С.И. Руденко

Культура населения Горного Алтая в скифское время.

// М.-Л.: 1953. 402 с. + 120 табл.

Глава VIII.

Некоторые данные об общественном строе.

Прямых данных относительно общественного строя древних обитателей Горного Алтая в рассматриваемое время у нас нет. Однако косвенно о нём свидетельствуют погребальные памятники. Ценным источником являются также сведения, сообщаемые греческими историками и китайскими хрониками о характере общественного строя многочисленных скотоводческих племён, обитавших в степях и горных долинах Восточной Европы и Азии, близких между собой и к горноалтайским племенам по образу жизни и культуре. В ряде случаев возможно также использование этнографических данных в качестве аналогий.

Учитывая важное значение этого вопроса, попытаемся для его освещения использовать хотя бы и те немногие, часто отрывочные факты, которые имеются в нашем распоряжении.

Мы уже видели, что основным занятием населения Горного Алтая в первом тысячелетии до н.э. было скотоводство. Будучи основным источником существования, скотоводство являлось делом мужчины и должно было обеспечить ему господство в семье, сделать семью патриархальной. Судя по письменным источникам, так было и у других племён степей Восточной Европы и Азии. Во всяком случае, на это указывает ряд моментов. Приведём некоторые из них.

При патриархальном строе семьи вполне естественны права наследования сыном от отца, в частности сыном младшим. Такой порядок, повидимому, имел место у скифов, судя по известной легенде об упавшем с неба священном золоте, доставшемся младшему из братьев. ¹ [1] Столь же характерен для патриархальной семьи обычай жениться на мачехах и невестках, как для продолжения рода, так и в связи с экзогамной формой брака, сопровождавшейся выкупом женщины из другого рода. О ближайших к Алтаю

(253/254)

скотоводческих племенах (усунь, хунну) китайские хроники сообщают, что у них «по смерти отца женятся на мачехе; по смерти братьев женятся на невестках», при этом приводится ряд конкретных фактов. ¹ [2] По рассказу Геродота, один из скифских царей — Скил — женился на жене своего покойного отца. ² [3]

Несмотря на господство патриархального строя и вполне установившийся у скотоводческих племён к середине первого тысячелетия до н.э. патрилинейный счёт родства, ³ [4] у некоторых племён, в частности у массагетов, наблюдались ещё черты пережиточного матриархата. У исседонов женщины пользовались одинаковым положением с мужчинами. ⁴ [5] Об ухуаньцах китайские хроники сообщают, что они «в каждом деле следуют мнению жён, одни военные дела сами решают». ⁵ [6] У ряда племён женщины наравне с мужчинами принимали даже участие в войнах. О женщинах савроматов Геродот сообщает, что они «вместе с мужьями и без них ездят верхом на охоту и на войну и одеваются так же, как и мужья их». ⁶ [7] По рассказам Ктесия, хотя и легендарного характера, в царствование царя мидийского Астибара между саками и мидянами велась длительная и кровопролитная война. «Над саками в это время предводительствовала Зарина, женщина воинственная и далеко превосходящая смелостью и деловыми способностями всех прочих сакских женщин. В народе этом вообще женщины отважны и помогают мужьям своим в военных опасностях». ⁷ [8] Позднее, когда верховный вождь саков Аморг был пленён персидским царём Киром, жена Аморга Спаретра, по преданию, собрала войско, состоявшее из 300 000 мужчин и 200 000 женщин, и нанесла Киру поражение.

По сообщению Геродота, во время войны массагетов с персами во главе массагетских войск стояла Томирис, вдова массагетского царя. ⁸ [9]

Исходя из такого положения женщин у вышеперечисленных племён, ряд которых, несомненно, находился на более высокой ступени общественного развития по сравнению с горноалтайцами, надо думать, что женщины, захороненные вместе с вождями племён в Пазырыке, не могли быть их жёнами, во всяком случае, жёнами старшими. Быть может, это были младшие жёны, взятые из другого племени в «знак мира и родства». Ведь и причерномор-

(254/255)

ские скифы, по сообщению Геродота, вместе с умершим верховным вождём, хоронили одну из его наложниц, предварительно задушив её. ¹ [10]

Неотъемлемой чертой патриархально-родового строя у скотоводческих племён является, в отличие от более древнего, матриархального уклада, частносемейная собственность, в первую очередь на скот.

Скот, главное имущество пастушеских народов, первоначально, как предполагал Ф. Энгельс, ² [11] принадлежал роду, т.е. был общинной собственностью. Но очень рано он перешёл из общего владения племён или рода в собственность глав отдельных семей. Внутри семей у скотоводов, очевидно, могла существовать и личная собственность отдельных её членов на определённых ездовых лошадей и т.д.

О такой частносемейной и личной собственности на скот у древних скотоводческих племён Восточной Европы и Азии свидетельствуют различные письменные документы. Китайская хроника гласит, что у хуннов «кто убитого привезёт с сражения, тот получает всё имущество его». ³ [12]

О племени ухуань китайская хроника сообщает, что они при похоронах, «берут лошадь, на которой покойник ездил, его одеяние и вещи и всё это сжигают». ⁴ [13] На похоронах и во время поминок, как у причерноморских скифов, так и у исседонов, скот доставлялся не племенем или родом, а родственниками умершего или друзьями. ⁵ [14] Кроме того, по сообщению Геродота, имущество скифа, казнённого за клятвопреступление, доставалось на долю гадателей, уличивших его в клятвопреступлении. ⁶ [15] Прямым указанием на личное владение ездовыми лошадьми у саков Средней Азии является любопытный полулегендарный рассказ, сообщаемый Ксенофонтом. На конных состязаниях, устроенных Киром по взятии Вавилона, сак, простой всадник, на своей лошади оставил других почти на половине ипподрома. Затем сак подарил свою лошадь одному из друзей Кира — Февралу. ⁷ [16] Последнее могло иметь место только в том случае, если лошадь была собственностью этого молодого человека.

