Р.С. Липец
Образы батыра и его коня в тюрко-монгольском эпосе.
// М.: 1984. 264 с.
Часть I. Батыр.
Побратимство.
Боевое содружество в эпосе нередко принимает форму побратимства. В период военной демократии складывался исторически новый тип отношений, основанный на дружинной верности между воинами, не связанными ни родовыми узами, ни даже общностью территориальной (до поступления в дружину), людьми, совершенно незнакомыми друг другу, пока их не свела воинская судьба. Присяга же на верность друг другу сохраняла старую форму обычая побратимства и «принятия в род», хотя дружинная организация по сути разрушала родо-племенные отношения.
Поэтому отчасти близки к побратимам свойственники. В героических сказаниях тувинцев кровные родственники невесты называют жениха «чат», т.е. «чужеродец» — признак экзогамии. Но, «став „сватами”, „чужеродцы” уже несут определённые обязанности по отношению к группе лиц, с которыми они породнились и вступили в союз» (Гребнев, 1960б, 130).
Побратимство в эпосе принимает иногда и форму усыновления или «молочного братства», когда герою случается отведать (иногда даже с помощью обмана) грудного молока матери противников, а сам он в результате этого лишается права на вражду и месть. (Магическая сила грудного молока лежит, видимо, скрыто в распространённом мотиве спасительной «жёлтой» и «белой» «благодати» в ряде эпических ситуаций.)
Так, в тувинском эпосе Хан-Буудай расправился с тремя сыновьями женщины, заступившими ему дорогу (видимо, стражами). Одного он поразил медной стрелой, других двух надвое рассёк плетью (см. об этом выше). Но их мать обманом дала ему проглотить своё молоко, а затем настояла, чтобы он оживил её детей, так как они стали его братьями. Всех их Хан-Буудай воскресил и исцелил травами, вместе с ними вернулся к своему отцу Алтай-Буучаю, и они тоже стали тому «сыновьями». (Гребнев, 1960а, 40, 63-65).
(96/97)
Преодолевая в сознании людей национальную разобщённость, эпос делает побратимами людей, принадлежащих к разным этническим общностям (в «Манасе» — Алмамбет и Манас, в «Джангаре» — Хонгор и Джангар, в узбекском «Алпамыше» — одноимённый герой и Караджан).
А.П. Окладников определяет «названных братьев» — побратимов в якутских Олонхо: «земной друг... ближайший сподвижник героя» (большей частью это побеждённый противник или добровольно присоединившийся к герою воин). Аналогии он находит в ойратском эпосе (Замбулин, Хаджир-Хара) и в алтайском (Алжи-Мерген) (Окладников, 285).
Одно из проявлений дружбы батыров в эпосе то, что они спасают друг друга в бою, вынося с поля битвы раненого на своём коне. Но такая помощь считается малопочётной для того, кому её оказывают. Хонгор хвастает своей силой:
Есть ли, богатыри, между вами такой,
Чьи не хрустели бы кости в пальцах моих?
Есть ли, богатыри, между вами такой,
Кто на коне моём не был сюда привезён?
(Джангар, 181)
Но его самого вывез из боя, когда он уже совсем погибал, Сабар: «Увидав его раны, смутился Сабар. Подхватил его на свою серебряную седельную подушку и поскакал, правой рукой уводя в поводу за собою борзого Рыжку» (Джангариада, 229).
Санал (раненый?), узнав по пыли («общее место») коня Савара, который идёт ему на помощь в бою, боится, что Савар когда-нибудь станет хвалиться, что спас его, что Санал сидел, мол, в страхе на горе, — и снова кидается в бой (Джангар, 116). Алпамыш отказался принять помощь от своего побратима Караджана, который хотел выручить его из зиндана, по тем же соображениям (Алпамыш, 221-229). Как и все мотивы в узбекском «Алпамыше», этот мотив очень стёрт и получил различные мотивировки. Но нужно отметить, что особенно непочётна помощь женщины-воина. Такая ситуация прослеживается в «Книге моего деда Коркута»: Кан-Турали тяготится помощью в битве, оказанной ему женой — Сельджан-хатун, и даже хочет убить её, чтобы она не могла когда-нибудь похвастать своей услугой. Батыр отказывается иногда, чтобы не уронить своей славы или не навлечь на себя обвинения в трусости, не только от помощи друга, но и войска, которое предлагают ему дать с собой.
