главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги

Л.Н. Гумилёв. Хунны в Китае. Три века войны Китая со степными народами. III-VI вв. М.: ГРВЛ. 1974. Л.Н. Гумилёв

Хунны в Китае.

Три века войны Китая со степными народами. III-VI вв.

// М.: ГРВЛ. 1974. 260 с.

Отв.ред. Л.П. Делюсин.

[ 6 ] Накал.

 

Дуновение древности. — 107

Весенние дожди. — 113

Ураган. — 117

Ясное небо. — 120

Вихрь. — 123

Опрокинутая империя. — 126

 

Дуновение древности.   ^

 

Муюн Цзюнь и его советники были трезвыми политиками. Несмотря на заявленные претензии на господство над всем Китаем, они оккупировали столько земель, сколько могли удержать без особого напряжения, а именно Шаньси и Шаньдун. Южные китайцы, несмотря на понесённые ими поражения, получили возможность вернуть себе Хэнань, а в Шэньси возникло новое царство. Чтобы понять, как это случилось, вернёмся на несколько лет назад.

 

Начнём с того, что аллювиальная равнина лёссового плато представляется путешественнику холмистой, а то и горной страной. Лёсс легко поддаётся эрозии, и поэтому долины рек и овраги врезаны в плато на глубину 200-500 м, а так как люди живут около воды, то склоны кажутся им горами. Можно сказать, что это горный рельеф с обратным знаком, т.е. врезанный в землю.

 

Помимо того, в Шэньси имеются островные горные хребты, а на юге — широтный хребет Циньлин, покрытые широколиственными лесами. [1] При ярко выраженной зональности — от густых лесов, через степи, до пустынь Ордоса — эта область представляет исключительное разнообразие ландшафтов в тесном сочетании и переплетении, что отразилось на судьбах народов, её населявших. [2]

 

В IV в. местное население этой прекрасной страны ещё не было поглощено китайцами. Народ, который мы называем тангутами, хотя и не составлял большинства

(107/108)

(Карта без подписи. Открыть карту в новом окне)

(108/109)

населения, но жил своим бытом, храня древние традиции. В 312 г. [3] к ним прибавилось много тибетцев, сменивших нагорья Амдо на благодатные побережья реки Вэй, а вслед за тем, во время хуннского владычества, в тех краях поселилось немало степных кочевников — хуннов, и сяньбийцев.

 

Эти последние, плохо относясь к осёдлым китайцам, не распространяли своей неприязни на осёдлых тангутов. В то время, когда правительство Ши Ху потеряло популярность, военный престиж и область Лян, они подумали прежде всего о себе и вскоре объединились вокруг тангутского старейшины Пу Хуна, умножив его дотоле небольшие силы.

 

Вспомним, что китайско-сяньбийское восстание Лян Ду было разгромлено тибетскими полками Яо И-чжуна. Помощником последнего был тангут (ди) Пу Хун, также предпочитавший тиранию хуннов «свободе», полученной из рук китайцев. За заслуги в борьбе против мятежников Ши Ху сделал Пу Хуна правителем долины Вэй (в Шэньси). Жань Минь, стремясь избавиться от командиров-инородцев, вызвал Пу Хуна в столицу, но тот понял, что сулит ему такая поездка, и предпочёл восстание. Разбив преданного династии Ши тибетского вождя Яо Сяна и объявив себя сторонником династии Цзинь, Пу Хун в 350 г. принял двойной титул: шаньюй — для кочевников, и царь династии Цинь — для осёдлых подданных. Название династии было выбрано с толком: истые китайцы считали древнее царство Цинь наполовину жунским и вообще «варварским». Взять его за образец — означало для тангутов заявить своё право на превосходство и освятить его традицией, для китайцев одиозной. Следовательно, мир с империей Цзинь был исключён. Но поскольку древнее царство Цинь объединило в III в. до н.э. Китай, то в названии крылась и программа действий. Используя насыщенность Шэньси воинственными и решительными людьми, тангуты хотели добиться такого положения, при котором все народы подчинились бы одной цели — завоеванию Китая и Великой степи и созданию страны, в которой можно было бы жить всем, ибо за время господства Жань Миня расовый принцип потерял популярность. Иначе говоря, тангуты приняли на се-

(109/110)

бя миссию упорядочения Северного Китая и преследовали эту цель неуклонно в течение сорока лет.

 

По совету гадателя Пу Хун сменил родовое имя на Фу, но это не спасло его от беды. Бывший воевода Младшей Чжао, разжалованный за неудачную войну с Лян, Ma Цзю, отравил Фу Хуна, но был казнён его сыном, вступившим на престол под именем Фу Цзянь I в 351 г.

 

Используя развал Младшей Чжао, Фу Цзянь I овладел Чанъанью и утвердил в этом славном городе столицу новой империи. Но тут ему пришлось столкнуться с китайцами, увидевшими в этом повод для войны, так как, по их воззрениям, в Поднебесной мог быть только один император.

 

Царство Лян в предгорьях Наньшаня потрясали обычные для тех времён цареубийства, [4] благодаря чему оно было для тангутов неопасно. Но из Южного Китая в 354 г. пришла сильная армия, которую восторженно приветствовало китайское население Шэньси. Однако нехватка продовольствия и стойкость тангутов, засевших в чанъаньской цитадели, заставили китайского полководца Хуань Вэня начать отступление. [5] Тангутские войска преследовали китайцев, и во время отступления погиб наследный принц, любимый сын Фу Цзяня, храбрый и способный полководец. Это была слишком дорогая плата за победу. Следующий по возрасту царевич, Фу Шэн, родился слепым на один глаз, и сознание своего уродства сделало его грубым и жестоким пьяницей. Дед и отец не любили его, и он сполна выместил свои обиды на их приближённых по вступлении на престол, в 356 г. для начала казнив свыше пятисот вельмож и слуг своего отца. [6] Его братьев спасло лишь очередное нападение врагов, на войну с которыми они отправились. В бою было больше надежд уцелеть, чем при дворе.