Скотоводческие племена Горного Алтая, разумеется, не были в этом отношении исключением. Во всех могилах данной эпохи на Алтае, независимо от того, имеем ли мы дело с мужским или женским захоронением, богатым или бедным, повсюду вместе с прочим личным имуществом захоронены и лошади; право частной собственности на скот находит подтверждение и в наличии семейных, но не родовых мет на ушах лошадей, погребён-

(255/256)

ных в Пазырыкских курганах. Поскольку лошади эти были ездовыми, верховыми конями, они были собственностью тех лиц, с которыми были захоронены, но не дарами покойнику от его подчинённых, родовладык, как об этом пишет М.П. Грязнов. ¹ [17]

Ряд существенных отличий в погребальном инвентаре и в деталях похоронного обряда, обнаруженных при изучении горноалтайских курганов скифского времени, позволяет думать, что Горный Алтай был в эту эпоху заселён не одним, а несколькими племенами, хотя и очень близкими по своей культуре. Каждое такое племя пользовалось, конечно, своей определённой территорией, считало данную территорию своей собственностью и не терпело вторжения на неё; при всём том земля оставалась, несомненно, в общественном владении. О земле пастушеских племён в степях Азии и на азиатском плоскогорий К. Маркс писал: «Её используют как пастбище и т.д. на ней кормят стада, которыми в свою очередь существуют пастушеские народы. Они относятся к земле, как к своей собственности, хотя они никогда не фиксируют этой собственности». ² [18]

Какое значение скотоводческие племена в древности придавали владению определённой территорией, можно видеть из следующего сообщения китайской хроники. Получив известие, что шаньюем хуннов сделался Модэ, соседнее племя дун-ху пожелало получить от него первоначально тысячелийного (могущего пробегать по 1000 ли в день) коня, затем одну из жён Модэ, наконец, необитаемую, между владениями хуннов и дун-ху полосу земли в 1000 ли. Несмотря на советы старейшин не давать ни коня, ни жены, Модэ не пожалел для сохранения добрососедских отношений с дун-ху ни тысячелийного коня, ни жены. Когда же советчики сказали Модэ, что земля, которую требуют дун-ху, неудобная (для разведения скота), «её можно отдать и не отдавать», Модэ в чрезвычайном гневе сказал: «Земля есть основание государства; как можно отдавать её? Всем советовавшим отдать землю отрубил головы». ³ [19]

В условиях застойного экстенсивного скотоводческого хозяйства степных племён у них веками сохранялись и древние общественные порядки. «Чем более самый способ производства, — писал К. Маркс, — соответствует старым традициям…, т.е. чем меньшим изменениям подвергается действительный процесс присвоения, тем устойчивее старые формы собственности, а следовательно и коллектив вообще». ⁴ [20] На этом основании мы вправе обратиться и к этнографии, к пережиточным чертам общественной организации кирги-

(256/257)

зов и казахов прошлого века, которые могут помочь полнее понять жизнь древних горноалтайцев.

Киргизы и казахи в XIX в. делились на большие роды (племена) и их ответвления — малые роды. У казахов, например, каждое такое племя и каждый род владели вполне определённой территорией, причём даже каждая семья имела точно определённое место для зимовки. Границы этих участков были хорошо известны всем родственникам и соседям и находились под защитой рода. В то время как участки зимовок были распределены между отдельными семьями, точнее между главами семей, места летних стоянок были общим достоянием рода.

Несмотря, однако, на отсутствие частной собственности на землю, богатые, имевшие большее количество скота, пользовались лучшими пастбищами и в большем количестве, что усиливало неравенство. Нечто подобное должно было иметь место у древних скотоводческих племён.

Наличие бедных и богатых семей, несомненно, сопровождалось какими-то формами использования чужой рабочей силы богатыми скотоводами. У последних, быть может, были рабы. Однако вряд ли можно переоценивать роль труда последних. Сфера применения рабского труда в скотоводческом хозяйстве вообще была крайне ограничена. Даже у причерноморских скифов-кочевников, у которых в данную эпоху процесс разложения первобытнообщинного строя зашёл, по всем данным, дальше, чем у племён Горного Алтая, рабы, как известно, использовались только в очень узком кругу домашних работ (для взбалтывания кумыса), да и то ослеплённые. ¹ [21]

О племенах ухуань китайская хроника сообщает: «От старейшины до последнего подчинённого каждый сам пасёт свой скот и печётся о своём имуществе, а не употребляют друг друга в услужение». ² [22]

Что касается Горного Алтая, то данных о наличии рабства у горноалтайских племён вообще нет. Во всяком случае, никаких указаний на захоронение рабов раскопанные курганы нам не дают. Самое большее, что можно предполагать, это наличие домашнего рабства. Но тем более вероятна возможность патриархальной, «родственной» эксплоатации сородичей в виде сауны, выпаса скота под видом родовой «взаимопомощи». И, конечно, нельзя недооценивать естественных для патриархального общества имущественных различий между богатыми и бедными семьями, которые имели следствием и резкие различия в их общественном положении. Наличие частносемейной собственности на скот и отцовское право с наследованием имущества детьми — всё это вместе взятое, согласно указанию Ф. Энгельса, благоприятствовало накоплению у скотоводческих племён богатств в семье и усилению семьи в противовес роду, а также влиянию имущественных различий

(257/258)

на общественный строй путём образования первых начатков наследственного дворянства. ¹ [23]

Это имущественное и социальное расслоение внутри горноалтайских племён нашло яркое отражение в погребальных сооружениях. Среди огромного числа малых (диаметром 8-10 м) курганов с каменной наброской рассматриваемого времени в Горном Алтае имеются курганы и средних размеров и, наконец, большие, диаметром до 50 м. Самые большие курганы мне довелось видеть в Центральном Алтае, в долине р. Урсула и её притоков. Там встречаются и группы, и единичные курганы диаметром до 75-80 м, при соответствующей высоте.