Побратим неприкосновенен. Убийство своего побратима — наиболее тяжкое преступление. Кер-оглы (в туркменской
(97/98)
и узбекской версиях) — побратим Безиргена (купца). По наущению ведьмы — старухи Зейнель-Кемпир (ср. тот же образ в «Алпамыше» и других эпосах) он проливает кровь невинного побратима, однако тот прощает его и перед смертью поручает ему свою сестру. Девушка (в мужской одежде) приезжает мстить за брата; всё выясняется, и Кер-оглы выполняет обещание, данное побратиму. Умершего хоронят в «золотом кумбезе» (мавзолее) (Каррыев, 185-186). С побратимством связан в цикле сказаний о Кер-оглы и сюжет обращения разбойников на путь добродетели (Там же, 30). Побратимство, как отмечалось, выступает и в эпосе об Алпамыше. Побратимом его стал Караджан, первоначально соперник в состязаниях за Барчин.
Побратимство противников (навсегда или на срок) скрепляется несложным обрядом и клятвой. Мотив такого побратимства очень развит в тувинском эпосе. Таково побратимство Кангывай-Мергена с побеждённым батыром. «Поверженный враг,— справедливо замечает Л.В. Гребнев, — клянётся победителю в верности и обещает никогда больше не воевать с ним. Эта форма побратимства напоминает договор двух вождей, обязующихся не нападать друг на друга» (иными словами, это формула мира) (Гребнев, 1960б, 131-132). При этом воины лижут обычно остриё боевой стрелы. Особенно развёрнут этот мотив в сказании об Алтай-Буучае. Побеждённый им в борьбе Даг-Иргек просит: «Давай будем братьями: на тебя кто нападёт — я приду на помощь, на меня кто нападёт — ты придёшь на помощь!». (Обычай побратимства полузабыт; поэтому Даг-Иргек ссылается на то, что у него нет родных братьев.) Однако Алтай-Буучай сомневается: «А что, если ты после поднимешься против меня?». Даг-Иргек предлагает скрепить договор клятвой: «„Я пойду на остриё этой вот твоей стрелы!”... И в знак клятвы стал лизать наконечник стрелы» (Гребнев, 1960а, 70). Впоследствии он нарушает клятву и гибнет сам.
Побратимство чудовища с победившим его героем — род вынужденного военного союза. Побеждённый предлагает:
На десять полных лет
Родными и знакомыми станем,
...В опасных и страшных местах
Друг друга будем призывать,
Пусть будем побратимами
На десять полных лет.
В данном случае, впрочем, герой Хурин-Алтай не принимает этого предложения и заваливает мангадхая скалами (Гесер, ч. II, 97-98).
(98/99)
Двенадцатиголовый мангус, потеряв в бою одиннадцать голов, просит Гесера: «Давай побратаемся: где бы ни был злой враг, будем воевать его вдвоём! Разве не тепла зима в моей земле? Будем проводить её здесь. Разве не прохладно лето в твоей земле? Будем проводить его там!» (перекочёвки?). Гесер заколебался было, но по совету своей небесной сестры отрубает ему и последнюю голову (Гесериада, 137).
От искреннего побратимства с побеждённым батыром (причем инициатива обычно исходит от победителя) надо отличать мольбы побеждённого оставить его в живых, хотя бы рабом. Эта трусость, противная эпическим правилам воинской чести, несовместима с дружбой между батырами. Лишь в редких случаях за этим скрывается предложение настоящей верности, но и оно обычно не принимается. Когда побеждённый обещает вассальную верность, она обычно принимается, но с целым рядом унизительных церемоний (клеймение и пр.).
По формуле побратимства между людьми — бывшими противниками, ставшими затем друзьями, — в эпосе заключается побратимство и с антропоморфизированным в своём поведении животным или птицей.
Так, побратимом Хурин-Алтая в «Гесере» становится вещая собака Гуниг, которую он должен был привести к тестю в качестве устрашающего дара и отпустил. Гуниг впоследствии спасла Хурин-Алтая, когда он был поражён отравленным оружием: она самоотверженно высосала яд из его раны и умерла, завещав похоронить себя в сидячем положении на троне, с письменами в лапе, как был похоронен в своё время и Гесер (Гесер, ч. II, 146-147, 154-155). Возможно, зооморфным был когда-то и побратим сына Гесера Ошора Богдо — Мэлэн Бухэ. Имя последнего может означать и «шаман» и «бык» (Там же, 25). Быкообразные герои (или в бычьей шкуре) вообще известны в центрально-азиатском фольклоре и мифологии (Масанг, Буха-хан или Огуз-хан). (Таков мотив и в древнейшем шумерском эпосе о побратимстве Гильгамеша с человекобыком Энкиду. Вероятно, это отголоски тотемизма.)
|