 

На этот раз против тангутов выступили тибетцы. Престарелый герой Яо И-чжун, умирая, в 352 г. завещал своему сыну Яо Сяну подчиниться империи Цзинь, что тот и выполнил. Однако с китайцами он не ужился и передался Муюну Цзюню, назначившему его правителем

(110/111)

Хэнани. Там он пробыл недолго, потому что его враг, главнокомандующий южнокитайскими войсками Хуань Вэнь, в 356 г. начал наступление на север. При Ишуй (около Лояна) тибетцы потерпели поражение и, покинув фронт, бежали на северо-запад, благодаря чему Хуань Вэнь занял Лоян, восстановил там гробницы цзиньских императоров и, возвращаясь домой, оставил сильный гарнизон. Сяньбийцы укрылись за водной преградой Хуанхэ. Для Китая это был огромный моральный успех, ради которого Хуань Вэнь пожертвовал надеждой отвоевать Шэньси, куда направился Яо Сян с 50 тыс. семей «из хуннов, кянов (тибетцев) и китайцев». [7]

 

Но ему и тут не повезло. Князь Фу Цзянь разбил его пёстрое воинство, а самого, взяв в плен, казнил. Его брат Яо Чан подчинился тангутскому князю и впоследствии, участвуя в походах, заслужил княжеское достоинство; приведённый им народ был расселён в Шэньси.

 

Князь побеждал, а император свирепствовал в столице, сдирая у опальных приближённых кожу с лица. Но тангуты IV в. не для того завоевали свободу, чтобы безропотно давать себя убивать озлобленному калеке. В 357 г. царевичи Фу Фа и Фу Цзянь были предупреждены дамой, которую любил Фу Шэн, что завтра их казнят. Ночью они вошли во дворец в сопровождении вооружённой стражи, нашли Фу Шэна мертвецки пьяным и, к общему удовольствию, зарезали его. [8]

 

Благородный Фу Фа уступил престол младшему брату, ставшему Фу Цзянем II. Однако тот оказался истым хранителем древних традиций Цинь: он казнил своего брата. После этого создание новой империи было оформлено, назначен наследник и намечено направление политики: завоевание Китая. Недовольные тангутские князья в 367 г. попробовали протестовать, но были подавлены и заплатили жизнью за протест. [9] После этого Фу Цзянь II стал не только императором, но и действительным самодержцем.

 

Как рассматривать это новое государство? Китайцы считали его варварским, но Фу Цзянь и его окружение, естественно, держались противоположного мнения. Ког-

(111/112)

да в 360 г. две орды, сяньбийская и ухуаньская, предложили Фу Цзяню свою покорность в обмен за разрешение поселиться в его владениях, циньские советники заявили царю, что «кочевники имеют лица людей, но сердца животных». С ними, бесчеловечными и некультурными, нельзя якобы иметь дело. [10] Под давлением приближённых, считавших себя носителями культуры, Фу Цзянь выпроводил гостей за северную границу, которой была всё та же китайская стена, или, точнее, её руины. Это повлекло за собой последствия, важные не только для империи Цинь, но и для всех её соседей. Попытка воплощения в жизнь древнего идеала — лучшее средство для самообмана, но не для обмана окружающих. Китайское население Шэньси всё равно не считало тангутов своими; степняки убедились, что Фу Цзянь им не друг. После потери потенциальных союзников у тангутов осталась только их военная доблесть, и они начали разговаривать «с позиции силы», как некогда воины царства Цинь.

 

Тангутам весьма благоприятствовало, что их наиболее опасный соперник — сяньбийская империя Янь была вынуждена искать союза с Цинь. В 360 г. умер Муюн Цзюнь, оставив престол молодому сыну Муюну Вэй. Последний имел мудрого руководителя, Муюна Ко, руководившего империей и правильно понявшего необходимость объединения с тангутами против Южного Китая. В 362 г. сяньбийцы перешли Хуанхэ, бывшую пограничной рекой, но китайский главнокомандующий Хуань Вэнь заставил их отступить. [11]

 

Положение сяньбийской империи стало тяжёлым, ибо достаточно было южным китайцам форсировать Хуанхэ, и население Хэбэя помогло бы им выгнать варваров из Срединной равнины. Поэтому сяньбийцы собрались с силами и в 365 г. вернули себе Лоян.

 

Развивая успех, сяньбийская конница Муюна Чуя очистила от цзиньских войск Шаньдун и дошла в 366 г. до р. Хуай. В 369 г. Хуань Вэнь попытался организовать контрнаступление, но при Фаньтоу (в Хэнани) китайцы были разбиты наголову сяньбийцами. Вслед за тем подошли тангуты и тоже одержали победу над отступавшими силами южных китайцев. Злополучный Хуань Вэнь

(112/113)

сжёг флотилию, заведённую им на р. Хуай, и поспешил убраться на юг. Река Хуай снова стала границей между «варварским» и национальным Китаем.

 

Но если военная сила и союз с муюнами позволили Фу Цзяню II решить проблему юга, то совсем иное сочетание обстоятельств сложилось на севере. Там было с одной стороны легче, с другой — сложнее.

 

Весенние дожди.   ^

 

На севере Шэньси граничит с Ордосом, где в IV в. жили хунны, не ушедшие с Лю Юанем на завоевание Китая и не погибшие там от лукавого Жань Миня. Эти хунны управлялись другой ветвью рода древних шаньюев, отделившейся от китаизированной главной линии ещё в начале III в. В отличие от своих двоюродных братьев ордосские хунны породнились с табгачами, так что в IV в. в жилах их князей текло немало табгачской крови, как, впрочем, и у табгачей оказалось немало крови хуннской. [12]

 

Китаизация этих хуннов коснулась минимально, так как именно они в конце III в. дважды пытались поднять восстание и, потерпев поражение, стали к Китаю в положение «родственников убитых», а, по понятиям родового строя, это исключало дальнейшие контакты.