В малых курганах, составляющих основную массу памятников этого времени, находятся погребения рядовых скотоводов, захороненных с одним, двумя конями и немногими, лишь самыми необходимыми, предметами. В единичных же больших курганах типа Пазырыкских погребались представители племенной знати в дорогих одеждах, с драгоценными золотыми украшениями и иноземными тканями, с десятком и более лошадей. Самые размеры таких курганов показывают, что они не могли быть сооружены одной семьёй. В похоронах принимало участие если не всё племя, то во всяком случае большой род. Следовательно, большие курганы представляют собой захоронения лиц не только богатых, но и пользовавшихся большим влиянием. Это были, скорее всего, вожди племён или представители родовой знати. Ставки верховных вождей были, по всей вероятности, в Центральном Алтае, в долине р. Урсула, и их погребения ещё не исследованы.

Очень близкую картину рисуют письменные источники, относящиеся к скотоводческим племенам, современникам обитателей Горного Алтая этого времени. Во главе азиатских пастушеских племён усуней, хуннов, юечжы, ухуань были вожди племён или племенных союзов, которые назывались шаньюй, гуньмо и т.п. В некоторых племенах, например у хуннов, помимо шаньюя — вождя племенного союза — были и подчиненные ему военные предводители — дуюи, обычно их сыновья или родственники. В каждом племени были старейшины, а также военные предводители.

По сообщениям греческих историков, во главе скифских племён тоже стояли вожди племён или племенных объединений. То же самое наблюдалось и у саков, вожди которых упоминаются в бехистунской надписи. У саков, как и у скифов, существовали, кроме родовых или племенных, и верховные вожди — «цари». По словам Геродота, жена сакского «царя» Спаретра собрала против Кира персидского, как упоминалось выше, полумиллионное войско. ² [24] Такое войско могло быть собрано только при крупном объединении сакских племён.

(258/259)

У причерноморских племён достоинство вождей переходило при этом, повидимому, по наследству от отца к сыну или родственникам, как об этом свидетельствует рассказ Геродота о Скиле, наследовавшем власть и жену от отца.

Такой же порядок наследования достоинства вождя существовал у ряда племён Центральной Азии в это и более позднее время. Нечто подобное могло иметь место и в Горном Алтае, хотя там более вероятен обычай выбора вождей.

Одной из характерных черт родовых и племенных организаций является наличие общего места погребений. В таких могильниках не трудно выделить отдельные семейные группы, которые в Горном Алтае состоят из ряда могил, расположенных по прямой линии, как бы вытянутых в цепочку. Если мы присмотримся к расположению на таких могильниках больших курганных погребений выдающихся лиц — родовых или племенных вождей, то заметим, что эти большие курганы стоят местами по пять-шесть в ряд, вытянувшись в одну линию. На некоторых же могильниках таких больших курганов всего два или три, иногда и по одному. Там, где большие курганы располагаются сплошной цепочкой, мы вправе предположить, что имеем дело с погребениями вождей, происходящих из одной и той же знатной семьи, при наследственной передаче власти. Иная картина в Пазырыке. Там имеется пять захоронений людей, занимавших выдающееся положение в данном роде или племени, но принадлежавших к трём различным семьям, так как эти пять курганов не расположены в один ряд. Как мы знаем, особое положение занимают курганы первый и второй, затем третий и четвёртый и, наконец, отдельно пятый.

Примечательно также, что все мужчины, захороненные в больших курганах Горного Алтая с каменной наброской, в том числе и в Пазырыкских, как уже было отмечено в главе о физическом типе населения, отличались высоким ростом и большой физической силой. В этой связи следует вспомнить сообщение китайских хроник об ухуаньцах: «Кто храбр, силён и способен разбирать спорные дела, тех поставляют старейшинами; наследственного преемствия нет у них». ¹ [25] Высокое общественное положение, отметим кстати, старейшин или вождей племён в Горном Алтае, судя по данным раскопок, сохранялось ими и в преклонном возрасте.

Всё изложенное позволяет высказать предположение, что в рассматриваемое время в Горном Алтае решающая роль в замещении общественных должностей должна была принадлежать ещё племенным советам старейшин.

Интересно, что даже у причерноморских скифов царя Скила, «не любившего скифского образа жизни», после расследования старейшинами его действий скифы сместили и поставили над собой царем его брата Октамасаду. ² [26]

(259/260)

Вожди имели особое значение или во время войны, когда отдельные племена или роды получали от военных походов непосредственную выгоду — захват лучших пастбищ или получение военной добычи, — или когда возглавляемая вождём организация давала им защиту от нападения врагов и обеспечивала неприкосновенность их имущества.

В мирное время связь между родами и племенами ослабевала, а вместе с ней и власть вождей. Однако всякая военная опасность всегда вызывала немедленное объединение племён в такой комбинации, какая казалась наиболее подходящей при данных конкретных условиях. Тогда естественно увеличивалось и влияние вождей.

Одной из причин, вызывавших военные столкновения между пастушескими народами, бывали либо засухи, либо так называемый джут — падёж скота, вызванный чрезмерным снегопадом или весенней гололедицей, когда пасущийся на территории племени скот не был в состоянии добывать себе корм.

При указанных обстоятельствах, например, киргизы и казахи даже в XIX в. покидали свои пастбища, направлялись к землям соседей и продвигались вперёд до тех пор, пока не достигали места, где стада могли найти корм. Если это им удавалось, то с переменой погоды они, хотя бы с остатками стад, возвращались на свои старые места; если скот погибал, то у них не было другого выхода, как напасть на богатых соседей и отнять у них часть скота. Такое нападение могло увенчаться успехом лишь при наличии соответствующей военной организации во главе с родовыми или племенными вождями. Угон скота не считался воровством, и грабёж рассматривался как своего рода промысел.

