Р.С. Липец
Образы батыра и его коня в тюрко-монгольском эпосе.
// М.: 1984. 264 с.
Часть II. Конь.
Скачки.
Сказителей эпоса и их аудиторию интересовало не только использование коней как боевого животного, но и их участие во всевозможных конных состязаниях: скачках, конных играх.
Скачки — байга, пайга — в эпосе занимают большое место. Сравнительный материал по древним цивилизациям показывает, что скачки и конные «игры» некогда имели не только увеселительное, но и сакральное значение, что обусловило особо серьёзное к ним отношение. О скачках «туркманских» лошадей А. Борнс пишет: «Ничто не может превзойти одушевления, с которым туркманы совершают эти игры: выигравшую лошадь водят потом по всему околотку» (Борнс, 378).
В тюрко-монгольском эпосе с большим знанием дела описываются ход и обстоятельства скачек. Характеризуются не только бег коней, их достоинства и пороки, но и всевозможные хитрости, уловки и даже преступные поступки всадников в пылу чрезмерного азарта в борьбе за приз (в том числе за невесту) или из низости и пр. Участниками скачек, в особенности отрицательными персонажами, а при необходимости и положительными, допускается всякое, чтобы избавиться от удачливого соперника.
Описана и процедура организации скачек. Перед скачками в узбекском «Алпамыше» о них оповещают глашатаи,
(222/223)
участников регистрируют счётчики-писцы (Алпамыш, 119). Особенно разработан этот мотив в поздних дастанах цикла «Кер-оглы».
Большое место отведено в эпосе призам на скачках. Призы были очень велики иногда и в действительности, а в эпосе скот, выставленный как приз, исчисляется сотнями и тысячами голов. В «Манасе» приз — сто табурчаков и девятьсот «простых коней», другой приз также тысяча коней и девять тысяч голов скота (из них девятьсот верблюдов). Манас на поминках по Кокетею участвовал в состязаниях на коне хана Кокчо, поэтому он четыре тысячи голов скота отдал ему, а остальные пять тысяч оставил для «бедняков и сирот»; своего скота у него было достаточно (Манас 116). Так поступают и другие герои. Бескорыстие нередко проявляется у героев эпоса, хотя добыча для них если и не как стимул в борьбе, то как результат победы не безразлична.
Ещё ценнее, конечно, приз — девушка, дочь властителя, устроившего состязания именно с целью избрать ей жениха. Описано в эпосе волнение девушки, которая должна достаться как приз победителю. Барчин в «Алпамыше», например, заклинает коня предназначенного ей жениха прийти первым, обещает ухаживать за ним, обёртывает шёлковым платком его израненные ноги, ласками и обещаниями необыкновенного ухода за конём подбадривает его, и тот побеждает. Сама девушка в скачках не участвует, но древний обычай брачных конных состязаний у кочевников имел, возможно, исходной формой участие в них и невесты, как в конных играх «Кыз куу» (Догони девушку) или «Кыз-Бёрю» (Девушка-волк) (см.: Липец, 1981), но в эпосе это не отразилось. Лишь каракалпакские «амазонки» во главе с предводительницей Гулаим участвуют в них.
«Брачные состязания» женихов в сюжетике эпоса, конечно, имеются, но не надо преувеличивать их роль в отношении байги. Она и сама по себе в действительности привлекала достаточно внимания и сказителей и слушателей, да и у их потомков до настоящего времени является наиболее острым развлечением. Отголоском каких-то брачных обычаев, возможно, служит эпизод в «Манасе», где условие конного состязания: у чьей юрты остановится конь батыра — там его невеста. Так достаётся в жены Алмамбету его Арууке, так берут своих невест и другие чоро. Возмущённый отказом Арууке вступить в брак с доставшимся ей женихом (он иноземец), Манас грозит, что откажется сам от брака с Каныкей — и обычай восторжествовал (см.: Рахматуллин, 129).
В эпосе на байге проявляется бойцовская активность ко-
(223/224)
ней: они грызутся, на бегу отшвыривают друг друга с дороги, лягаются, предупреждают всадника о преимуществах коня-соперника, так как или знакомы с их родословной, или сами в родстве с ними, иногда предчувствуют своё поражение и пр. (Алпамыш, 136-138).