 

С точки зрения этнологии, в ордосских хуннах мы видим второй вариант развития этноса, тот самый, который был предложен как путь восстановления независимой державы старейшиной Лю Сюанем и отвергнут князем Лю Юанем. Они сохранили большую часть своих кочевых традиций, наладили дружеские отношения с соседями — табгачами и тангутами и, юридически подчинившись последним, сохранили автономию и культуру. У ордосских хуннов, как и у их предков в эпоху расцвета державы, кочевой быт и родовой строй были в полной силе. В источнике [13] перечислено 19 родов, причём «все имели свои стойбища и не смешивались». Знатные фамилии те же: Хуянь, Бу (Сюйбу), Лань и Цяо (-Циолин). Они по-прежнему держат и передают наследственно, т.е. в пре-

(113/114)

делах рода, старые хуннские должности. Род Сюйбу владеет должностью жичжо. Род Лань — должностью цзюйкоев [цзюйкюев], а род Цяо — должностью данху, а также новыми должностями: духоу, чэянь. О положении рода Хуянь нет данных, и это понятно: ведущая часть этого рода откочевала на запад ещё в 93 г. Поэтому в среде южных хуннов род Хуянь места в иерархии не имел.

 

На этом кончается сходство, а различие не менее знаменательно. Оказывается, что шаньюи теперь избираются исключительно из рода Тугэ, который находится в списке «простых» родов. Высшие чины государства носят титулы, по старой традиции обязательно дублирующиеся: Сянь-ван, восточный и западный; Или-ван, восточный и западный (титулы включают китайский термин «ван»); остальные князья тоже попарно: Юйлу, Цзянь-шан, Шофан, Дулу, Сяньбу, Аньло — всего 16 чинов. Все должности замещались родственниками шаньюев, т.е. фактическая власть принадлежала одному роду Тугэ. Итак, мы наблюдаем сосуществование старой и новой знати и замену союза родов гегемонией одного рода. Кроме этих двух чиновных систем были ещё менее почётные посты, связанные с выполнением конкретных заданий, иначе говоря, имелось служилое сословие. Надо полагать, что старая знать была оттеснена от управления и довольствовалась титулатурой: иначе откуда бы взяться стольким новым чиновным должностям.

 

Территория, находившаяся во владении хуннов, включала не только Ордос, но и прилегающие к нему с востока равнины Шаньси, и на западе — склоны хребта Алашань. В интересующее нас время хунны имели двух вождей: в самом Ордосе правил Лю Вэйчэнь, а в Шаньси — его двоюродный брат Лю Кужэнь, находившиеся в тесной дружбе; а народ составляли «люди смелые, любившие бунтовать». [14]

 

И всё-таки, хотя общественная организация ордосских хуннов была достаточно гибкой, территория — обширной, географическое положение — удачным (ибо войны проходили южнее), долгое время они серьёзной силой не являлись. В засушливую эпоху II-III вв. пустыни Ордоса, несмотря на близость огибавшей их реки, могли прокормить лишь ничтожное число кочевников, да

(114/115)

и то скудно. Нужные им дожди выпадали южнее и угрожали лёссовой стране Шэньси наводнениями. [15] Но к середине IV в. положение изменилось. Тихоокеанские муссоны, подобно атлантическим циклонам, сменили путь своего прохождения. [16] Они принесли животворную атмосферную влагу, до тех пор изливавшуюся на сибирскую тайгу и на истоки притоков буйной реки Хуанхэ, в просторы Великой степи. [17] Изголодавшаяся земля ответила на это быстро. Зазеленели дотоле сухие степи, кусты тамариска начали связывать барханы, ягнята нагуливали жир на нежных весенних травах, кони перестали страдать от бескормицы, а хунны, оказавшись хозяевами упавшего с неба изобилия, ощутили себя снова могучим народом. В 361 г. Лю Вэйчэнь принял к себе изгнанных Фу Цзянем сяньбийцев и ухуаней, порвал с тангутами и заключил союз с ханом табгачей Шеигянем.

 

Однако не меньший экономический подъём по тем же причинам выпал на долю табгачей, отделённых от хуннов только рекой Хуанхэ. Если до середины IV в. эти храбрые воины еле-еле переживали тяжёлые зимы и жаркие летние месяцы, то теперь и они набрали силу, благодаря которой хан Шеигянь стал считать себя не союзником, а повелителем Лю Вэйчэня. Последний не ужился со своим полудиким повелителем и в 365 г. восстал. В 367 г. хан Шеигянь пошел войной на Лю Вэйчэня. Их разделяла Хуанхэ, шёл осенний ледоход, и Лю Вэйчэнь, оставаясь в Ордосе как в крепости, считал себя в безопасности. Шеигянь приказал бросать на плывущие льдины фашины из тростника. Лёд спёрся и вскоре окреп. Табгачи перешли реку Хуанхэ как по мосту. Не ожидавший появления врага, Лю Вэйчэнь бежал к тангутам, а Ордос остался за табгачами.

 

Происшедшие события могли бы вынудить Фу Цзяня к активным действиям на северной границе, если бы его внимание не было сосредоточено на южной окраине империи вплоть до 369 г. Хан Шеигянь получил передышку, но не мог использовать её, потому что потерял тыл. Пока

(115/116)

засуха сжигала берега Орхона и Селенги, а пустыня тянула свои жёлтые пальцы к Хангаю и Хэнтею, табгачский хан считал себя обладателем этих пустых земель. Но как только благодатный дождь превратил пустыню в цветущую степь, в ней проявили себя сильные и смелые люди, отказавшие в повиновении чужому хану. Это были жужани.

 

Широко распространённая точка зрения, что народ (этнос) — это группа людей, связанная родством или происхождением, языком и культурой, на наш взгляд, правильна только отчасти. При возникновении этноса эти черты обычно отсутствуют, а появляются позже, когда разноплеменная и разноязычная масса спаивается в тесный коллектив, роднится друг с другом, беседует на общепонятном языке и в процессе совместной жизни вырабатывает навыки, становящиеся затем культурной традицией. Так, по легенде, сложились римляне, которых не было до Ромула, и так же, уже по истории, возникли турки-османы и сикхи. Мы не всегда можем проследить этногенез того или иного народа до момента его возникновения, но когда нам это удаётся, то мы всегда наталкиваемся на тот факт, что этническая целостность возникла в результате сочетания событий истории.