Аналогичную обстановку рисуют китайские хроники, рассказывающие о хуннах и других скотоводческих племенах Центральной Азии: «…скот питается травою, пьёт воду; смотря по временам, переходят с места на место; и посему в скудное время упражняются в конном стрелянии из лука, а во время приволья веселятся и ни о чём не заботятся»; ¹ [27] или «во время приволья, по обыкновению следуя за своим скотом, занимаются полевою охотою и тем пропитываются; а в крайности каждый занимается воинскими упражнениями, чтобы производить набеги». ² [28]

Большой интерес в связи со сказанным представляют остатки вооружения, найденные в Пазырыкских курганах и отчасти рисующие состояние военного дела.

К сожалению, в Пазырыкских и других ограбленных алтайских курганах осталось недостаточно оружия, чтобы можно было составить полное представление о вооружении. Основным вооружением был короткий сложный лук скифского типа со стрелами.

(260/261)

Об этом свидетельствует изображение всадника-воина на большом войлочном ковре из пятого кургана с горитом (налучьем-колчаном), подвешенным, по скифскому обычаю, с левой стороны. Остатков лука в нашем распоряжении нет. Имеются только костяные наконечники стрел из второго кургана и древки стрел из кургана третьего.

Наконечники стрел костяные, точнее роговые, — типичные скифские пирамидальные со скрытой втулкой. Найдено всего два наконечника (табл. LXXXV, 2). Оба они равносторонне-трёхгранные с максимальной шириной у верхней трети наконечника. Судя по размерам втулок (диаметр около 4 мм, глубина около 8 мм), древки стрел были такие же, как и найденные в кургане третьем. Точно такие же, но бронзовые, наконечники стрел были найдены С.В. Киселёвым в кургане №6 и 11 у с. Туэкты на р. Урсуле. ¹ [29]

На полу камеры кургана третьего рядом с выброшенным из саркофага-колоды телом погребённого лежали поломанные древки стрел. Судя по сохранившимся задним концам, их было всего 24. Из отдельных частей два древка удалось составить полностью, причём длина их оказалась 80 см. Передние концы у большинства древков были обломаны и унесены грабителями вместе с наконечниками стрел. ² [30] Всё же, исходя из формы сохранившихся передних концов древков (табл. LXXXV, 3), мы можем заключить, что все наконечники стрел были втульчатые со втулкой глубиной до 15 мм и диаметром до 5 мм. При круглом сечении диаметр древков 6-7 мм, незначительно уменьшающийся к переднему концу и расширяющийся к заднему утолщённому концу до 9 мм. Судя по арочному вырезу для тетивы лука, последняя имела диаметр около 5 мм. Вероятно, имелось и оперение, поскольку у заднего конца одного древка сохранилась сухожильная обмотка.

Особого внимания заслуживает окраска древков стрел. Все они без исключения были разрисованы в задней своей трети, а некоторые раскрашены целиком. Рисунок наносился чёрной и красной краской. На древках, потемневших от времени, рисунок с трудом различим. Только благодаря тому, что рисунки копировались на месте, непосредственно после извлечения предметов из погребальной камеры, когда узор был виден лучше, удалось зарисовать все элементы орнаментов. Из рассмотрения табл. CXIX и СХХ видно, что при сравнительно ограниченном количестве мотивов, вследствие использования их в различных комбинациях, варьируя краски, получали большое разнообразие узоров.

Основные мотивы рисунка следующие: поперечные кольцевые линии, сплошные или диагонально заштрихованные, как бы верёвочки; продоль-

(261/262)

Рис. 154. Кинжал. (½ натур.вел). Арагольский курган.

(Открыть Рис. 154 в новом окне)

вые, дугообразно изогнутые линии, простые или с рядами зубцов или крючков; ряды S-образных изогнутых линий, крючков простых и сложных. Помимо различных комбинаций, в которых использовались эти мотивы, разнообразие рисунков достигалось, как сказано выше, ещё различной окраской. Часть древков орнаментирована только красной краской, часть только чёрной, большинство и красной и чёрной вместе.

Следует еще отметить, что лук со стрелами был весьма эффективным боевым оружием, особенно если принять во внимание широко практиковавшееся отравление стрел, о приготовлении яда для которых у скифов, например, подробно сообщают Аристотель и Феофраст. ¹ [31]

Вооружение состояло также из коротких железных мечей-акинаков и кинжалов. Акинаки с типичным крыловидным перекрестием скифского акинака были найдены в упоминавшихся уже выше Туэктинских курганах, в Шибинском и Берельском. Медный крестовый кинжал с простым перекрестием и концом, заточенным на четыре грани, средних размеров (длина 17 см), найден в первом Арагольском кургане (рис. 154).

Боевым оружием были также клевцы. Судя по следам от этого оружия на черепе убитого вождя, похороненного во втором Пазырыкском кургане, и по таким же следам на черепах коней из всех курганов, их диаметр был 16-18 мм. Форма клевца в разрезе была не круглая, а овальная (11×16 мм), причём ударный, заострённый конец был круглый, чаще же ромбический в сечении.

Из оборонительного оружия встречаются только щиты. Они двух типов, но одной и той же конструкции. Щит малых размеров прямоугольной формы (в среднем 28×36 см) состоит из лоскута тонкой кожи и вплетённых в него 34-35 тщательно выструганных палочек, круглых в сечении. В прорезы, сделанные в коже, вставлены указанные палочки так, что с обеих сторон получается орнамент, основной мотив которого — ромбы (табл. LXXXVII). По краям лоскуты кожи загнуты на обратную сторону щита и там закреплены. На обратной же стороне, посредине щита, из ремня, пропущенного с лицевой его стороны, сделана широкая петля. Такие щиты найдены в конских захоронениях первого, второго и четвёртого Пазырыкских курганов. В тех случаях, где это удалось установить, они были привязаны к седлу с правой его стороны.

