С.Б. Чернецова и всех коллег, присылавших мне тексты по обычной и электронной почте, передававших свои заметки и, разумеется, рассказывавших анекдоты при встречах или по телефону. В отдельных случаях я счёл возможным несколько отредактировать полученные тексты, а также уточнить достоверность передатчиков («менад», как это принято при ссылках на исламские хадисы).
Надеюсь, что Михаил Серафимович благосклонно примет эти истории и они его хоть немного позабавят.
* * *
Московский иранист Мирза-Джафар написал статью о звукоподражательных повторах в персидском языке, о словах типа чаранд-паранд, канд-манд и т.д. Статью он дал на отзыв известному иранисту академику Коршу.
(30/31)
— Ну, как моя статья? — спросил Мирза-Джафар у Корша через некоторое время.
— Ну, статья-матья, — заключил Фёдор Евгеньевич.
(М.Н. Боголюбов, 24 июня 2004 г.)
* * *
Во время войны И.М. Дьяконов служил на Северном фронте переводчиком. Однажды разведчики поймали немца и привели к нему на допрос. В числе главных вопросов был следующий: «Есть ли у солдат вашего подразделения вши?». Поскольку вши подрывали моральный дух войск, германское командование приказало тщательно скрывать их наличие. Дьяконов спросил пленного насчёт вшей. Немец, выполняя приказ, не хотел признаваться, но понимая, что вшей русские у него все равно обнаружат, ответил:
— Лишь очень редкие, отдельно взятые экземпляры *.
(С.Р. Тохтасьев, декабрь 2004 г.)
* Это определение по-немецки («Nur gam wenige, vereinzelt genommene Exemplare») Игорь Михайлович повторял, когда нужно было как-то закамуфлировать истинное количество чего-либо.
* * *
Директор Эрмитажа академик Иосиф Абгарович Орбели был беспартийным. Его вызвали в обком и поставили на вид, что среди сотрудников Эрмитажа много людей с дворянскими фамилиями.
— Я сам кавказский аристократ, — сказал Орбели, — мой род восходит к восьмому веку. Русское дворянство тогда ещё не существовало. Так что мне трудно сказать, насколько дворяне мои сотрудники.
(Из интервью М.Б. Пиотровского газете «Смена», 29 декабря 1995 г.)
* * *
Когда в 70-е годы прошлого века в Ленинграде повсюду были расклеены плакаты «Партия — ум, честь и совесть нашей эпохи!», Дмитрий Алексеевич Ольдерогге представлялся некоторым своим знакомым, заявляя:
— Я — человек безумный, бесчестный и бессовестный.
(С.Б. Чернецов, сентябрь 2003 г.)
* * *
Дмитрий Алексеевич Ольдерогге читал у себя на кафедре первокурсникам (а это были преимущественно девушки) лекцию по введению в африканистику. В те времена студенческое общежитие находилось в здании факультета. Вдруг сидевшие за первым столом, который отделял их от профессора, заметили, что от
(31/32)
них к нему неторопливо ползёт клоп. Ужас, смятение и глубочайшее смущение охватили девушек. Дмитрий Алексеевич увидел опрокинутые лица студенток и через секунду понял причину.
— Ах, э-это…
Он послюнил палец, уничтожил поганого зверя и самым будничным тоном произнёс:
— Тем, кто боится насекомых, в Африке делать нечего.
(И.С. Клочков со слов С.Б. Чернецова, 10 сентября 2003 г.)
* * *
Вскоре после войны из высокогорного лакского аула в Дагестане приехал учиться в Ленинград Мухаммед Абдулкадырович Дандамаев. Заниматься он решил древней историей, написал впоследствии книги об Ахеменидах, о рабстве в Вавилонии…
Первые каникулы, возвращение домой. Дедушка спрашивает:
— Учишься, Мухаммед?
— Учусь, дедушка.
— Книжки читаешь?
— Читаю, дедушка.
— Ну и что же в ваших книжках пишут, Мухаммед?
— Да всё больше про рабов, дедушка.
— Про рабо-ов?? Интересно. И что же они там про рабов пишут?
— Пишут, дедушка, что плохо работали.
— Так прямо и пишут?
—Так и пишут, дедушка.
— Странно. Были у меня рабы — хорошо работали…
(И.С. Клочков, сентябрь 2003 г.)
* * *
В конце 60-х или начале 70-х годов высшие партийные начальники созвали в Москве очередное совещание, посвящённое реформе Академии наук. Всё дело, разумеется, сводилось к сокращению штатов и «некоторых подразделений». Кое-кто из приглашённых на совет академиков, чуя, куда дует ветер, пылко доказывал необходимость реформ с цифрами в руках: сколько можно сэкономить денег для народного хозяйства при 10-процентном сокращении, сколько при 15-процентном и т.д.
— А что вы думаете, Бободжан Гафурович? — спросил председательствующий у Гафурова, директора ИВ АН, академика и члена ЦК КПСС.
Тот неторопливо и, как обычно, негромко ответил:
— Мне кажется, что, может быть, пока лучше ничего не трогать. Деньги тут получаются не такие уж большие, а сколько будет скандалов и крику… Это все равно как свиней стричь: визгу много, шерсти — мало.
(32/33)
Сравнение очень понравилось начальству. Они много смеялись и решили «пока ничего не трогать».