Так, в «Алпамыше» конь Кокольдаша Кокдонан, главный соперник Байчибара, отказывается от корма перед состязанием, зная, что будет побеждён (Там же, 126). В «Гесериаде» великолепный, всегда трёхлетний (хотя и имеющий вид семилетнего) гнедой конь, спущенный Гесеру его небесной бабушкой Абса-хурцэ, говорит всаднику, что сможет догнать на состязаниях всех коней, кроме одного — коня Асмай-нойона, который идёт впереди всех «на выстрел детской стрелы», так как тот конь старше его, а он сам ещё жеребёнок. Однако затем конь Гесера велит ему помолиться Абса-хурцэ, и та обеспечивает ему победу, сделав его молодого коня взрослым, в расцвете сил, а коня-соперника пронзив «огненной стрелой через обе его подмышки». Атмосфера скачек, насыщенная азартом, уловками, имеет в эпосе глубокие мифологические корни. В этом эпизоде тенгрии, таким образом, принимают деятельное участие в состязаниях, предопределяя их результаты. Ведь приз — рука Рогмо. В результате Гесер, родственник тенгриев, обзаводится наконец семьёй (Гесериада, 77-78).
Коня удачливого соперника всадники на скачках старались даже задержать или искалечить. В тувинском эпосе колдуньи-всадницы перерезали коню соперника подколенные сухожилия, сломали голени; в другом сюжете коням самих всадниц бросили в глаза песок (Гребнев, 1960а, 120, 158). В узбекском «Алпамыше» лучшему коню Байчибару вбили тайно гвозди в копыта, а самого связали (Алпамыш, 130). К Джангару — то храброму воину, то малодушному правителю — в эпосе вообще двойственное отношение, и характерно, что в эпизоде скачек он ещё в юности выступает в неблаговидной роли мучителя коня, к тому же завистливого мстителя. После того как конь-соперник обогнал его Аранзала на байге и пришёл первым, Джангар приказал размозжить ноги этому коню.
В эпизодах байги или вообще длительной скачки (см. выше в сюжете об ослеплённом синчи) важную роль играют знание пороков чужих коней и умение это использовать на байге. В узбекской версии Алпамыша калмык Караджан, друг Алпамыша, скачущий вместо него на его несравненном Байчибаре, также знает пороки трёх лучших коней калмыцкого «шаха» и применяет ряд хитростей. Один из коней — «алкарак» (он не
(224/225)
может бежать после вынужденной резкой остановки), его хозяина Караджан просит одолжить огниво; другой конь — «шалак» (он не может глядеть в сторону солнца), и Караджан загораживает ему дорогу так, чтобы солнце у того было перед глазами; у третьего коня «белые», т.е. мягкие, копыта, ему трудно скакать по каменистой почве, и Караджан вынуждает коня выбрать именно эту дорогу и т.д. Все три коня отстают (Алпамыш, 120, 134-136). Драматичен эпизод на скачках в некоторых версиях «Алпамыша». На коне Алпамыша Байчибаре едет его друг Караджан. «...С Байчибаром соперничает... конь самого Караджана, на котором едет его сын... Дуст-Мухаммед... Когда Дуст-Мухаммед отказывается уступить ему дорогу, отец убивает сына и отрубает голову его коню» (Жирмунский, Зарифов, 353).
В перечисленных выше эпизодах этнографической действительности соответствует то, что на коне обычно скачет не сам хозяин. Добавим, что и в ойратском эпосе «все четыре молодца отправили коней в сопровождении сорока человек», а сами ожидают их возвращения (Владимирцов, 1923, 244).
В скачке участвовали лучшие кони. Поэтому оправданно сетование Манаса, что перед возможным военным столкновением
...Так произошло,
Что мы самим себе на зло
Пустили всех лучших коней на байгу.
(Манас, 104)
Кроме скачек, в эпосе есть и конные игры, а именно кокпар (козлодрание). Имеются многочисленные описания этой широко известной игры в специальной литературе; кокпар до последнего времени был «своеобразным видом испытания лошади в Узбекистане» (Рогалевич, 181-183). В эпосе кокпар упоминается в узбекском «Алпамыше»: переодетый стариком чабаном главный герой побеждает в состязаниях и этим заставляет присмотреться к себе (Алпамыш, 297-301). В каракалпакском эпосе женская дружина Гулаим участвует в козлодрании, а в процессе игры девушки кидают поперёк седла вместо козла неудачливого жениха их предводительницы, который принимает участие в состязании (Сорок девушек, 129-130). Вообще же особого внимания в эпосе эта игра не привлекла.
|