(262/263)

Иного типа щиты из кургана третьего. Там, как и в кургане первом, их было найдено три, в то время как в

Рис. 155. Щит. (Около ⅙ натур.вел.). Курган третий.

(Открыть Рис. 155 в новом окне)

курганах втором и четвёртом их было всего по два. Щиты из кургана третьего большие (53×69 см), с дугообразным верхним краем (рис. 155). Как и в прочих курганах, щиты эти состояли из тщательно выструганных деревянных палочек диаметром около одного сантиметра, переплетённых лоскутом кожи. Помимо кожи, связывающей палочки щита, щиты эти были скреплены ещё двумя поперечными палочками: одной внизу, на расстоянии одного сантиметра от нижнего прямого края щита, другой гнутой, на расстоянии 3,5 см от верхнего дугообразного края. Такого типа щиты, состоящие из палочек, переплетённых лоскутом кожи, были типичным скифским оборонительным вооружением. Подобные же щиты мы видим в руках сражающихся скифов на знаменитом золотом гребне греческой работы из кургана Солохи.

(263/264)

Из сопоставления размеров щитов на изображениях скифов-воинов с пазырыкскими можно видеть, что только щиты из кургана третьего соответствуют по размерам скифским. Щиты из прочих курганов слишком малы. Между тем полное их совпадение по размерам и конструкции в трёх курганах указывает на общепринятый, установившийся тип этого оборонительного вооружения.

Неожиданный по яркости материал для характеристики военных обычаев в Горном Алтае в интересующее нас время представляет находка во втором Пазырыкском кургане, где на голове вождя сохранились следы снятия с неё скальпа. Её кожа спереди была надрезана над лбом от одного уха к другому, через выступающий вперёд мысик волос, и содрана назад так, что сохранилась только на лице, череп же до шеи был обнажён.

Совершенно так же описывает Геродот способ, которым скифы снимали скальп с головы убитого врага. Для этого скиф, по словам Геродота, «кругом головы около ушей делает надрез, потом берёт голову в руки и вытряхивает её из кожи, затем соскабливает с неё бычачьим ребром мясо и выделывает кожу в руках, делая её таким образом мягкою, затем употребляет как утиральник, привешивает к узде той лошади, на которой ездит сам, и гордится этим». ¹ [32]

Следует вспомнить в связи с этим и другие варварские военные обычаи скотоводческих племён Восточной Европы и Азии, о которых рассказывают письменные источники и которые, судя хотя бы по указанной пазырыкской находке, существовали, конечно, и в Горном Алтае в половине первого тысячелетия до н.э.

Скиф, по сообщению Геродота, пил кровь первого убитого им врага, и только тот из них, который приносил голову убитого, получал часть военной добычи. Племенные старейшины во время традиционного ежегодного угощения подносили чашу вина только тем из скифов, которые умертвили врага, те же, за которыми не было такого подвига, не вкушали вина и, как обесчещенные, сидели в стороне. ² [33] Равным образом и китайские хроники сообщают, что хунн, отрубивший в сражении голову неприятелю, получал в награду кубок вина. ³ [34]

От Геродота мы узнаём также, что из черепов ненавистнейших врагов скифы делали чаши для питья. Так же они поступали и с черепами родственников, одержав над ними верх в распре. «Когда являются в гости лица, — пишет Геродот, — которым скиф желает оказать внимание, он выставляет эти черепа, причём напоминает, что это были его родственники, что

(264/265)

они вступали было с ними в борьбу, но он вышел из распри победителем;, рассказывается это как геройский подвиг». ¹ [35]

Аналогичный обычай был и у центральноазиатских скотоводческих племён. В китайских хрониках сообщается, что при заключении договора между послами Китая и хуннским шаньюем «клятвенное вино пили из головного черепа юечжыского владетеля, убитого шаньюем». ² [36]

Но несмотря на то, что военные столкновения из-за пастбищ были обычным явлением в жизни скотоводческих и особенно кочевых племён, равно как и их нападения на осёдлые земледельческие племена с целью грабежа, не следует преувеличивать значение войн в общественной их жизни, как это делает М.И. Артамонов и ряд других авторов. М.И. Артамонов, в частности, писал, что «при неразвитости обмена специализированное скотоводческое хозяйство не могло обойтись без войны как замены обмена. Укрепление частной собственности, со своей стороны, разжигало жажду обогащения, которая при неразвитости форм эксплоатации соплеменников или рабов могла получить выход только в военном грабеже соседей». ³ [37] Более того, он же писал: «С возникновением в степях кочевого скотоводческого хозяйства там образуются воинственные орды, для которых соединенная с грабежом война становится своего рода производством». ⁴ [38]

Нельзя согласиться с оценкой примитивного по существу скотоводческого хозяйства кочевников как хозяйства специализированного, с утверждением о неразвитости форм эксплоатации соплеменников, наконец, с рассмотрением войны как «производства», даже с оговоркой «своего рода».

Остановимся поэтому на иного рода отношениях горноалтайских племён с населением других областей и стран. Первой, главной формой таких отношений был, разумеется, обмен.

Если у племён Горного Алтая в данную эпоху вместе с появлением частной собственности на скот выделились семьи, в руках которых сосредоточивались не только власть, но и значительные богатства, естественно должен был возникнуть регулярный обмен, в первую очередь продуктами скотоводческого хозяйства.

Ф. Энгельс, рассматривая вопрос о первом крупном общественном разделении труда, ⁵ [39] особо отмечает, что появление пастушеского скотоводства и затем переход скота в частную собственность отдельных семей сделали возможным регулярный межплеменной (а не только внутри племени, как было до этого) обмен скотом и продуктами скотоводства, причем скот стал

(265/266)

не только товаром, но уже в это время начал играть роль денег: стал всеобщим товаром, на который обменивались все остальные товары. При этом первоначально посредниками между племенами выступали племенные вожди и старейшины племён.

Из многочисленных свидетельств китайских хроник известно, что скотоводческие племена Центральной Азии и Дунбэя в сравнительно ранний период своей истории торговали с Китаем через посредство своих старейшин. Основным видом скота, который поставлялся ими для обмена к границам Китая, были лошади «лучших пород». Китайское правительство, в целях упорядочения обмена, в определённое время года открывало на границах так называемые «конские ярмарки». Продукты земледелия и произведения ремесла Китая обменивались на лошадей. Таким образом, функцию денег выполнял не всякий вид скота, а именно лошадь. Судя по находкам в Пазырыкских курганах высокопородных лошадей, есть основания полагать, что и у горноалтайских племён лошадь играла такую же роль при обмене с их осёдлыми соседями. Но и другие товары, в частности ткани и произведения искусства (украшения), также были предметом обмена, купли и продажи.

Насколько последний мог быть интенсивным, можно судить по тому, что десять лошадей первого Пазырыкского кургана первоначально принадлежали по крайней мере семи владельцам из различных семей, прежде чем сделались собственностью вождя, там захороненного.

Важно отметить довольно развитую технику обработки различных материалов, которая требовала мастерства кожевников, скорняков, ткачей, резчиков по дереву и рогу, литейщиков. Наметилась уже, как видно, особая группа мастеров, которая, впрочем, в условиях местной жизни, повидимому, не выделяется ещё из общей среды, как у южных сакских племён с их городским населением. О том же свидетельствует обилие найденных в курганах иноземных тканей и китайского зеркала. Говоря о торговых связях Горного Алтая с далёкими областями, следует иметь в виду следующие обстоятельства. В отличие от соседних степных и полупустынных степных областей, возможности для массового разведения скота в Горном Алтае были ограничены. С другой стороны, области с земледельческим осёдлым населением, нуждавшиеся в скоте, были удалены от Алтая, и их потребности в скоте могли удовлетворяться из ближайших скотоводческих районов. По всей вероятности, пушнина и золото скорее, чем скот, преимущественно вывозились из Алтая, а в обмен на эти товары с юга и востока получались упомянутые выше драгоценные ткани и другие предметы роскоши. Раскопки не только Пазырыкской группы курганов, но и других показали, что соболь, например, в те времена добывался на Алтае в большом количестве. Нужно принять в расчёт и соседние с Алтаем таёжные племена охотников, которые вряд ли вели непосредственные торговые сношения с отдалёнными странами. Вероятнее, что драгоценные меха они выменивали на скот и продукты ско-

(266/267)

товодства у горноалтайских племён и последние играли роль небескорыстных посредников в обмене пушниной.

Скотоводческие племена в Восточной Европе и Азии, как в первом тысячелетии до н.э., так и позднее, поддерживали между собой тесные связи не только при помощи обмена продуктами своего производства, но и путём родственных взаимоотношений. Это находит своё подтверждение как в единообразии их материальной культуры, так и в обычаях. Экзогамная система браков поддерживала эти связи, а союзные договоры скреплялись браками вождей отдельных племён. В китайских хрониках такие договоры носят название «о мире и родстве». О таких браках они сообщают как о явлениях обычного порядка. Договоры, основанные на «мире и родстве», скреплялись китайским двором выдачей принцесс за вождя сильного племени, чья дружба или вражда были важны, будь то хунн, усунь или глава другого племени. ¹ [40] Такой же обычай практиковался и при заключении договоров между различными племенами. Любопытно известие о том, что усуньский гуньмо, получивший себе в жёны на основании договора «о мире и родстве» дочь хуннского шаньюя и китайскую принцессу, первую поставил старшею супругою, а вторую младшею. ² [41]

Особый интерес в этих браках для нас представляется в том, что они обязательно сопровождались обменом. Китайский двор вместе с принцессой посылал и обязывался посылать ежегодно в качестве даров шёлковые ткани, хлопчатку и разные съестные припасы. ³ [42] Вожди кочевых племён отдаривали главным образом лошадьми. ⁴ [43]

Традиционным подарком, который давал китайский двор вождям кочевнических племён, были колесницы с четвёрками лошадей. Они же жаловались принцессам при выдаче их замуж за усуньских и хуннских вождей Находка в пятом Пазырыкском кургане колесницы с четвёркой упряжных лошадей, а также драгоценной китайской шёлковой ткани позволяет высказать предположение, что и племена Горного Алтая в скифское время могли находиться в сношениях с Китаем через посредство своих соседей — сильных степных племён Центральной Азии, с которыми они также могли быть связаны договором «о мире и родстве».

Очень важно далее, что этот факт даёт право вспомнить о больших исторических событиях того времени и о важной роли, которую в истории древнего Востока и земледельческих областей Средней Азии играли юго-западные соседи алтайских племён, массагеты и саки Средней Азии.

(267/268)

Приведём в качестве примеров хотя бы несколько важнейших, наиболее достоверных фактов, упоминаемых по этому поводу древними авторами.

Первые исторические сведения о саках и их вторжении в Переднюю Азию, как известно, относятся к VII в. до н.э. (около 630 г.), когда они завладели Мидией и властвовали там двадцать восемь лет. Позднее, но также при Киаксаре, управлявшем Мидией, часть саков вследствие междоусобий удалилась в Мидийскую землю и в течение известного времени проживала там, обучая по поручению Киаксара мальчиков своему языку и стрельбе из лука. ¹ [44] По Ктесию, саки появляются на исторической сцене при мидийском царе Астибаре, когда парфяне, до того покорённые мидянами, отложились от них и перешли добровольно под власть саков, вследствие чего между саками и мидянами возгорелась долголетняя и кровопролитная война. Над саками в это время, как мы уже знаем, царствовала Зарина. ² [45] Ктесий же сообщает, что Зарина, по смерти первого своего мужа и брата, Кидрея, царя саков, вышла замуж за князя парфянского Мермера. ³ [46] Этот брак мог означать политическое объединение двух владений, направленное против мидян, и послужить поводом отложения парфян от мидян. Для нас особенно важен факт объединения, хотя и временного, саков и парфян под одним верховным управлением. Такие случаи объединения под общим управлением скифских и сакских племён с другими средне- и переднеазиатскими племенами в результате браков, заключённых между их верховными правителями, были, повидимому, нередки.