(И.С. Клочков со слов Г.М. Бауэра, октябрь 2003 г.)
* * *
У Гафурова всегда было два-три секретаря. В их числе в последние годы директорства Гафурова служил и Борис Румянцев. Хороший был человек: держал в курсе институтских дел своих близких приятелей, а иногда даже прятал под сукно приходившие на них неприятные бумаги из милиции.
Как-то раз Гафуров призывает Бориса к себе в кабинет и спрашивает его:
— Борис, мне сказали, что ты много пьёшь. Это правда?
— Вообще-то пью, Бободжан Гафурович, но не очень сильно.
— Вот и я что-то не замечал этого за тобой.
— Так ведь я как пью, Бободжан Гафурович, — стал охотно объяснять ожидавший худшего Борис. — Я уже вечером, после работы. Беру в магазине около дома и иду к себе…
— Молодец! Х-х-хитрый, — похвалил секретаря Гафуров.
(И.С. Клочков, октябрь 2003 г.)
* * *
Когда запустили Гагарина в космос, академик Иосиф Абгарович Орбели попросил свою секретаршу и референта Екатерину Георгиевну Алексееву (служившую в институте с 1959 по 1994 г.) позвонить в Москву и узнать, как можно отправить человека в космос. Екатерина Георгиевна, конечно, ничего не смогла разузнать и доложила об этом Иосифу Абгаровичу.
— Очень жаль, — огорчился Орбели, — а то бы я жену отправил, но только так, чтобы уже не возвращалась.
(Е.Г. Алексеева, 2 апреля 2004 г.)
[Прим. сайта: И.А. Орбели умер за два с лишним месяца до полёта Гагарина.]
* * *
Иосиф Абгарович держал в кабинете в шкафу грузинский коньяк и пил его из серебряного стаканчика. Когда директором института стал Юрий Ашотович Петросян, то Екатерина Георгиевна не разрешала ему пользоваться этим стаканчиком (по другому варианту — серебряным подстаканником).
Прошло лет пять. Принимали какую-то делегацию или было какое-то заседание от Президиума, и устроили чаепитие. Екатерина Георгиевна поставила перед Петросяном серебряный стаканчик (подстаканник) Орбели.
— Что, меня теперь уже можно действительно считать директором? — спросил её Юрий Ашотович.
(Е.Г. Алексеева, 2 апреля 2004 г.)
(33/34)
После визита академика Тихвинского Юрий Ашотович вызвал Екатерину Георгиевну и спросил:
— Запомнили этого человека?
— Да, — подтвердила Е.Г.
— Больше его ко мне никогда не пускайте! — приказал он.
Сергей Леонидович Тихвинский убеждал Петросяна передать китайцам хранящиеся в Рукописном фонде Азиатского Музея рукописи из Дуньхуана.
(Е.Г. Алексеева, 2 апреля 2004 г.)
* * *
К Струве на дачу в Комарово приехал аспирант. Спросил потом, как пройти на дачу к Орбели.
— Голубчик, — отвечал академик, — идите прямо по этой улице, на всех калитках увидите надпись «Осторожно, во дворе злая собака!». А там, где не будет такой надписи, там и живет Орбели *.
(Ю.Е. Берёзкин со слов Ю.В. Арутюняна, апрель 2004 г.)
* Добавление «потому что он сам хуже любой собаки» — необязательно.
* * *
Однажды академик Орбели ехал с дачи в электричке. Задремал по дороге, а когда на Финляндском вокзале проснулся, то увидел, что в его тюбетейку, упавшую с головы на пол, сердобольные граждане накидали мелочи.
(Е.В. Анисимов со слов А.Л. Грюнберга, декабрь 2004 г.)
* * *
Академик Струве как-то сказал студентам:
— Древнеегипетские имена очень трудные, можно произносить по-разному — «Аменхотпе», «Аменхотеп», но только не говорите «Аменхотёп».
(М.Н. Боголюбов, 8 сентября 2004 г.)
* * *
Московский иранист Эдвин Арвидович Грантовский рассказывал в 70-е годы о своём учителе Петре Ивановиче Иванове [Петрове. — испр. по указанию в 3-й серии]:
— Человек он был знающий, но писал мало. В молодости работал в дипмиссии или торгпредстве в Афганистане. Потом, когда, по его выражению, «совсем мясники пришли», перевёлся на преподавательскую работу. Занимался поздним средневековьем в Иране, жил тихо, ни во что не вмешивался, но смотрел на про-
(34/35)
исходившее явно неодобрительно и изредка повторял расхожую шутку: «У нас в стране только две организации и есть — Госстрах и Госужас».
В 1960 г. в Москве проводили Всемирный конгресс востоковедов. Съехалось множество учёных из разных стран. Пётр Иванович ходил на все заседания, на все секции, внимательно слушал, приглядывался, а после закрытия конгресса грустно заметил:
— Я раньше думал, что хоть там есть учёные. Посмотрел — тоже шантрапа.
(И.С. Клочков, сентябрь 2003 г.)
* * *
Когда готовился Конгресс востоковедов, в Москву для работы в оргкомитете на полгода прикомандировали из Ленинграда Игоря Михайловича Дьяконова. В этом же комитете был Исидор Саввич Кацнельсон. Они тут же разругались в пух и прах. Не здоровались, не разговаривали. Ну а дело-то делать надо. И вот сидим мы втроем в этой самой комнатке: Дьяконов у окна, Кацнельсон в углу, я на своём месте у дверей.