 

Жужани — народ, возникший буквально на глазах историков Центральной Азии. Это осколки разбитых табгачами сяньбийских и хуннских родов. Те, кому посчастливилось спастись от жестокого врага, нашли себе убежище в бескрайней Монгольской равнине и постепенно сжились между собой настолько, что к концу IV в. организовались в орду и превратились в самостоятельный этнос. [18]

 

Основателем их орды считается дезертир из китайской армии — Югюлюй, собравший вокруг себя около сотни подобных ему беглецов. Эта группа стала центром объединения разноплеменных и разноязычных людей, связанных только исторической судьбой.

 

За 30 лет у них сменилось пять предводителей, [19] но

(116/117)

к 390 г. жужаньская орда охватывала уже всю Халху и была враждебна растущему могуществу табгачей. [20]

 

Несколько позже, во второй половине IV в., в степь потянулись племена дили или теле (телеутов), потомки «красных ди» (чи ди). До этого времени они обитали в предгорьях Наньшаня и терпели безобразия китайских правителей царства Лян. Видимо, им было некуда податься. Но после очередного цареубийства и связанных с ним эксцессов, происшедших в 363 г., [21] они начали постепенно выселяться на север от великой пустыни Гоби, сохраняя свой родо-племенной уклад. В Великой степи они открыли великолепные возможности для скотоводства и к концу IV в. размножились настолько, что заселили все свободные территории, отвоёванные дождями у пустыни. Опасны для них были только жужани.

 

Телеские племена были очень нужны жужаням, но жужаньская орда была совсем не нужна телесцам. Жужани сложились из тех людей, которые избегали изнурительного труда. Дети их предпочли вообще заменить нелёгкий труд пастуха добыванием дани. Телесцы привыкли к труду скотовода. Они хотели пасти свой скот и никому ничего не платить.

 

Сообразно этим склонностям сложились политические системы обоих народов: жужани слились в орду, чтобы с помощью военной мощи жить за счёт соседей. Телеуты [22] оставались слабо связанной конфедерацией племён, но всеми силами отстаивали свою независимость. Этим двум народам табгачи уступили свою родину — северные степи. Это обязывало их найти новую — на юге, но они натолкнулись на тангутов.

 

Ураган.   ^

 

В 367 г. во всех трёх государствах, располагавшихся на берегах Хуанхэ, произошли столь коренные перемены, что этот год можно назвать переломным. Хунны поссо-

(117/118)

рились с табгачами, и Лю Вэйчэнь бросился в объятия Фу Цзяня, умножив в царстве Цинь число инородцев; тангутские князья возражали против политики царя, и после их казни собственно тангутский элемент потерял в империи Цинь изрядную долю значения; в сяньбийской империи Янь скончался мудрый и опытный «наставник царя», т.е. глава правительства, Муюн Ко, покровитель талантливого полководца принца Муюна Чуя. «Наставником» царя стал завистливый и недалёкий Муюн Пин. Императрица-мать, ненавидевшая Муюна Чуя, вместе с правителем решили избавиться от своего лучшего полководца. Муюн Чуй, вовремя предупреждённый доброжелателями о готовящемся покушении на его жизнь, бежал к Фу Цзяню II, который, надо сказать, принял его радушно.

 

Для муюнов это была большая потеря, вызванная исключительно завистью, злобой и глупостью лиц, в то время стоявших у власти. Вступила в силу закономерность хода событий. Как лавина, она набирала силу постепенно и сметала всё на своем пути, пока не уляжется в глубокой долине, на трупах людей и животных, потеряв инерцию толчка, произведённого либо по мудрому расчёту, либо по легкомысленному порыву: лавине это безразлично.

 

Конец 369 г. был как нельзя более удачным моментом для замыслов Фу Цзяня II. Муюн Пин был не только завистлив, но и жаден. Он собрал огромное, поистине несметное, богатство, облагая налогом воду в источниках, по при этом не платил жалованья солдатам. Естественно, что те не хотели отдавать за этого скупердяя жизнь.

 

Циньские войска под командой способного полководца Ван Мэна одним ударом взяли Лоян. Затем, в начале 370 г., они ночной атакой уничтожили укреплённый лагерь сяньбийцев и сожгли в нём склады с военным снаряжением. Яньский император Муюн Вэй приказал распределить богатства своего «наставника» между воинами и после этого двинул армию на тангутов. Поздно! Энтузиазм тангутского патриотизма был выше стимула денежных наград. Сяньбийцев смела атака тангутов, и Муюн Пин в одиночестве бежал с поля боя в крепость Е, которую тангуты немедля осадили. Так как в тангутских войсках была крепка дисциплина и строго запрещён гра-

(118/119)

бёж, девятимиллионное [23] китайское население Хэбэя вернулось к мирным занятиям, предоставив сяньбийцев их участи.

 

Муюн Вэй и Муюн Пин бежали, покинув крепость, к себе на родину, а Фу Цзянь II, явившийся в Е, ввел Муюна Чуя в царский дворец, из которого тот был некогда изгнан своими соплеменниками. На этом кончилась война. Муюн Вэй не нашёл поддержки на родине. Ему пришлось защищать свою жизнь от разбойничьих шаек, и спасло его только то, что тангуты взяли его в плен. Фу Цзянь принял юного пленника милостиво и поселил его вместе с другими пленными сяньбийцами в ещё не восстановленной полностью Чанъани, чтобы они служили своему благородному победителю. После этой громкой победы царства Лян и Тогон признали себя вассалами империи Цинь. [24]

 

Схватка тибетского яка с сяньбийским тигром весьма благоприятствовала китайскому дракону, но этот неуклюжий ящер опять всё прозевал. Вместо того чтобы быстро двинуть войска на Север, Хуан Вэнь провёл 370 г. в бездействии, а в 371 г. произвёл государственный переворот, сменил императора, стал регентом и пробыл в этой должности до смерти, наступившей в 373 г. За эти три года Фу Цзянь реорганизовал свою армию, пополнил её сяньбийцами и сам начал наступление на китайцев.