Геродот сообщает, что в то время, когда царицею массагетов была Томирис, вдова умершего царя, «Кир через послов пытался было свататься для виду, как бы желая иметь её своею женою. Но Томирис поняла, что Кир сватается не к ней, а к царству массагетов, и отвергла предложение». ⁴ [47]

Особенно многочисленны известия об участии саков в качестве союзников той или иной стороны в войнах, которые велись в VI-V вв. до н.э. в Передней и Малой Азии. Ктесий сообщает, что в войне Кира против Креза Лидийского ему помогает сакский царь Аморг, а затем, когда Кир был ранен в битве с дербиками, тот же Аморг спешит к нему на помощь с войском в 20000 всадников. ⁵ [48] Ксенофонт пишет, что саки помогали Киру в его войне против ассирийцев, выставив 10000 пеших и 1000 конных стрелков, ⁶ [49] а затем приняли участие в торжественном его въезде в Вавилон. ⁷ [50]

(268/269)

Позже в войне Ксеркса на всех кораблях воинами были саки вместе с персами и мидянами. ¹ [51] В сражении при Палатеях, согласно Геродоту, храбростью отличились сакская конница и пехота персов. ² [52] Равным образом о саках вместе с кассийцами, как отличившихся военной доблестью, упоминает и Диодор Сицилийский, повествуя о Фермопильской битве. ³ [53]

Помимо военных столкновений, саки принимали, повидимому, известное участие и в мирной жизни переднеазиатских народов. Вспомним обучение саками мидийской молодёжи своему языку и стрельбе из лука. ⁴ [54] Ксенофонт подробно рассказывает о той почётной роли, какую при дворе мидийского царя Астиага играл сак, его виночерпий. ⁵ [55]

Таким образом, при взаимоотношениях, которые в VI-V вв. до н.э. и, как мы знаем, позднее существовали между саками и их переднеазиатскими соседями, обмен товарами был вполне естественным. Он был настолько интенсивным, что распространялся через массагетов и саков далеко на север, вплоть до Горного Алтая.

Если с юга на Алтай ввозились драгоценные ткани, ковры и другие предметы роскоши, шкуры леопардов и семена посевного кориандра, то с Алтая на юг шли, по всей вероятности, ценная пушнина и золото, возможно, скот и некоторые из продуктов скотоводческого хозяйства.

При всём том необходимо подчеркнуть, что уровень общественного и культурного развития горных алтайских племён и их западных соседей был неодинаков.

Выше были отмечены черты сходства общественного строя горноалтайских племён со скотоводческими племенами степей и предгорий от северного Причерноморья до северного Китая. Но для того чтобы вопрос о характере общественного строя населения Горного Алтая во второй половине I тысячелетия до н.э. стал более ясен, необходимо остановиться и на различиях там, где их можно проследить, а затем уже сделать вывод, к каким же из неоднократно упоминаемых нами племён горноалтайские племена стояли ближе всего по уровню своего общественного развития. Во-первых, следует учитывать резкие этнические различия между этими скотоводческими племенами, тот факт, что они говорили на различных, непонятных друг другу языках. Говоря об одном из племён (аргиппеях), обитавших на территории, не столь удалённой от Алтая, Геродот писал, что «кто из скифов посещает их, тот пользуется для своих деловых сношений семью переводчиками, семью языками». ⁶ [56]

(269/270)

И.В. Сталин указывает, что путь развития языков идёт по линии «развития от языков родовых к языкам племенным, от языков племенных к языкам народностей и от языков народностей к языкам национальным». ¹ [57] Надо полагать, что языки, на которых говорили эти племена, не ушли в своём развитии далее второй ступени, указанной И.В. Сталиным для развития языков, — языков племенных. Во-вторых, бесспорно и то, что хозяйственное и общественное развитие интересующих нас племён на огромной занимаемой ими территории шло неравномерно. У саков в это время были уже мощные, более или менее устойчивые племенные объединения с далеко уже зашедшим расслоением общества, имевшие не только города, но и «столицы». ² [58]

У скифов северного Причерноморья, как и у хуннов, тоже существовали уже большие племенные объединения. Племенная их знать уже выделилась среди остальной массы общинников, сосредоточив в своих руках богатства, нажившись не только на обмене скотом, но и в известной степени на грабительских войнах. Знать эта захватила власть, сосредоточив её в руках нескольких знатных родов и закрепив её за ними путём передачи власти по наследству.

Свидетельством далеко зашедшей имущественной дифференциации, а следовательно и сравнительно высокого для того времени уровня общественного развития, являются археологические памятники: в северном Причерноморье известны большие курганы, в которых с покойником захоронены свыше 400 лошадей. Но и данные письменных источников достаточно красноречивы. По сообщению Геродота, со скифским царём погребались лошади, всякий другой скот и золотые чаши, а влияние его было настолько велико, что с ним, кроме наложницы, хоронили не только виночерпия, повара, конюха, слугу и вестника, но по прошествии года на могиле убивали ещё 50 юношей-слуг. ³ [59] Согласно китайским хроникам, при похоронах хуннского шаньюя «соумирающих» слуг и наложниц было несколько сот человек. Что же касается горноалтайских племён, то здесь нужно иметь в виду единообразие в погребальном инвентаре как больших, так и малых курганов, различаемых лишь по количеству вещей и величине погребального сооружения. Принадлежность захороненных вождей к разным родам, на что обращалось внимание выше, свидетельствует о традиции выборности. Небольшое число лошадей в захоронениях, всего одна наложница (или младшая жена), похороненная вместе с покойником, указывают, что ближе всего по своему общественному строю горноалтайские племена могли стоять к ухуаньцам, у которых ещё

(270/271)

только недавно началось выделение более зажиточных семей из остальной родовой общины. Богатство ещё не играет решающей роли при выборе племенного вождя, важны его личные качества: храбрость и уменье разрешать спорные дела.