Дьяконов обращается ко мне:
— Григорий Фёдорович, скажите этому болвану, чтобы он отправил такому-то повторное приглашение.
Я поворачиваюсь к Кацнельсону и говорю:
— Исидор Саввич, Игорь Михайлович просит вас отправить такому-то повторное приглашение.
Кацнельсон отвечает:
— Григорий Фёдорович, передайте, пожалуйста, этому нахалу, что такое приглашение послано три дня назад.
Я честно передаю его слова Дьяконову:
— Игорь Михайлович, Исидор Саввич говорит, что… и т.д.
Так несколько месяцев конгресс и готовили.
(И.С. Клочков со слов Г.Ф. Ильина, сентябрь 2003 г.)
* * *
Шел однажды Струве с двумя своими учениками по Дворцовой набережной. У Эрмитажа встречают И.А. Орбели в окружении нескольких сотрудниц, среди которых его бывшие жены.
Кто-то из спутников Василия Васильевича тихонько говорит:
— Вот Иосиф Абгарович, как всегда, со своим цветником.
— Помилуйте, голубчик, — замечает Струве, — какой же это цветник? Это же гербарий *.
(И.С. Клочков со слов И.С. Кацнельсона, сентябрь 2003 г.)
* В другом варианте (Е.В. Анисимов со слов А.Л. Грюнберга, декабрь 2004 г.) Орбели говорит эти слова сам в ответ на замечание некоего льстеца: «Как мило увидеть вас в окружении настоящего цветника!» — «Настоящего гербария!» — уточняет Орбели.
(35/36)
* * *
Василию Васильевичу Струве частенько оставляли на попечение маленьких внуков. Детишки были резвые и шумные, носились по квартире, галдели и очень мешали работать. Домработница справиться с ними не могла. Помимо всего прочего с ними нужно было ещё и гулять. Иногда можно было видеть, как Василий Васильевич, спеша закончить прогулку и вернуться к работе, быстро шагает к дому и тащит за руки не поспевающих за ним и орущих малышей. Однажды, говорили, он даже вывихнул руку кому-то из них.
Когда внучата совсем допекали Василия Васильевича, он свои обычные жалобы заканчивал так:
— Знаете, кому я памятник поставил бы? — Царю Ироду!
(И.С. Клочков со слов И.С. Кацнельсона, сентябрь 2003 г.)
* * *
Василий Васильевич Струве, проходя мимо одной довольно полной сотрудницы, которая была к тому же беременна, заметил:
— Ну что, голубушка, полнеем?
— Полнеем, Василий Васильевич.
— Вот и я тоже…
(A.M. Решетов, май 2002 г.)
* * *
В молодые годы Струве играл в какой-то весьма приличной футбольной команде. Потом он спорт бросил, но в трудные времена высказывал об этом сожаление:
— Зачем я это сделал?! Я ведь мог стать очень неплохим футболистом!
— Что вы, Василий Васильевич! Вы же а-ка-де-мик.
— Что такое академик? Академиков у нас в семье и без меня несколько, а вот футболистов ни одного.
Академиков тогда иногда гоняли больше, чем футболистов *.
(И.С. Клочков со слов И.С. Кацнельсона, сентябрь 2003 г.)
* Похожий анекдот рассказывается и об академике А.Н. Кононове, который в молодости тоже играл в футбол.
* * *
Коллеги расспрашивали Сергея Николаевича Соколова о том, как он воевал.
— Послали нас с Васькой, моим другом, из лётного училища в часть. Только Васька летать стал, а меня назначили в аэродромную обслугу. Месяца через два Васька немца сбил, Васька — лейтенант. А я — старший сержант, механик самолета. Через полгода Васька второго немца сбил. Ваське орден дали, Васька —
(36/37)
старший лейтенант. А я — старший сержант, механик самолета. Через год Ваську немец сбил. А я — старший сержант, механик самолета…
— Так что ж, Сергей Николаевич, ты так за войну ни одного немца не убил?
— Никого не убил. Я даже своего политрука не убил, а уж такая сука был…
(И.С. Клочков со слов В.Б. Португаля, сентябрь 2003 г.)
* * *
Владимир Аронович Лившиц после окончания Востфака работал в Сталинабаде (Душанбе), преподавал в разных институтах, в том числе в так называемом ЖПИ (Женском педагогическом институте). Начинал лысеть и решил лечиться. Пришел к какому-то доктору — совершенно лысому, как он вспоминал. Но это его не обескуражило, доктор прописал микстуру, и В.А. втирал её в голову. Микстура была в бутылке из-под портвейна «Памир», а такой портвейн он тоже употреблял. Однажды В.А. перепутал бутылки и, полив голову портвейном, пришел на лекцию.
— Имруз бисьёр буи хуш аз шумо мебарояд *, — заметили студентки.
(В.А. Лившиц, 1995 г.)
* Сегодня от вас очень приятно пахнет (тадж.).
* * *
Неподалеку от Душанбе откопали обломок большого глиняного горшка (хума) с надписью греческими буквами. Дали на прочтение Лившицу, и в 1953 г. в «Известиях [Докладах] АН Таджикской ССР» была опубликована его небольшая статья «Тохарская надпись на хуме».