 

В 373 г. тангуты пересекли хребет Циньлин и захватили Сычуань. Этим они обезопасили свою южную границу. В 376 г. одним ударом было завоёвано царство Лян, примыкавшее к тангутским землям с запада. В тот же год храбрый табгачский хан Шеигянь был убит своим побочным сыном, истребившим заодно всех своих братьев. От этой жуткой резни был спасён только малолетний внук Шеигяня — Гуй. Воспользовавшись замешательством в ставке табгачей, Лю Вэйчэнь привёл в неё тангутские войска, которые казнили убийцу, но одновременно прикончили и самостоятельность табгачского ханства. Степь была административно разделена на восточную (от Ордоса) и западную (Ордос и Алашань) части, управление которыми было доверено хуннским князьям: вос-

(119/120)

ток — Лю Кужэню, а запад — Лю Вэйчэню, верным союзникам тангутского царя, или, что то же, императора Цинь. Успехи тангутского оружия так поразили воображение современников, что даже корейские царства Когурё и Силла [25] прислали в Чанъань послов с дарами, которые, по китайскому церемониалу, были приняты как дань. Объединение Северного Китая, на горе китайским патриотам, закончилось образованием ещё одного инородческого царства!

 

Ясное небо.   ^

 

В то двадцатилетие, когда тангутские войска на всех границах шли от победы к победе, внутри страны царил мир и расцветала культура. Однако и то и это таило в себе ростки грядущих бед, пожалуй, в большей мере, нежели к тому вело неумеренное расширение пределов империи Цинь. Впрочем, как мы увидим, оба процесса были взаимосвязаны и связь эта была однозначна.

 

Взяв на себя инициативу объединения и упорядочения ойкумены, под которой тогда подразумевались Китай и Великая степь южнее Гобийской пустыни, тангуты оказались в абсолютном меньшинстве среди населявших эту территорию народов. Уже на первом этапе построения империи, когда тангуты овладели только Шэньси, китайское население имело там не меньший вес, чем иноплеменное. А последнее, в свою очередь, кроме племён ди включало в себя тибетцев, выселившихся с нагорий Амдо, хуннов — в Ордосе и Алашане и всё время просачивавшихся сяньбийцев. Это проникновение весьма тревожило тангутских вождей, предпочитавших иметь войско не столь большое, но не разбавленное посторонними и малоприятными для них людьми. Однако подавление оппозиции тангутских принцев в 367 г. и включение в состав империи Цинь Северо-Восточного Китая, где сяньбийцев было много, а китайцев ещё больше, сделало из племени ди (тангутов) незначительное, хотя и господствующее меньшинство. Это не могло их не беспокоить, и тут сказала своё слово давнишняя наука, которую мы теперь называем футурология.

(120/121)

 

В те времена прогнозы облекались в форму предсказаний и аргументировались либо астрологически, либо путём снотолкования. Не входя в обсуждение доказательности этих методик, отметим, что вывод на основе их делался весьма реальный: опасность, утверждали гадатели, исходит от сяньбийцев, коих надо перебить заблаговременно.

 

Эти разговоры начались в 373 г., т.е. почти сразу после завоевания империи Янь. Когда сложные расчёты астрологов, предсказывавших уничтожение империи Цинь от рук сяньбийцев, не возымели действия, некто неизвестный крикнул во дворце: «Рыбы и бараны пожрут людей — беда!» [26] — и даже точно определил дату грядущих событий, хотя, может быть, последняя была вписана хронистом позже.

 

Но Фу Цзянь II ответил своим приближённым в духе либерального гуманизма: «Китайцы и варвары — все мои дети. Будем обращаться с ними хорошо, и не возникнет никакого зла». [27] Это была не просто фраза, это было направление политики. В том же, 373 г. тангуты взяли крепость Бучэн в долине р. Хань. Комендант этой крепости попал в плен, но на предложение Фу Цзяня поступить к нему на службу назвал тангутского владыку варваром, а его двор сравнил со стаей собак и стадом овец. Оскорблённые тангуты просили у царя разрешения казнить наглеца, но Фу Цзянь продолжал с ним хорошо обращаться. [28] Так же он благоволил к сяньбийскому принцу Муюну Чую, к хуннским князьям Лю Вэйченю и Лю Кужэню и к тибетскому вождю Яо Чану, хотя последний попал в плен на поле боя и спас себя, только выразив покорность. Не странно ли видеть такую гуманность в человеке, предательски казнившем собственного брата и без всякого милосердия расправившегося со своими соплеменниками?

 

Действительно, если присмотреться ближе, то видно,

(121/122)

что поведение Фу Цзяня II диктовалось не столько чертами его характера, сколько политическим расчётом. Это сказалось на его идеологической платформе. Будучи ревностным буддистом, Фу Цзянь II благоволил конфуцианству, но указом 375 г. под страхом смерти воспретил исповедание даосизма и для начала казнил хранителя своего архива, читавшего даосские книги. [29] Такое пристрастие объясняется весьма просто. Конфуцианцы составили наиболее активную часть китайского правящего класса, и, следовательно, стремясь овладеть Китаем, нужно было искать с ними компромисса. [30] Даосы упражнялись в гаданиях, в той самой древней футурологии, которая часто шла вразрез с намерениями правителя. Указ 375 г. оградил циньского императора от непрошеных прогнозов. Царское милосердие оказалось мнимым.

 

Можно думать, что благоволение к иноплеменникам — иначе говоря, национальная политика — было основано на том же расчёте. Новые подданные составляли в империи Цинь подавляющее большинство; удерживать их в покорности после каждой победы становилось всё труднее, значит, их надо было привязать к себе милостью и материальной заинтересованностью. Только так могла существовать лоскутная империя Цинь. И на первых порах успех был налицо: в 381 г. все племена и, жившие внутри Китая, и 62 мелких владетеля оазисов бассейна р. Тарим просили принять их в подданство великой империи Цинь, где иноземцам жилось так хорошо. [31]

 

Однако так ли уж было хорошо в империи Цинь на самом деле? Конечно, завоёванные оружием сяньбийцы молча подчинялись, а сычуаньские горные племена предпочли единоплеменных тангутов китайцам, но Южный Китай держал упорную оборону. Тогон хранил свою независимость, а из княжеств Турфана и Шаньшани уже в 382 г. пришла просьба о помощи против соседей, раздумавших вступать в контакт с тангутами.