Таким образом, население Горного Алтая в рассматриваемое время в своей общественной организации не ушло дальше первобытно-общинного строя. Ведь даже к моменту Великой Октябрьской революции его население в этом отношении ничем не отличалось от племён и народностей, как показал товарищ Сталин, «сохранивших в большинстве случаев скотоводческое хозяйство и патриархально-родовой быт (Киргизия, Башкирия, Северный Кавказ)». ¹ [60]

[1] ¹ Геродот, ук.соч., IV, 5.

[2] ¹ Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. I, стр. 40, 52, 143.

[3] ² Геродот, ук.соч., IV, 78.

[4] ³ М.И. Артамонов. Общественный строй скифов. Вестник Ленинградского университета, 1947, №9, стр. 71.

[5] ⁴ Геродот, ук.соч., I, 216; IV, 26.

[6] ⁵ Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. I, стр. 143.

[7] ⁶ Геродот, ук.соч., IV, 116.

[8] ⁷ Отрывки из Ктесия, собранные Мюллером при издании Геродота (С. Мüllero. Herodoti historiarum libri, IX), стр. 42 и 43.

[9] ⁸ Геродот, ук.соч., I, 214.

[10] ¹ Геродот, ук.соч., IV, 71.

[11] ² К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 1937, т. XVI, ч. I, стр. 37, 38.

[12] ³ Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. I, стр. 50.

[13] ⁴ Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. I, стр. 144.

[14] ⁵ Геродот, ук.соч., IV, 26, 73.

[15] ⁶ Геродот, ук.соч., IV, 68.

[16] ⁷ Ксенофонт. Киропедия, кн. VIII, 3, 25-26.

[17] ¹ М.П. Грязнов, ук.соч., 1950, стр. 70.

[18] ² К. Маркс. Формы, предшествующие капиталистическому производству. Политиздат, 1940, стр. 23.

[19] ³ Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. I, стр 47-48.

[20] ⁴ К. Маркс, ук.соч., стр. 28.

[21] ¹ Геродот, ук.соч., IV, 2.

[22] ² Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. I, стр. 143.

[23] ¹ К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 1937, т. XVI, ч. I, стр. 38, 86.

[24] ² Отрывки из Ктесия, ук.соч., стр. 42 и 43.

[25] ¹ Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. I, стр. 142.

[26] ² Геродот, ук.соч., IV, 78-80.

[27] ¹ Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. I, стр. 58.

[28] ² Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. I, стр. 40.

[29] ¹ С.В. Киселёв, ук.соч., 1947, стр. 164, рис. 3, а и б.

[30] ² С.В. Киселёв отсутствие наконечников стрел объясняет преднамеренным их снятием из боязни стрел как оружия, которое в руках умерших воинов могло наносить вред живым (ук.соч., 1949, стр. 266). Такое толкование мне кажется произвольным и опровергается находками наконечников стрел в неограбленных могилах.

[31] ¹ Е.Е. Тевяшов. О назначении боковых отверстий на втулках бронзовых наконечников скифских стрел. 1910.

[32] ¹ Геродот, ук.соч., IV, 64.

[33] ² Геродот, ук.соч., IV, 64, 66.

[34] ³ Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. I, стр. 50.

[35] ¹ Геродот, ук.соч., IV, 65.

[36] ² Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. I, стр. 92.

[37] ³ М.И. Артамонов. Происхождение славян. 1950, стр. 27 и 28.

[38] ⁴ М.И. Артамонов, ук.соч., 1950, стр. 28.

[39] ⁵ К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., 1937, т. XVI, ч. I, стр. 136.

[40] ¹ Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. I, стр. 51, 57, 69, 83.

[41] ² Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. III, стр. 192.

[42] ³ Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. I, стр. 69, ч. III, стр. 192.

[43] ⁴ Н.Я. Бичурин, ук.соч., ч. III, стр. 192.

[44] ¹ Геродот, ук.соч., I, 73.

[45] ² Отрывки из Ктесия, ук.соч., стр. 42.

[46] ³ Отрывки из Ктесия, ук.соч., стр. 44.

[47] ⁴ Геродот, ук.соч., I, 205.

[48] ⁵ Отрывки из Ктесия, ук.соч., стр. 46, 47.

[49] ⁶ Ксенофонт. Киропедия, V, 3, 24.

[50] ⁷ Ксенофот [Ксенофонт]. Киропедия, VIII, 3, 18.

[51] ¹ Геродот, ук.соч., VII, 96.

[52] ² Геродот, ук.соч. IX, 71.

[53] ³ Диодор Сицилийский. Библиотека, XI, 7.

[54] ⁴ Геродот, ук.соч., I, 73.

[55] ⁵ Ксенофонт. Киропедия, I, 3, 8 и сл.; 4, 6.

[56] ⁶ Геродот, ук.соч., IV, 24.

[57] ¹ И. Сталин. Относительно марксизма в языкознании. Госполитиздат, 1950, стр. 10.

[58] ² Николай Дамаскин (Всемирная история) упоминает о городе Роксанаки, столице Сакского царства, в котором находилась упоминавшаяся выше царица Зарина.

[59] ³ Геродот, ук.соч., IV, 71 и 72.

[60] ¹ И.В. Сталин, Соч., т. 5, стр. 25.

наверх