Спустя четверть века Борис Яковлевич Ставиский сослался на неё в своей статье «Находки кушано-бактрийской письменности» * в венгерском журнале «Acta Antiqua» в томе, посвящённом Яношу Харматте (1977, т. 25). В примечании к названию статьи в слове хум была опечатка: отсутствовала буква м.
За оттиск этой статьи Владимиру Ароновичу в своё время предлагали большие деньги, но он не продавал.
(В.А. Лившиц, 90-е годы)
[* Прим. сайта: Правильное название этой статьи Б.Я. Ставиского — «Языки и письменности кушанской Бактрии в свете данных археологии и нумизматики». См. в сети, опечатка — на стр. 216, прим. 16.]
* * *
В ЛО ИВ АН в 60-70-е годы два сотрудника, видные учёные, отчаянно враждовали между собой, интриговали и досаждали начальству бесконечными жалобами. В конце концов московский директор академик Гафуров решил приехать в Ленинград и навести порядок. Поехал он поездом вместе с одним московским сотрудником, своим помощником Мишей Дробышевым. Подъезжают они к Ленинграду, чудесное утро, светит солнце, Б.Г. в самом отличном расположении духа. Вдруг он говорит Дробышеву (со своим обычным акцентом):
(37/38)
— Не то у меня настроение, чтобы с ними разговаривать. Сейчас приедем, машину отправим, будем долго стоять в очереди на такси, номер в гостинице возьмем самый плохой.
Так и сделали. Наконец явились в институт, расположились в директорском кабинете. Входят те двое, поздоровались. Молчание. Потом Гафуров, сдерживая смех, говорит:
— Вийдитэ.
— Те уходят.
— Не могу, — говорит Б.Г. Помолчал, подумал и сказал:
— Ты, Миша, вот так сядь и смотри на меня из-подо лба, зло так смотри, долго смотри.
Дробышев уставился на Гафурова диким косым взглядом. Прошло минут десять.
— Теперь уходи и быстро зови их.
…Никто не знает, что он им там говорил, но через полчаса оба вышли со слезами на глазах. Интриг своих они, конечно, не оставили, но начальству больше уже не жаловались.
(В.А. Лившиц, октябрь 2004 г.)
* * *
Прогуливался однажды Гафуров с Мирзо Турсун-заде по городу.
— Что-то, — грустно говорит Мирзо, — замечаю, девушки перестали обращать на меня внимание.
— Будь рад тому, — сказал Бободжан Гафурович, — что ты ещё обращаешь на них внимание.
(С.М. Иванов со слов М.С. Мейера, 25 января 2005 г.)
* * *
Осенью 1968 г. в Душанбе состоялся большой Международный конгресс по истории и культуре кушан. Заключительный приём для участников был устроен в роскошном саду на правительственной даче. Хозяином был академик Гафуров, в прошлом первый секретарь ЦК компартии Таджикистана. В конце вечера он обратился к одному из самых почётных гостей, профессору Доменико Фачченне, бывшему министру культуры Италии:
— Вы мне в Италии показывали ваши апельсиновые деревья. Теперь я хочу показать вам наши гранатовые и лимонные рощи. Давайте поедем, тут не так далеко.
Профессор согласился, идут к машине, садятся. Спереди шофер, на соседнем сиденье кое-как уместились грузный Гафуров и его верный помощник и переводчик, тоже довольно крупный, Миша Дробышев. Сзади лёгкий шум, возня, усаживаются гости. Захлопнули дверцы и поехали.
Ночь, луна. Гафуров без умолку рассказывает об орошённых пустынях, возделанных полях и цветущих садах в совхозах и колхозах, организованных на месте
(38/39)
пустырей и развалин. Дробышев переводит. Странно немного, но Фачченна ничего не отвечает. Может, уснул, но так тесно, что Дробышеву даже не повернуться. Наконец фары освещают фруктовые деревья. Остановились.
— Вот эти деревья, — говорит Б.Г., — при мне посадили. Давайте, профессор, выйдем. Я вам нарву самых лучших плодов.
Дробышев вылезает первым, разгибается, оглядывается и застывает в изумлении: на заднем сиденье несколько насмерть перепуганных таджиков. Верные мюриды Б.Г., не смея оставить своего патрона, оттёрли при посадке почетного гостя.
Гафуров смеялся до слёз всю обратную дорогу. *
(И.С. Клочков со слов И.В. Можейко, 1970-е; эпизод частично и в несколько ином варианте подтверждается В.А. Лившицем, 2004 г.)
[* прим. сайта: см. добавление в 3-й серии]
* * *
Иосиф Михайлович Оранский защитил докторскую диссертацию. В Доме учёных был большой банкет. Поздно вечером персонал ресторана объявляет, что пора, мол, гостям расходиться по домам. А пиршество в разгаре, всего ещё полно, настроение самое приподнятое. Решили продолжить на квартире у кого-то, кто жил не так далеко. Разобрали по карманам и портфелям целые и початые бутылки, взяли какую-то снедь и двинулись в путь. На Марсовом поле большая компания растянулась в длинную процессию: впереди виновник торжества, где-то в конце Григорий Максимович Бонгард-Левин. И тут навстречу бредут мимо два жуткого вида алкаша. Г.М. их останавливает:
— Ребята, выпить хотите?