 

Фу Цзянь II немедленно направил на запад сильную армию под командованием опытного полководца Люй

(122/123)

Гуана, которая в 383 г. пересекла пустыню и появилась под стенами Карашара. Карашар сдался, но владетель Кучи, носивший титул «бай», собрал силы, в семь раз превосходящие по численности войско Люй Гуана и... в 384 г. потерпел полное поражение. Люй Гуан, заняв Кучу, нашёл, что она похожа на миниатюрную Чанъань. Он милостиво обошёлся с жителями, что снискало ему популярность в прочих оазисах. Гуманность, основанная на силе, оказалась мощным доводом в пользу союза с империей Цинь. Тем временем Люй Гуан получил из Китая сведения, которые побудили его остаться в Куче навсегда, сделав из неё столицу самостоятельного владения. Но почему-то этот проект не был осуществлён, и в 386 г. Люй Гуан, ограбив покорившийся ему край, вернулся в Ганьчжоу, выгнал оттуда китайского правителя и захватил бывшее княжество Лян для самого себя. [32]

 

Как и почему этот энергичный полководец, которого не называют изменником, превратился в самостоятельного государя, мы узнаем из рассмотрения событий внутри Китая, ибо за то трёхлетие, пока Люй Гуан утверждал тангутскую власть на склонах Тяньшаня, сама империя Цинь перестала существовать.

 

Вихрь.   ^

 

До 379 г. тангутские войска вели планомерное наступление в верховьях Янцзы. Там власть цзиньской династии была непрочна. Осуществлялась она системой крепостей с сильными гарнизонами, державшими в страхе местное, иноплеменное население. Тангуты брали крепость за крепостью, но тратили на каждую операцию много времени и сил, так что результаты продвижения были ничтожны.

 

В 379 г. Фу Цзянь направил удар на юго-восток. Тангутские войска перешли р. Хуай и приблизились к жизненным центрам Южного Китая. Фу Цзяню казалось, что дни империи Цзинь сочтены. Располагая 970 тыс. воинов (цифра — на совести автора хроники), он полагал, что успех в завоевании Южного Китая ему обеспечен.

 

Но его советники были настроены менее оптимистично. Они всячески пытались отговорить своего царя от

(123/124)

войны, которая государству была не нужна и рискованна. Ещё более грозной опасностью они считали возможность отпадения покорённых народов во время военных замешательств. [33] Несмотря на все уговоры и указания на несправедливость завоевательной войны, Фу Цзянь II в 383 г. объявил мобилизацию 10% населения. По китайскому условному исчислению, у него собралось 700 тыс. пехотинцев и 270 тыс. всадников; не берусь сказать, сколько их было на самом деле, но, во всяком случае, много.

 

Передовые отряды уже успели пересечь р. Хуай, пока дальние, из бывшего княжества Лян, подходили к р. Вэй. Их решено было использовать в Сычуани, а на важнейший участок фронта была брошена сяньбийская конница под командой Муюна Чуя и лучшая китайская пехота, доверенная недавнему пленнику — Чжу Сюю. Авангардом командовал талантливый и отважный царевич Фу Жун.

 

По боевым качествам циньская армия неизмеримо превосходила южнокитайское 80-тысячное войско, но воины — не шахматные фигуры, и поле боя — не доска. Почти все циньские солдаты либо происходили из племён, которые совсем недавно были покорены силой оружия, как сяньбийцы, либо просто захвачены в плен и поставлены противником в строй, как большинство китайских подразделений. Они были не тангуты и, подчинившись тангутскому царю, не превратились в тангутов. Этого-то не хотел видеть и понимать Фу Цзянь II. Он считал, что этнические различия призрачны, главное, чтобы человеку, как таковому, было хорошо. Потому-то он лелеял чужих в ущерб своим и надеялся, нет, был уверен, что ему отплатят добром за добро. А то, что есть силы, более мощные чем личные чувства и сознание собственной выгоды, ему не приходило в голову.

 

Цинское наступление развивалось по всему фронту, от Хубэя на западе до Шоучуня — на востоке. Фу Жун взял Шоучунь и остановил продвижение южнокитайской армии. Фу Цзянь, окрылённый лёгким успехом, оставил часть своей пехоты у Сянчэна (в Хэнани) и с 80-ю тыс. лёгкой конницы подошел к Шоучуню. Оставалось как будто немного — разгромить противника, имея пятикратный перевес в силах.

(124/125)

 

Но тут сказала своё слово измена. Чжу Сюй предупредил цзиньских полководцев Се Ши и Се Сюаня о дислокации циньских войск и дал совет взять инициативу, чтобы остановить тангутов, пока те не успели подтянуть все войска. Се Ши не медля выделил пятитысячный отряд отборной конницы, который проник через интервалы циньских войск и в ночном бою у Лоцзяня нанёс тангутам тяжёлое поражение, захватив много боевого снаряжения. Эта неожиданность побудила Фу Цзяня стянуть войска на восток, и обе армии, северная и южная, сошлись у Шоуяна, на берегах р. Фэй.

 

И вот тут произошло нечто странное, получилась какая-то смесь глупости и предательства. По совету того же Чжу Сюя китайский полководец Се Ши предложил Фу Цзяню несколько отвести войска от берега р. Фэй, чтобы китайцы могли переправиться и в бою, по всем правилам, решить судьбу войны. Казалось бы, вступать в переговоры с врагом перед битвой не следовало, но Фу Цзянь решил, что будет очень хорошо, если его латная конница сомнёт строй противника и загонит его в реку. Он согласился и отдал приказ об отходе.

 

Но армия не отошла — она разбежалась; не от противника, а от начальства. За несколько минут воины превратились в дезертиров, не способных ни к самозащите, ни к планомерному отступлению. Китайцы спокойно перешли реку и беспрепятственно рубили беглецов. Фу Жун попытался навести порядок, но его конь упал, и царевичу отрубили голову. Фу Цзянь успел бежать. Это ему удалось лишь потому, что 30 тыс. сяньбийской конницы Муюна Чуя сохранили дисциплину, хотя и не вступили в бой. Чжу Сюй, бывший царь Ляна, и многие другие китайцы бросили знамя тангутского царя и вернулись к своим. Победители захватили царскую колесницу Фу Цзяня, коронные драгоценности и много разнообразного оружия. Разгром был полным и окончательным — Китай был спасён.

 

Когда гонец привёз в Цзянькан (Нанкин) весть о победе, министр играл в шахматы со своим другом. Он просмотрел депешу, положил её на диван и закончил партию. На вопрос друга: «Что нового?» — он ответил: «Ничего важного. Наши мальчики побили разбойников». [34]

(125/126)

И всё! Что это было: выдержка или равнодушие? Трудно решить, да это и не столь существенно, потому что дальнейшие события развивались стремительно, как лавина.

 

Опрокинутая империя.   ^

 

К концу дня из всего могучего циньското войска остались в строю только тысяча тангутских всадников, присоединившихся к своему царю, и 30 тыс. сяньбийцев Муюна Чуя. Фу Цзянь, страшась преследования, присоединился к Муюну Чую, и тут сразу сяньбийские старейшины и сын Чуя, Муюн Бао, потребовали от своего вождя мести за покорение их государства. Но Муюн Чуй отказал им наотрез, сославшись на долг благодарности, сохранил Фу Цзяню жизнь и свободу и проводил его в Лоян, где стоял верный тангутский гарнизон. Туда же прибыли остатки великой армии — немногим больше десятой её части. [35]

 

Если бы китайцы в 383 г. проявили больше настойчивости и инициативы, они могли бы освободить если не весь Северный Китай, то значительную его часть. Но они ограничились рейдом в Шаньдун и возвращением нескольких крепостей, благодаря чему Фу Цзянь получил передышку, а население Хэнани — пережило новое разочарование в династии Цзинь. [36]

 

Проводив Фу Цзяня до границ Шэньси, Муюн Чуй просил отпустить его на родину, чтобы предотвратить там беспорядки, возможные после поражения. Фу Цзянь, тронутый лояльностью сяньбийского принца, дал согласие на его отъезд. Напрасно тангутские вельможи уговаривали царя убить или задержать Муюна Чуя, слишком популярного в своём племени. Фу Цзянь ответил, что, дав слово, он его держит... и Муюн Чуй уехал на восток. Тайные убийцы, посланные за ним без ведома Фу Цзяня, подстерегали его на мосту через Хуанхэ, но Муюн Чуй перепра-

(126/127)

вился через реку в лодке, избег смерти и оказался в родной стране.

 

А тем временем вихрь разрушения домчался от берегов р. Фэй, до южных притоков Хуанхэ. В верховьях р. Вэй восстали сяньбийцы, поселившиеся там на опустелых землях с разрешения самого Фу Цзяня. Потерявший голову Фу Цзянь отправил на подавление мятежников офицера сяньбийского происхождения, не поинтересовавшись тем, что тот был родственником повстанца. Этот последний, Цифу Го-жань, присоединился к своим соплеменникам и освобождённую от тангутов территорию объявил самостоятельным царством.

 

На востоке некий динлин Ди Бинь, собрав шайку из дезертиров, блокировал Лоян. Муюнские принцы уговорили своих соплеменников и родственных ухуаней сбросить тангутское иго. Под контролем циньских войск оставались только цитадели городов, и когда к г. Е, бывшей столице сяньбийской империи Янь, подъехал со своим эскортом Муюн Чуй, желавший поклониться могилам предков, его не впустили в город. Положение создалось двусмысленное: тангутские князья были благодарны Муюну Чую за спасение Фу Цзяня, но считали его потенциальным мятежником и колебались, не решаясь его убить; Муюн Чуй демонстрировал свою лояльность, но соплеменники требовали, чтобы он встал во главе восстания и в 384 г. отомстил за разгром 370 г. Опустим подробности. Тангуты всё-таки сделали неловкую попытку убить сяньбийского принца, а он в ответ объявил, что долг благодарности им уплачен, и объединился с Ди Бинем. Лоян устоял против натиска мятежников, но это не смутило Муюна Чуя. Собрав вокруг себя 200 тыс. сяньбийцев, он переправился на северный берег Хуанхэ и объявил империю Янь восстановленной. Фу Цзянь не мог этому воспрепятствовать, так как другие восстания потрясали всю страну.

 

Муюн Нун [Чуй?] поднял ухуаней, и те, вооружённые дубинами и рогатинами, наголову разбили отряд регулярного тангутского войска. Муюн Хун поднял сяньбийские войска расквартированные на границе Шаньси и Шэньси. Фу Цзянь послал против него 50 тыс. тангутов со своим сыном во главе, добавив тибетскую конницу Яо Чана — внука Яо И-чжуна. Постанцы уходили на север, стремясь укрыться в степях, но тангуты настигли их и вопре-

(127/128)

ки совету Яо Чана, рекомендовавшего «не ловить крысу за хвост, чтобы не укусила», вынудили к битве, в которой были разбиты. Царевич пал в бою. Яо Чан уведомил об этом Фу Цзяня. Тот, потеряв самообладание, казнил посла, чем толкнул на восстание дотоле верного Яо Чана. К 385 г. с Фу Цзянем остались одни тангуты.

 

В 385 г. Муюн Чуй перешёл в наступление и осадил тангутский гарнизон в цитадели города Е. Тангуты держались столь стойко, что сяньбийцы открыли им проход и позволили уйти. Овладев столицей, Муюн Чуй восстановил императорское правление, пожаловал чины и т.д. Восстановленная империя получила название Младшая Янь.

 

Тем временем принц Муюн Чун собрал войско из своих соплеменников в Шаньси и обрушился на многострадальную долину р. Вэй. Население в ужасе разбежалось. Фу Цзянь заперся в Чанъани, но, поверив гадателю, рекомендовавшему ему покинуть город, удалился с наложницей и сыном к горам Уцяншань, куда пытался созвать своих приверженцев. Муюн Чун вступил в покинутую гарнизоном столицу и отдал её на разграбление своим воинам. Яо Чан между тем, обнаружив местонахождение Фу Цзяня, явился с войском, захватил императора и удавил его. Это произошло в 385 г. После этого Люй Гуан предпочёл не возвращаться в Китай, а основать собственное государство в Ганьчжоу.