— Гы-ы…
— Даю две бутылки. Надо незаметно забежать вперёд, подойти вон к тому мужику (видите, впереди, вон тот), пожать ему руку и сказать: «Йося, мы тебя поздравляем!».
— И всё?
— Все, больше ни-ни. И сразу сматывайтесь.
Ребята получили по бутылке и припустили по параллельной аллейке, а Г.М. с участниками розыгрыша подтянулись вперёд.
Оранский идет, о чём-то рассуждает со спутниками. Вдруг из-за куста вываливаются два страховидных бродяги, трясут ему руку, поздравляют, как было велено, и исчезают. А оторопевший Иосиф Михайлович растерянно произносит:
— Меня, оказывается, знают в городе…
(И.С. Клочков со слов Г.М. Бонгард-Левина, сентябрь 2003 г.)
* * *
Доцент Липин читал со студентами-ассириологами (Козырева, Голузеев, Клочков) среднеассирийские законы. Эти занятия также посещал не очень уже молодой историк из Баку Играр Алиев. Дошли до статьи 20: «Если человек познал
(39/40)
равного себе и его клятвенно обвинили и уличили, должно познать его самого и кастрировать его». Перевели, разобрали грамматические формы.
— Если всё ясно, будем читать дальше, — говорит Липин.
Тут Клочков, желая затянуть время, задаёт вопрос:
— Простите, Лев Александрович, а кто должен был делать всё это? Ну… познавать… кастрировать. Палач какой специальный?
Липин чуть усмехнулся и отвечает:
— Знаете, Игорь, на Востоке охотников до этого всегда было предостаточно… — помолчал секунду и — Алиеву:
— Не так ли, Играр Габибович?
(И.С. Клочков, сентябрь 2003 г.)
* * *
Востоковедов-«древников» в 70-е годы очень редко пускали за границу; ездили время от времени два-три человека. И вдруг посылают в Индию на конференцию индийских историков Григория Фёдоровича Ильина, который вообще никогда никуда не «выезжал», разве что в ГДР был когда-то. Возвращается он через неделю, сослуживцы к нему с расспросами:
— Ну-у, Григорий Фёдорович, рассказывайте. Как Индия? Красивая страна? Люди какие?
Честнейший и невероятно добросовестный Г.Ф. отвечает:
— Отстаньте от меня. Не видел я никакой Индии, просидел всё время на заседаниях. Видел только индийских историков и нищих. И часто это были, по-моему, одни и те же люди.
(И.С. Клочков, очевидец, начало 70-х, сообщено в сентябре 2003 г.)
* * *
Евгения Петровича Челышева «прорабатывали» на партбюро института, в том числе обвиняя, что он спит со всеми своими аспирантками.
— Нет, не со всеми, — оправдывался Евгений Петрович.
(А.Б. Куделин, май 2002 г.)
* * *
Юрий Валентинович Кнорозов в последний период своей жизни занимался дешифровкой индской письменности, а потому его можно считать и востоковедом (начинал он статьёй по этнографии Хорезма, в которой главным аргументом пребывания там мифического первочеловека Гайомарда является то, что местность окружена легендами и святилищами [Кнорозов 1949]). Но в основном он занимался дешифровками. В 50-е годы защитил [защищал. — испр. по указанию в 3-й серии] кандидатскую диссертацию по расшифровке письменности майя.
(40/41)
В зале Учёного совета полно народу, все стены завешаны листами ватмана с крупными изображениями иероглифов майя.
Прочитали положенные бумаги. Слово предоставляется диссертанту.
Ю.В. подошёл к столу, за которым сидели члены совета, положил два огромных машинописных тома и сказал:
— Вот, написал.
Молчание.
— А вы не могли бы вкратце изложить содержание вашей работы? — спросил председательствовавший.
— Нет, не могу. Мог бы, и написал бы кратко.
— Вновь молчание.
— Какие будут вопросы к диссертанту?
Почтенная дама, указывая на одно из страшилищ, спросила:
— Скажите, пожалуйста, а что вот этот знак означает?
— Простите, который? — А, этот, храпоидол… — Понятия не имею.
Потом выступали оппоненты. Диссертацию признали докторской.
(С.Б. Чернецов, октябрь 2004 г.)
* * *
На острове Итуруп Ю.В. Кнорозов со своей ленинградской командой едет на автобусе из Курильска в посёлок Рейдово. Ехать около часа, дорога идёт вдоль подножия вулкана Богдана Хмельницкого. Ю.В. объясняет, почему айнам было удобнее подниматься на вершину вулкана с южной стороны и вовсе невозможно — с северной. Подъезжая к Рейдово, кто-то спрашивает:
— А какие там на вулкане есть следы айнов? Вы ведь на вершину забирались.
— Кнорозов удивлённо смотрит на спрашивающего:
— Никаких там следов нет, они не лазили туда вовсе — чего им там делать?
(Ю.Е. Берёзкин, январь 2003 г.)
* * *
Остров Итуруп, дюны у озера Танкового, июль месяц, холодно (10 градусов), идёт мелкий дождь. Кнорозов сидит под дождём у палатки на мокром песке и что-то выковыривает ложкой из консервной банки.
— Юрий Валентинович, вы бы в палатку зашли, миски же есть, Лена вот кашу сварила.
— Зачем? Да ну…
(Ю.Е. Берёзкин, январь 2003 г.)
* * *
На окраине Курильска Кнорозов сворачивает с дороги на ведущую вдоль забора тропинку. Якобы там видны следы пребывания айну. Навстречу с яростным
(41/42)
лаем приближается овчарка. Кнорозов долго смотрит на неё, неопределённо машет рукой и произносит:
— Зачем? Да ну…
(Ю.Е. Берёзкин, январь 2003 г.)
* * *
В советском политическом и научном лексиконе часто встречалось слово «пережиток». Как-то раз на занятиях Исаака Натановича Винникова всплыла эта тема.
— Пег’ежитки! — воскликнул И.Н. — Ви не знаете, что такое пег’ежитки! Сейчас я вам объясню, что такое пег’ежитки…
С этими словами он повернулся спиной к аудитории, обеими руками задрал полы своего пиджака к пояснице и, развернув голову, насколько это было возможно, продолжал:
— Вот видите пуговички. Раньше порядочные люди ездили кататься верхом во фраках. А у фраков были длинные фалды. И, чтобы они не мешали и не пачкались, в фалдах снизу проделали петли, а к пояснице пришили пуговицы. К ним пристёгивали эти фалды… Потом всё это прошло… стали ездить кто в чём. Фраки укоротились до пиджаков и теперь петель в фалдах больше не делают, а пуговицы на пояснице остались!
Исаак Натанович повернулся лицом к слушателям и победоносно заключил:
— Вот, что такое пег’ежиток! *
(В.А. Лившиц, 1997 г.)
* В несколько другом варианте этот эпизод излагается в воспоминаниях И.М. Дьяконова [Дьяконов 1995: 263-264].
* * *
В одном среднеазиатском университете защищалась диссертация по археологии. Работа была, разумеется, довольно «слабая», но главным препятствием к защите явилось то, что диссертант, мелкий начальник или какой-то торгаш, не знал, о чём в ней речь. Выглядело это настолько неприлично, что даже очень снисходительный совет не мог пропустить защиту. Спорили только о том, как мотивировать отсрочку защиты. Отправить на доработку? Но сама работа ещё туда-сюда, дело в диссертанте…
Тогда присутствовавший на заседании Борис Анатольевич Литвинский предложил свою формулировку: «Отложить защиту на три месяца, чтобы предоставить диссертанту возможность ознакомиться с текстом диссертации».
Это устроило всех. Так и записали в протоколе.
(И.С. Клочков со слов Б.А. Литвинского, декабрь 1999 г.)
(42/43)
* * *
Когда Литвинский приехал в Берлин в первый раз на какой-то конгресс, его там спросили:
— Вы уже здесь бывали?
— Хотел, но меня не пустили.
— Кто же?
— Меня остановили на Лобзейских высотах, — скромно ответил Борис Анатольевич.
Там Б.А., командир взвода автоматчиков, был ранен в 1945 г.
(В.А. Лившиц, 1999 г.)
* * *
В мае 1962 г. археологи заканчивали раскопки маленького раннеземледельческого поселения Джейтун в Южных Каракумах, недалеко от предгорий Копет-дага. Под глинобитным полом одного из раскопанных домишек нашли детское погребение. Возник вопрос: что с ним делать?
— Честно говоря, тут и смотреть не на что. Закопать его надо в отвале, — предложил аспирант Анатолий Щетенко.
— Нет, Толя, так нельзя, — возразил Вадим Михайлович Массон, руководитель экспедиции. — Как-никак, а всё-таки это первый антропологический материал с памятника. Надо брать.
(Могильники поселения обнаружили потом через несколько лет под соседними барханами.)
— Но, Вадим Михайлович, во-первых, снимать — это полдня возни, во-вторых, чтобы его закрепить, спирт нужен, а у нас его нет, — не сдавался Анатолий.
— Сколько спирта надо выписать? — живо и, как всегда, по-деловому спросил Массон.
Ответил Виктор Иванович Сарианиди, который уже закончил свои раскопки и приехал на Джейтун в гости:
— Граммов так двести, чтобы закрепить, и литров пять, чтобы увековечить.
(Выписали, помнится, три.) *
(И.С. Клочков, 2003 г.)
[* прим. сайта: см. добавление в 3-й серии]
* * *
В месткоме ЛО ИВ АН образовалась очередь на улучшение жилищных условий. Большинство стоявших в этой очереди были евреи. Это дало повод некоторым «ультрапатриотически» настроенным сотрудникам заявить, что местком — «еврейская лавочка». Орбели, не терпевший национализма, устроил разбирательство и пригласил на него из Москвы Гафурова.
(43/44)
— Что такое «еврейская лавочка»? — кричал Орбели. — Так они еще скажут, что у меня — «армянская лавочка»!
— А у мэня — «таджикская»! — подхватил Гафуров.
— Да, у вас — «таджикская лавочка»! Хотя скажут — тоже «с прожидью» (у вас ведь есть Брагинский)… Мы, армяне, как и евреи, знаем, что такое погромы. Только у евреев потрошили перины, а у нас, армян, выпускали кишки… И я знаю: сегодня они говорят «еврейская лавочка», а завтра скажут: «Бей жидов, спасай Россию!».
— А таких указаний наша партия пока не давала, — строго заключил Бободжан Гафурович.
(Я.В. Васильков со слов Л.Н. Меньшикова, сентябрь 2003 г.)
* * *
Однажды директор ЛО ИВ АН Петросян и Тёмкин (учёный секретарь) шли по Дворцовой набережной и обсуждали кадровые проблемы. В Отделении всегда было много хлопот с эмоционально и психически неуравновешенными людьми, чаще всего дамами.
А в это время им навстречу двигалась дама гренадерского сложения на последнем месяце беременности. Устремив взор вдаль, поверх невских волн, она что-то бормотала себе под нос.
— Смотрите, Эдуард Наумович, вот «идеальный кадр» для нашего института, — сказал Юрий Ашотович.
Через некоторое время, вернувшись в институт, они застали эту самую даму у себя в приёмной с рекомендательным письмом от видного московского востоковеда *, просьбу которого принять её на работу нельзя было не уважить.
(Я.В. Васильков, сентябрь 2003 г.)
* Возможно, подразумеваются Т.К. Посова и Г.М. Бонгард-Левин.
* * *
Когда Тохтасьева взяли на работу в ЛО ИВ АН, многие подходили к нему, доверительно и не без гордости сообщали:
— Понимаете ли, наш институт особенный, здесь все сотрудники — ненормальные… ну, кроме меня, конечно.
(С.Р. Тохтасьев, октябрь 2004 г.)
* * *
Как-то Дьяконов и Тохтасьев, сидя в коридоре за столиком, занимались арамейским. Мимо с блаженной улыбкой проходила одна сотрудница. Поравняв-
(44/45)
шись с ними, она на ходу ласково погладила обоих по головам и задумчиво проследовала дальше.
— Вот видите, — обрадовался Игорь Михайлович, — я же вам говорил, что у нас здесь все ненормальные.
В это время другой сотрудник продвигался по коридору в сторону Арабского кабинета, но вместо дверей кабинета вошёл в открытые кем-то дверцы огромного книжного шкафа.
(С.Р. Тохтасьев, октябрь 2004 г.)
* * *
Илья Павлович Петрушевский иногда появлялся в аудитории в двух галстуках: один повязывала жена, другой нацеплял он сам.
А однажды он был заперт в квартире женой, уехавшей на дачу. Пришли студенты сдавать зачёт. Он опрашивал их через дверь, а затем подписывал зачётки, которые ему подсовывали под дверь.
Шёл он как-то по Университетской набережной и вдруг заметил, что в одной калоше. Подумав, что другая, вероятно, осталась в автобусе, он украдкой бросил уцелевшую в Неву. Каково же было его удивление, когда пропавшая обнаружилась у него под столом.
Принимал он как-то дома экзамен у студента. Оставив его в кабинете готовиться, пошёл на кухню поставить чайник, потом задумался о чём-то, оделся, запер квартиру и уехал на дачу. О студенте вспомнил через день, глядя, как кипит чайник.
(Е.В. Анисимов по разным источникам, декабрь 2004 г.)
^ Дополнение к первой серии «Анекдотов про востоковедов»
[Стеблин-Каменский 2003: 477]
О том, что академик В.В. Струве имел основание на вопрос, не родственник ли он парижскому эмигранту, «легальному марксисту» Петру Бернгардовичу Струве, отвечать «Даже не однофамилец!», в воспоминаниях И.М. Дьяконова сообщается, что Василий Васильевич «стал Струве по усыновлению» [Дьяконов 1995: 282].
^ Краткие биографические справки.
Алексеева Екатерина Георгиевна (1918) — референт, секретарь ЛО ИВ АН, СПбФ ИВ РАН (1959-1994).
Алиев Играр Габиб оглы (1924-2004) — историк Мидии, чл.-кор. АН Азербайджана, директор Института истории Азербайджана.
(45/46)
Анисимов Евгений Викторович (1947) — историк, сотрудник Санкт-Петербургского института истории РАН, писатель.
Арутюнян Юрий Вартанович (1929) — чл.-кор. РАН, социолог, этнограф.
Бауэр Глеб Михайлович (1925-1989) — арабист, сотрудник ИВ РАН.
Берёзкин Юрий Евгеньевич (1946) — этнограф, археолог, сотрудник Кунсткамеры, ИИМК, преподаватель Европейского университета, Востфака.
Боголюбов Михаил Николаевич (1918) — иранист, академик, почётный декан Востфака.
Бонгард-Левин Григорий Максимович (1933) — индолог, академик, профессор МГУ, главный редактор ВДИ.
Васильков Ярослав Владимирович (1943) — индолог, сотрудник СПбФ ИВ РАН, преподаватель Востфака.
Винников Исаак Натанович (1897-1973) — семитолог, профессор Востфака.
Гафуров Бободжан Гафурович (1908-1977) — академик, директор ИВ АН.
Голузеев Олег Иванович (1943) — арабист-историк, преподаватель Востфака.
Грантовский Эдвин Арвидович (1932-1995) — иранист-историк, сотрудник ИВ РАН.
Грюнберг-Цветинович Александр Леонович (1930-1995) — иранист, сотрудник ЛО ИЯ (ИЛИ), профессор Востфака.
Гуров Никита Владимирович (1935) — индолог, заведующий кафедрой индийской филологии Востфака.
Дандамаев Мухаммед Абдулкадырович (1928) — чл.-кор. РАН, историк, сотрудник СПбФ ИВ РАН.
Дробышев Михаил Александрович (1933-1982) — историк, сотрудник ИВ АН.
Дьяконов Игорь Михайлович (1915-1999) — востоковед, сотрудник Эрмитажа, СПб. фил. ИВ РАН.
Иванов Сергей Михайлович (1946) — историк-тюрколог, доцент Востфака.
Ильин Григорий Фёдорович (1914-1985) — индолог, сотрудник ИВ АН.
Кацнельсон Исидор Саввич (1910-1981) — историк-египтолог, сотрудник ИВ АН.
Клочков Игорь Сергеевич (1944) — ассириолог, сотрудник ИВ РАН, доцент Востфака.
Кнорозов Юрий Валентинович (1922-1999) — сотрудник Кунсткамеры.
Козырева Нелли Владимировна (1943) — сотрудник ЛО ИВ, профессор, заведующая кафедрой Древнего Востока Востфака.
Кононов Андрей Николаевич (1906-1986) — тюрколог, академик.
Корш Фёдор Евгеньевич (1843-1915) — филолог, востоковед, академик.
Куделин Александр Борисович (1944) — арабист, академик.
Лившиц Владимир Аронович (1923) — иранист, сотрудник СПбФ ИВ РАН.
Липин Лев Александрович (1908-1970) — ассириолог, преподаватель Востфака.
Литвинский Борис Анатольевич (1923) — археолог, сотрудник ИВ РАН.
Массон Вадим Михайлович (1929) — археолог, сотрудник ИИМК.
Мейер Михаил Серафимович (1936) — историк, тюрколог, директор ИСАА.
Меньшиков Лев Николаевич (1926-2005) — китаист, сотрудник СПбФ ИВ РАН, профессор Востфака.
Можейко Игорь Всеволодович (1934-2003) — востоковед, сотрудник ИВ РАН, писатель-фантаст (псевдоним — Кир Булычёв).
Ольдерогге Дмитрий Алексеевич (1903-1987) — африканист, чл.-кор. РАН, профессор Востфака.
Оранский Иосиф Михайлович (1923-1977) — иранист, сотрудник ЛО ИВ.
Орбели Иосиф Абгарович (1887-1961) — кавказовед, академик, директор Эрмитажа, ЛО ИВ, декан Востфака.
(46/47)
[Петров Пётр Иванович (1884-1971) — иранист-историк, профессор МГУ. — внесено по указанию в 3-й серии]
Петросян Юрий Ашотович (1930) — историк-тюрколог, директор ЛО ИВ — СПбФ ИВ РАН.
Петрушевский Илья Павлович (1898-1977) — иранист-историк, профессор Востфака.
Пиотровский Михаил Борисович (1944) — арабист, чл.-кор. РАН, директор Эрмитажа, профессор Востфака.
Португаль Вилен Борисович (1925) — библиотекарь ЛО ИВ.
Посова Татьяна Константиновна (1944-1997) — индолог, сотрудник ЛО ИВ.
Решетов Александр Михайлович (1932) — этнограф, сотрудник Кунсткамеры.
Сарианиди Виктор Иванович (1929) — археолог, сотрудник ИА.
Соколов Сергей Николаевич (1923-1985) — иранист, доцент Востфака.
Ставиский Борис Яковлевич (1926-2005 [2006]) — археолог, востоковед.
Струве Василий Васильевич (1889-1965) — академик, историк Древнего Востока.
Тёмкин Эдуард Наумович (1928) — индолог, сотрудник ЛО ИВ.
Тихвинский Сергей Леонидович (1918) — академик, китаист.
Тохтасьев Сергей Ремирович (1957) — сотрудник СПбФ ИВ РАН.
Турсун-заде Мирзо (1911-1977) — таджикский поэт, академик АН Тадж. ССР.
Харматта Янош (1917-2003) — венгерский востоковед.
Челышев Евгений Петрович (1921) — академик, индолог.
Чернецов Севир Борисович (1943-2005) — африканист, сотрудник Кунсткамеры, профессор Востфака.
Щетенко Анатолий Яковлевич (1937) — археолог, сотрудник ИИМК.
^ Сокращения.
ВДИ — Вестник древней истории. М.
Востфак — Восточный факультет СПбГУ
ИА — Институт археологии Академии наук
ИИМК — Институт истории материальной культуры Академии наук
ИСАА — Институт стран Азии и Африки при МГУ
ЛО ИВ — Ленинградское отделение ИВ АН (Азиатский Музей)
ЛО ИЯ (ИЛИ) — Ленинградское отделение Института языкознания АН СССР (с 1991 г. — Институт лингвистических исследований РАН)
ИВ АН (ИВ РАН) — Институт востоковедения Академии наук СССР (с 1991 г. — Институт востоковедения Российской академии наук)
МГУ — Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова
СПбГУ — Санкт-Петербургский государственный университет
СПбФ ИВ РАН — Санкт-Петербургский филиал ИВ РАН (Азиатский Музей)
ЦК КПСС — Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза
^ Список литературы.
(47/48)
Стеблин-Каменский 2003 — Стеблин-Каменский И.М. Анекдоты про востоковедов // Scripta Gregoriana. Сборник статей в честь 70-летия академика Г.М. Бонгард-Левина. М., 2003.
|