 

Судьба Фу Цзяня II была поистине трагична. Она даже могла бы вызвать сочувствие, если бы этому не мешал строгий исторический анализ. В самом деле, идея торжествует лишь в том случае, если она верна. Осуществление неверной идеи влечёт за собой тяжёлые последствия, особенно когда оно проводится последовательно. Фу Цзянь II был человеком по тому времени образованным, но не профессиональным учёным. Это значит, что он был дилетантом. Ему были близки логические построения, а не иррациональная действительность, и он уверовал в то, что этническая принадлежность — рудимент, неактуальный в его просвещённом государстве. Он её просто игнорировал, полагая, что облагодетельствованные им люди будут платить ему благодарностью. При прочих равных условиях оно так бы и было, но китайцы считали Фу Цзяня варваром-ди, сяньбийцы — полукитайцем, тибетцы — представителем чужого племени, хунны — полез-

(128/129)

ным союзником, но не больше; и все так или иначе предали его, даже испытывая угрызения совести, как, например, Муюн Чуй. Да и не могли они поступить иначе, потому что службу императору Цинь они рассматривали как подчинение тангутскому царю, лишившему их свободы и независимости. Именно этот, часто неосознанный, но .от этого ещё более сильный императив этнического поведения (этологии) толкнул все народы, жившие в Северном Китае, на войну против тангутского ига, каким бы лёгким оно ни было. И поэтому после смерти Фу Цзяня не возникло на берегах Хуанхэ великой державы, а появилось восемь небольших и взаимовраждебных этнотерриториальных объединений. Именно этнические противоречия разорвали железный обруч циньской деспотии и ввергли Северный Китай в пучину таких бедствий, которые превзошли даже те, которые мы уже описали. Но это была не злая воля тех или иных людей, а неумолимая историческая закономерность.

 


 

[1] М.П. Петpов, По степям и пустыням Центрального Китая, — Природа, 1959, №11, стр. 75-77.

[2] Л.Н. Гумилёв, По поводу «единой» географии (Ландшафт и этнос), VI, Вестник ЛГУ, 1967, №6, стр. 125-128.

[3] Н.Я. Бичуpин, История Тибета..., стр. 120.

[4] За три года там сменилось четыре царя. См.: Wieger, стр. 1142.

[5] Шан Юэ, Очерки..., стр. 146-147; Wieger, стр. 1143.

[6] H.Я. Бичурин, История Тибета..., стр. 117.

[7] Там же, стр. 121.

[8] Wieger, стр. 1146.

[9] Ibid, стр. 1146-1147.

[10] Н.Я. Бичуpин, История Тибета..., стр. 118.

[11] Wieger, стр. 1147-1149; Шан Юэ, Очерки..., стр. 147.

[12] P. Bооdberg, Two Notes.... стр. 292-297.

[13] «Цзиньшу» — Цит. по: А. Бернштам, Очерки истории гуннов, стр. 221-222. Ср.: Л.Н. Гумилёв, Хунну, стр. 71-83.

[14] А.Н. Бернштам, Очерк истории гуннов, стр. 221-222.

[15] Н.Я. Бичуpин, История Тибета..., т. I, стр. 113.

[16] Подробнее см.: Л.Н. Гумилёв, Изменения климата и миграции кочевников, — Природа, 1972, №4, стр. 44-52.

[17] См. работы Л.Н. Гумилёва: Гетерохронность увлажнения Евразии в Средние века (Ландшафт и этнос) V, Вестник ЛГУ, 1966, №18, стр. 85; Открытие Хазарии, стр. 64.

[18] Л.Н. Гумилёв, Древние тюрки, стр. 11-13.

[19] В «Бэйши» эти предводители названы сыновьями один другого. Это явная ошибка историка, происходящая из его склонности к модернизации. См.: Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 185. В «Тунцзянь ганму» эта ошибка не повторяется. См.: Бичурин, стр. 186.

[20] Н.Я. Бичурин, Собрание сведений..., т. I, стр. 186.

[21] Там же.

[22] Это название удержало только одно из телеских племён. Оно образовано этнонимом «теле»+суффикс монг. мн. числа — «ут». Предлагаю применять этот термин вместо привычного «теле», потому что часто возникает путаница этнонима «теле» с названием «толос», что означает по-тюркски «восточное крыло орды». См.: Л.Н. Гумилёв, Древние тюрки, стр. 13.

[23] Цифра приблизительна. Всего в империи Янь числилось 9990 тыс. душ, но часть их были сяньбийцами (Wiеger, стр. 1156).

[24] Wieger, стр. 1157.

[25] Ibid., стр. 1162.

[26] Название «сяньби» состоит из иероглифов, обозначающих рыбу и барана. См.: Wiеgеr, стр. 1159.

[27] Ibid., стр. 1159.

[28] Надо сказать, что этот комендант сдал крепость ради того, чтобы спасти свою мать, захваченную тангутами. С нашей точки зрения, он совершил измену, но, по конфуцианским принципам, забота о родителях выше заботы о государстве: этим он оправдал своё поведение, а верность родине проявлял тем, что грубил победителям.

[29] Wieger, стр. 1160.

[30] Например, в 379 г. предатель открыл тангутам ворота крепости Санъян в низовьях р. Хань. Фу Цзянь казнил предателя, а мужественного коменданта крепости Чжу Сюя принял на службу и дал высокий воинский чин (Wieger, стр. 1163-1164).

[31] Ibid., стр. 1162.

[32] Ibid., стр. 1168.

[33] Ibid., стр. 1165.

[34] Ibid., стр. 1175.

[35] Wieger, стр. 1176; Шан Юэ, Очерки..., стр. 148. Указана цифра — 100 тыс. беглецов. Если бы это была точная цифра, то Фу Цзянь оставался бы хозяином положения, чего не было. Видимо, тут опять преувеличение, т.е. величина относительная к первоначальному числу.

[36] Ср.: Шан Юэ, Очерки..., стр. 148.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги