Д.Н. Уилбер
Персеполь.
Археологические раскопки резиденции персидских царей.
Послесловие.
Предлагаемая вниманию читателя книга Д. Уилбера занимает особое место в обширной западной литературе о Персеполе. Итоги многолетних раскопок в Персеполе изложены в двух томах, изданных покойным профессором Чикагского университета Эрихом Шмидтом и рассчитанных на сравнительно узкий круг специалистов. [1] В большинстве других работ о Персеполе, как правило, рассматриваются отдельные археологические проблемы, связанные с этим городом, и стиль его памятников. В своей книге Уилбер сжато и в доступной форме даёт описание основных памятников Персеполя, а также общую картину города и жизни в нём. Поэтому можно надеяться, что его работа, переведённая на русский язык, будет с интересом и пользой прочитана советскими читателями. К сожалению, по техническим причинам в настоящем издании пришлось опустить часть фотографий из английского оригинала.
В книге, на наш взгляд, имеются отдельные неточности и ошибки. Мы постараемся высказать свою точку зрения по этим вопросам, а также сообщить некоторые важные сведения о Персеполе, отсутствующие у Уилбера, отчасти потому, что они стали достоянием науки уже после выхода его работы в свет на английском языке.
Персеполь расположен на исконной эламской территории, где персы появились в VIII в. до н.э., то есть за два столетия до того, как началось сооружение города. Эламитяне называли область, где позднее построили Персеполь, Аншаном, и центр её, как показали недавние раскопки и исследование клинописных текстов, был расположен на территории современного тепе Малиан, [2] в 46 км к се-
(90/91)
веру от Шираза. [3] Аншан считался одним из крупных эламских центров, а в некоторые периоды его истории — и могущественным независимым царством [утверждение Уилбера на стр. 11, что Аншан — «местное название области, включавшей Персию (Парса) и Элам (Худжа)», неточно].
До последней четверти VII в. до н.э. персы находились под властью эламских царей. Когда в 609 г. до н.э. Ассирийская держава пала под ударами мидийцев и вавилонян, Элам попал в зависимость от Вавилонии, а персы были покорены индийским царём Киаксаром.
Большинство исследователей полагают, что после смерти персидского царя Кира I, около 600 г. до н.э., царство было разделено между двумя его сыновьями, а именно Камбизом I, который стал править Аншаном, и Ариарамной. Последнему, как полагают, досталась Персия; позднее Ариарамне наследовал его сын Аршама, которого впоследствии Кир II лишил власти. Однако эта теория, основанная на шатких аргументах, [4] оказалась несостоятельной, так как недавно выяснилось, что Персия и Аншан, по крайней мере начиная с середины VII в. до н.э., по территории совпадали между собою. Аншан был лишь древним, архаичным, торжественным названием, освящённым многовековой традицией, которое ещё сохранялось главным образом в царской титулатуре, а действительным названием этой страны по имени её новых владык стала Персия.
Уилбер, который придерживается вышеупомянутой теории о царствовании Ахеменидов в двух коленах, многократно обращается к надписям Ариарамны и Аршамы, где оба последних названы «великими царями» Персии. Однако большинство учёных, исходя из грамматических и палеографических особенностей этих надписей, вполне обоснованно считают их подделками позднеахеменидского времени. [5] Очевидно, эти надписи были составлены на рубеже V-IV вв. до н.э. Их составители хотели доказать, что представители
(91/92)
младшей линии Ахеменидов, к которой принадлежали Дарий I и его преемники, были правителями Персии.
Трудно согласиться с мнением Д. Уилбера (которое, впрочем, и ранее высказывалось другими учёными), что известные нам имена ахеменидских царей были их тронными, принятыми при коронации, а их личные — остаются неизвестными (см. стр. 18). Правда, мы знаем тронные имена некоторых персидских царей. Сатрап Гиркании Ох (древнеперсидское имя его было Вахука) стал царствовать под именем Дария (II), а сын последнего принял тронное ими Артаксеркса (III). Сатрап Армении Аршама (по прозвищу Кодиманн) принял имя Дария (III), и, наконец, сатрап Бактрии Бесс объявил себя царём под именем Артаксеркса (IV). Однако Дарий II был сыном вавилонской наложницы (отсюда его греческое прозвище Нот — «незаконнорождённый»). Артаксеркс III был младшим из детей царицы Статиры и Артаксеркса II, а Бесс и Дарий III являлись только дальними родственниками ахеменидских царей. Таким образом, никто из этих царей не был законным наследником престола, и поэтому принятие ими тронных имён объясняется исключительными обстоятельствами. Если бы другие ахеменидские цари носили тронные имена, то это, надо полагать, отразилось бы в греческих источниках.
В 553 г. до н.э. персидские племена во главе с Киром II подняли восстание против мидийского царя Астиага. Однако нет оснований полагать, как это делает Уилбер, что предварительно и 556 г. Кир заключил союз с царём Вавилонии Набонидом. В 550 г. персы одержали победу над мидийцами и после этого в течение нескольких десятилетий создали мировую державу, охватывавшую страны от Эфиопии и Египта до среднеазиатских областей и долины Инда. Основные этапы этих завоеваний: установление контроля над Эламом около 549 г. до н.э. (Уилбер необоснованно относит завоевание Элама персами к 546 г. до н.э.); покорение стран, входивших в состав бывшей Мидийской державы (Парфии, Гиркании и, возможно, Армении), в 649-647 гг. до н.э.; разгром Лидии в 546 г. до н.э.; захват областей Восточного Ирана и Средней Азии между 545-539 гг. до н.э., Вавилонии в 539 г., Египта в 525 г. и долины Инда около 512 г. Уилбер, несомненно, ошибается, полагая, что после завоевания Лидии в 546 г. до н.э. Кир «на обратном пути в 539 г. до н.э. свернул в сторону и покорил Вавилон» (см. стр. 41). В действительности же предстояла ещё долгая подготовка к войне с могущественной Вавилонской державой, и Кир даже помышлять не мог о захвате Вавилона «на обратном пути». Трудно также согласиться с Д. Уилбером, что Дарий I решил предпринять поход против материковой Греции, потому что
(92/93)
греческие колонии в Малой Азии, находившиеся под персидским господством, получали оттуда помощь в своей борьбе за независимость. Однако помощь материковых греков малоазийским эллинам была невелика и оказалась лишь предлогом, а не причиной греко-персидских войн. Дарий I и Ксеркс мечтали о покорении Греции, чтобы ещё больше расширить свою державу (Дарий I посылал своих лазутчиков даже на территорию отдалённой Италии).
Д. Уилбер, ссылаясь на утверждение Геродота, пишет, что в армии Ксеркса, выступившей против Греции, было миллион семьсот тысяч воинов. Однако такую армию в те времена вообще невозможно было бы снабдить продовольствием, и она должна была растянуться на несколько тысяч километров. Большинство современных историков считают, что войско Ксеркса состояло из 50-75 тысяч человек, не более. Эта армия должна была показаться грекам действительно огромной по представлениям того времени. По мнению Э. Мейера, максимальное число воинов в персидской сухопутной армии во время греческого похода составляло не более ста тысяч человек. [6]
Первым крупным городом, который построили персы, были Пасаргады. Согласно преданию, Кир II распорядился о сооружении своей резиденции именно на том самом месте, где в 550 г. до н.э. была одержана окончательная победа над индийцами. Однако археологические раскопки свидетельствуют о том, что территория Пасаргад была обитаема задолго до середины VI в. до н.э. Причём строительные работы широко развернулись, по-видимому, лишь после того, как персы обрели независимость.
Следуя распространённому мнению, Д. Уилбер полагает, что персидским названием Пасаргад, «возможно, было Пайшияувада» (см. стр. 11). Однако недавно из персепольских хозяйственных текстов начала V в. до н.э. стало известно, что эламская форма названия Пасаргады, сохранившегося у античных авторов, была Батракаташ. [7] Очевидно, латинское название города в форме Parsagada (в некоторых рукописях — Persagada), сохранившееся в труде Квинта Курция Руфа «История Александра Македонского» (V, 6, 10), которое обычно переводят как «лагерь персов», [8] неверно. Надо полагать, что персы сохранили за городом древнее эламское
(93/94)
название данной местности, которое античные авторы передавали неточно.
После 520 г. до н.э., в период царствования Дария I, началось строительство Персеполя, одного из самых знаменитых городе древности. Персеполь раскапывался археологами в течение многих лет, и сейчас это один из наиболее хорошо изученных древних городов. Но в основном наши знания о нём ограничиваются памятниками, дающими яркое представление об ахеменидском искусстве и богатой материальной и духовной культуре того времени.
Однако до сих пор с Персеполем связано много загадок. Прежде всего, нам не совсем ясно, для каких целей был сооружён этот город и каковы функции его зданий. Административной столицей Ахеменидской державы был древний эламский город Сузы. Одни временно Сузы наряду с Экбатанами и Вавилоном являлись резиденцией ахеменидских царей, и в этих городах в определённые сезоны года пребывал царский двор (Экбатаны с их горным воздухом были летней резиденцией, Вавилон — зимней; в Сузах цари со своим окружением жили весной). Когда же и для каких целей ахеменидские цари приезжали в Персеполь?
Большинство учёных, [9] в том числе и Д. Уилбер, полагают, чти Персеполь был не административным центром, а ритуальной столицей Ахеменидов и что последние вместе со своими приближёнными встречали там первый день Нового года (новруз), который падал на день весеннего равноденствия, то есть 22 марта. В таком случае можно полагать, что на персепольских рельефах запечатлены мифы и обряды древних иранцев: борьба между старым и новым годом, между добром и злом (которую символизирует битва царя с чудовищами), надежда на благополучие в наступающем году и праздничные пиршества. Полагают также, что на самый большой в древности новогодний праздник приезжали и представители всех подвластных персам народов с образцами типичной для каждой страны подати и складывали её (или дары) в торжественной, обстановке перед царём, который восседал на золотом троне в Тронном зале. [10] Однако это мнение не вполне убедительно, и, во всяком случае, у нас нет каких-либо документальных данных, свидетельствующих о том, что подданные доставляли подарки персидскому царю по случаю Нового года.
(94/95)
Высказывалось также весьма сомнительное предположение, что Персеполь являлся своеобразной астрономической обсерваторией для определения дня весеннего равноденствия и что его здания были расположены таким образом, чтобы вести наблюдения за небесными светилами. [11] Наиболее вероятным представляется нам мнение западногерманского археолога Л. Трюмпельмана, согласно которому Персеполь — это обычная царская резиденция, выполняющая все характерные для неё функции. [12] В пользу этого предположения, на наш взгляд, свидетельствует и сообщение древнегреческого автора Афинея («Пир мудрецов», XII, 913F) о том, что ахеменидские цари проводили осень в Персеполе. Менее вероятным представляется мнение Р. Фрая о том, что Персеполь был летней резиденцией Дария I и Ксеркса [13] (выше говорилось, что летней резиденцией Ахеменидов были Экбатаны). Возможно, прав был Олмстед, полагая, что со времени Артаксеркса I ахеменидские цари редко посещали Персеполь и обычно их туда привозили уже после смерти для погребения. [14] Поэтому Геродоту Персеполь остался неизвестным, и он его ни разу не упоминает. Но при Дарии I и Ксерксе в Персеполе часто пребывал царский двор. Хозяйственные тексты из Персеполя фиксируют выдачу для царских пиров одновременно более 100 000 л зерна и сотен голов скота. Невольно вспоминается сообщение Афинея («Пир Мудрецов», 512) о том, что персидский царь ежедневно даёт обед на 15 000 человек и для таких обедов режут 1000 голов скота (быков, баранов, оленей и т.д.). По словам Афинея, стоимость обеда доходила до 400 талантов (около 12 000 кг) серебра.
Недавно в Персеполе удалось сделать удивительное открытие. Во время реставрации было установлено, что рельефы с изображением сидящего на троне царя и наследного принца, который стоит за царём (полагают, что это Дарий I и Ксеркс), первоначально находились на центральной лестнице, ведущей в ападану, но ещё в ахеменидское время были перенесены к сокровищнице. [15] Пока трудно сказать, кто и почему распорядился о переносе этих
(95/96)
наиболее тщательно выполненных рельефов с их торжественного места на малозаметное.
Д. Уилбер полагает, что Персеполь был священным городим где короновались ахеменидские цари и где их хоронили после смерти. Действительно, в Персеполе и поблизости от него в Накш-и-Рустаме погребены все ахеменидские цари, начиная с Дария I. Однако трудно согласиться с утверждением, что именно здесь происходила коронация ахеменидских царей. Плутарх в биографии Артаксеркса II (гл. 3), основываясь на более ранних источники, сообщает, что обряд посвящения на царство проходил в Пасаргадах и вступающий на престол представитель династии Ахеменидов должен был надеть одежду, которую носил Кир II ещё до того, как стал царём, а также съесть сушёные фиги, фисташковые орехи и выпить чашу кислого молока. Следовательно, Пасаргады сохраняли значение древней столицы, и именно там короновались цари с соблюдением древних обрядов. Как свидетельствуют археологические раскопки, в Пасаргадах продолжалось строительство и после смерти Кира II. Там, в частости, найдена закладная надпись Ксеркса. [16]
Трудно согласиться с утверждением автора о том, что персидские цари почитали Ахурамадзу «вместе с богами царского дома» (см. стр. 22). В действительности же эту цитату из Бехистунской надписи, как видно из её вавилонского варианта, следует перевести иначе: «Ахурамазда вместе со всеми богами».
По мнению Д. Уилбера, одной из загадок Персеполя является то, что греческий врач и историк Ктесий «в течение двадцати лет» [17] жил при дворе персидского царя и тем не менее «никогда не видел Персеполя и не упоминал его в своих произведениях», а также то, что западный мир узнал об этом городе впервые из трудов историков похода Александра Македонского (см. стр. 18). Хотя подобные утверждения можно встретить почти в каждой работе о Персеполе, их трудно признать убедительными. Ктесий, ко-
(96/97)
нечно, знал Персеполь и несколько раз упоминает о нём (под названием Персай), когда пишет о доставке туда для погребения тела царя или царицы. [18] Сам Уилбер отмечает, что Персеполь был известен также греческому историку Ксенофонту, который в конце V в. до н.э. некоторое время провёл в Малой Азии, где поступил наёмником в армию ахеменидского царевича Кира Младшего. Но у Ксенофонта, как и у Ктесия, Персеполь назван Персай, и эта форма гораздо ближе, чем Персеполь (греческое название, которое дословно означает «Город персов»), к древнеперсидскому наименованию Парса, охватывавшему как персидский народ, так и всю страну Персию (современная область Фарс) и город Персеполь. Поэтому Уилбер не прав, когда считает, что «в гораздо более поздние времена название Персеполь превратилось в Парс или Фарс» (стр. 18). В действительности дело обстояло как раз наоборот, и слово «Персеполь» явилось греческой переработкой местного названия «Парса».
В Персеполе найдено много тысяч клинописных документов на эламском языке, составлявших архив царского хозяйства. Сведения, которые Уилбер даёт об этих текстах, в некоторых отношениях устарели, поскольку большинство персепольских документов было опубликовано уже после выхода [1969] его книги в свет. Поэтому на этих документах здесь необходимо остановиться несколько подробнее.
В 1933-1934 гг. археологическая экспедиция Восточного института Чикагского университета раскопала в крепостной стене (в северо-западном углу персепольской террасы) большое количество клинописных текстов на эламском языке. Они получили условное название «таблички крепостной стены». В 1969 г. Р. Халлок издал 2087 «текстов из крепостной стены». [19] Неизданными остаются ещё несколько тысяч документов и крупных фрагментов этой серии (первоначально было объявлено, что находка насчитывает около 30 тыс. табличек, но годных для издания текстов, включая сюда и уже опубликованные, по-видимому, не более 8 тыс. единиц). Они датируются 509-494 гг. до н.э. (т.е. с 13 по 28 г. царствования Дария I) и по содержанию близко примыкают к найденным в 1936-1938 гг. и опубликованным Дж. Камероном документам персепольской сокровищницы, которые датируются 492-458 гг. до н.э. (от 30 г. Дария I до 7 г. Артаксеркса I). Документы со-
(97/98)
кровищницы фиксируют выдачу серебра и натуральных продуктов главным образом для работников царского хозяйства. [20] «Тексты крепостной стены» содержат сведения о транспортировке продуктов и скота, о взимании налогов, выдаче рационов для работники», выплате жалованья государственным чиновникам и т.д. Среди них сохранилась также служебная переписка высокопоставленных царских чиновников.
Пожалуй, Д. Уилбер не прав, когда он, ссылаясь на Камерона, процесс составления указанных текстов представляет следующим образом: писец получает устное распоряжение от персидского чиновинка и записывает его на арамейском языке на папирусе и коже; затем арамейские тексты отправляют в запечатанном виде к сокровищницу, и там, сломав печати, писцы переводят их с арамейского на эламский язык и записывают клинописью на глиняных табличках. Против этого порядка свидетельствует тот факт, что при наличии в эламских текстах многочисленных древнеперсидских слов там полностью отсутствуют арамейские. Очевидно, свои распоряжения чиновники давали устно на персидском языке, а затем их переводили одновременно на эламский и арамейский, так как эламский был административным языком Персии, а арамейский государственным языком всей державы. [21] Однако от арамейских текстов сохранились лишь глиняные печати и шнуры, которыми они были привязаны к эламским табличкам, а сами документы сгорели во время пожара в Персеполе в 330 г. до н.э.
Эламские тексты позволяют установить точные даты сооружения многих основных зданий города. Д. Уилбер пишет, что «были найдены монеты, датированные годом основания Персеполя» (см. стр. 56). Однако на монетах нет дат выпуска, и поэтому они нисколько не помогают нам выяснить начальную дату строительных работ в Персеполе. Судя по хозяйственным текстам, они начались, во всяком случае, до 505 г. до н.э. Как видно из тех же текстов, около 492 г., при Дарии I, стала сооружаться ападана, которая была завершена лишь к 481 г., т.е. в период царствовании Ксеркса. Затем до 472 г. продолжалось украшение зданий, сооружение ворот и дверей, а также создание рельефов. После этот всего за два года, в 466-465 гг., был выстроен Тронный зал. При Артаксерксе I соорудили ещё один дворец, и до 458 г. до н.э.
(98/99)
продолжалось украшение зданий. В последующее время, при Артаксерксе III, после долгого перерыва снова были возобновлены работы и сооружён новый дворец в юго-западной части террасы.
Хотя в 458 г., при Артаксерксе I, в основном строительство в Персеполе закончилось, сотни работников должны были следить за состоянием зданий и часто ремонтировать их, так как иначе стены из сырцового кирпича могли бы легко обвалиться во время ливневых дождей, обычных в тех краях между декабрём и мартом. Необходимо было также держать в порядке дренажную систему и ухаживать за садами, разбитыми на террасе и в её окрестностях. [22]
Таким образом, в течение нескольких десятилетий возник город, который, по словам Страбона (XV, 3, 6), был самым благоустроенным и выделялся красотой своих зданий, а по величине уступал лишь Сузам. Страбон добавляет также, что в Персеполе и Пасаргадах хранились главные сокровища Ахеменидов, так как оба эти города были хорошо укреплены и овеяны славой предков.
Хозяйственные тексты дают также достоверную картину жизни и работы мастеров и ремесленников, которые строили Персеполь вместе со всеми его дворцами и другими зданиями. В городе трудились каменотёсы, плотники, кузнецы, ювелиры, скульпторы. На строительных работах в Персеполе было занято одновременно около 4000 человек, и его сооружение велось более 50 лет. О масштабах этой работы определённое представление может дать тот факт, что уже на подготовительном этапе нужно было превратить около 125 000 м2 неровной скальной поверхности в платформу определённой архитектурной формы. [23]
Царские работники, занятые в Персеполе и на других строительствах, называются в текстах курташ (дословно: «домашний раб», но обычно этот термин имеет более широкое значение, а именно — «люди», «работники»).
В этническом отношении курташ состояли из представителей покорённых персами народов: египтян, вавилонян, лидийцев, ионийцев, каппадокийцев, карийцев, согдийцев, бактрийцев и т.д. Например, по свидетельству одного документа, в 501 г. лишь в одной партии работников насчитывалось 547 египтян. В 498 г. в Персеполе работало 224 «ассирийских» (очевидно, сирийских) курташ. В других документах упоминаются 55 каменотёсов, «которые прибыли из Египта в Персию», 72 карийских золотых дел мастера, 1149 «разноплеменных» ремесленников и т.д.
Курташ работали не только в Персеполе, но были размещены и в более ста царских имениях по всей Персии и Эламу, обслужи-
(99/100)
вая громадное царское хозяйство. Число таких работников доходило до 20 тысяч. Они жили, как правило, семьями и в соответствии с хозяйственными потребностями переходили с места на место (например, из Суз в Персеполь и т.д.).
Курташ получали плату зерном (обычно ячменём, реже пшеницей и просом, а во время нахождения в пути — мукой), пивом и растительным маслом. В период царствования Дария I мужчины обычно получали в день 1 л зерна, женщины — от 0,7 до 1 л, подростки обоего пола по 0,5 л. Сезамное масло выдавали из расчёта 1 л в месяц. Взрослым работникам выдавали также пиво (от 10 до 30 л в месяц). Мясо получали лишь небольшое число работников, наиболее квалифицированные ремесленники и старшины рабочих групп. Таким образом, плата или рационы, которые курташ получали при Дарии I, были весьма невелики. Их хватало на жизнь, но вряд ли у работников оставались излишки. Однако с конца царствования Дария I части курташ кроме продуктов стали выдавать также денежную плату нечеканеным серебром. При Ксерксе такая практика начала прочно входить в жизнь и ставки стали гораздо выше, чем при Дарии I, — от 1 до 8 сиклей серебра в месяц. Большинство же курташ получало 3-4 сикля серебра в месяц. Несомненно, это была сравнительно высокая плата — в три-четыре раза больше, чем платили в Вавилонии того же времени взрослому квалифицированному наёмному работнику, который в среднем получал 1 сикль серебра в месяц. При этом цены на продукты питания в Вавилонии и Иране VI-V вв. до н.э. были примерно одинаковы. Следует иметь также в виду, что кроме денежной платы курташ получали ещё продукты и поэтому им не было надобности часто прибегать к рынку.
Юридический статус курташ был неоднороден. Среди них имелось значительное количество рабов-военнопленных, некоторое число свободных, трудившихся добровольно за плату (например, пастухи), а также лица, отбывавшие годовую повинность на царя. Однако аппарат управления относился ко всем этим группам курташ как к равноправным в экономическом отношении. Именно поэтому не было резкой градации в оплате различных групп курташ. Она, скорее, наблюдалась внутри отдельных групп. Другими словами, если не все курташ получали одинаковую плату, то это зависело от их ремесла, квалификации, интенсивности труда, размера и качества выполненной работы, а также пола и возраста.
Таким образом, в методах управления рабочим персоналом царского хозяйства при Ксерксе (а частично ещё в конце царствования Дария I) произошли существенные изменения. Работникам царского хозяйства стали выдавать сравнительно высокую плату,
(100/101)
которая была в несколько раз выше, чем на свободном рынке труда в соседних странах. Очевидно, это вызвало заинтересованность работников в количестве и качестве работы, результатах своего труда и сделало царское хозяйство более эффективным. Появилась возможность за счёт огромных средств, собранных в качестве подати с покорённых народов, высоко оплачивать труд квалифицированных ремесленников, строивших царские дворцы и обслуживавших их.
Несмотря на отмеченные выше неточности, работа Д. Уилбера «Персеполь», несомненно, с большим интересом будет встречена советским читателем.
Перевод даётся с некоторыми сокращениями.
М.А. Дандамаев
[1] Е.F. Schmidt, Persepolis. I. Structures, Reliefs, Inscriptions, Chicago, 1963; Persepolis. II. Contents of the Treasury and Other Discoveries, Chicago, 1957; Persepolis. III. The Royal Tombs and Other Monuments, Chicago, 1970. (Этот том посвящён памятникам Накш-и Рустама, расположенного в пяти километрах от Персеполя).
[2] J. Hansman, Elamites, Archaemenians and Anshan, — «Iran», 1972, c. 101-125; E. Reiner, The Location of Anšan, — «Revue d’Assyriologie», 67, 1973, c. 57-62.
[3] Лишь сравнительно недавно выяснилось, что город Шираз существовал ещё до прихода персов в Иран и являлся крупным центром виноделия. Само его название также эламское — Тиразиш, но встречаются и написания в форме Шираззиш. См.: G.G. Cameron, Persepolis Treasury Tablets Old and New, — «Journal of Near Eastern Studies», XVII, 1967, c. 167 и сл.; R.T. Hallock, Persepolis Fortification Tablets, Chicago, 1969, c. 762.
[4] См.: М.А. Дандамаев, К вопросу о династии Ахеменидов, — «Палестинский сборник», 5, 1960, с. 3 и сл.; D. Stronach, Achaemenid Village I at Susa and the Persian Migration to Fars, — «Iraq, Journal of British Archaeology», XXXVI, 1974, c. 248.
[6] Е. Meyer, Geschichte des Altertums, III, Stuttgart und Berlin, 1912, c. 374-375; см. также «Fischer Weltgeschichte» (Bd. 5. Griechen und Perser), Frankfurt am Main, c. 54.
[7] R.T. Hallock, Persepolis Fortification Tablets, c. 676.
[8] А.Т. Оlmstead, History of the Persian Empire, Chicago, 1948, c. 60.
[9] См.: A.U. Pope, Persepolis as a Ritual City, — «Archaeology», 10, 1957, с. 123-130; R. Ghirshman, A propos de Persépolis, — «Artibus Asiae», 20, 1957, c. 265-278; K. Erdmann, Persepolis Daten und Deutungen, — «Mitteilungen der Deutschen Orient-Gesellschaft», 92, 1960, 21-47.
[10] См.: E. Pоrada, Alt-Iran. Die Kunst in vorislamischen Zeit, Baden-Baden, 1962, c. 143.
[11] W. Lentz, W. Sсhlоsser, G. Gropp, Persepolis: Weitere Beiträge zur Funktionsbestimmung, — «Zeitschrift der Deutschen Morgenländischen Gesellschaft», 121, 1971, c. 264-268.
[12] L. Trümpelmann, Tore von Persepolis. Zur Bauplanung des Dareios, — «Archaeologische Mitteilungen aus Iran», neue Folge, 7, 1974, c. 170.
[13] R.N. Frye, Persepolis again, — «Journal of Near Eastern Studies», 33, 1974, c. 385.
[14] А.Т. Оlmstead, History of the Persian Empire, c. 352.
[15] A.B. Tilia, Studies and Restorations at Persepolis and Other Sites of Fārs, Rome, 1972, c. 191-208.
[16] D. Stronach, Excavations at Pasargadae: Third Preliminary Report, — «Iran. Journal of the British Institute of Persian Studies» III, 1963, c. 19-20.
[17] На самом деле, это преувеличение. Согласно Диодору Сицилийскому (II, 32, 4), который ссылается на труд самого Ктесия, сохранившийся до нашего времени лишь в фрагментах, этот греческий врач жил при дворе персидского царя 17 лет. Многие современные учёные считают, что в труде Диодора содержится описка переписчика и вместо «семнадцать» следует читать «семь». См. F. Jacoby, Ktesias, — «Pauly’s Realencyclopadie der klassischen Altertumswissenschaft», XI, 1922, с. 2033; ср.: И.В. Пьянков, Средняя Азия в известиях античного историка Ктесия, Душанбе, 1975, с. 10 и сл.
[18] G.G. Cameron, The Persian Satrapies and Related Matters, — «Journal of Near Eastern Studies», 32, 1973, c. 55-56; C. Nуlander, Al-Bērūnī and Persepolis, — «Commemoration Cyrus», vol. 1: Hommage universel, Leiden, 1974, c. 138, прим. 4.
[19] R.Т. Hallосk, Persepolis Fortification Tablets.
[20] G.G. Cameron, Persepolis Treasury Tablets, Chicago, 1948, «Persepolis Treasury Tablets Old and New», — «Journal of Near Eastern Studies», XVII, 1958, c. 161-176; «New Tablets from the Persepolis Treasury», там же, XXIV, 1965, с. 167-192 (всего издано 139 текстов).
[21] F. Аlthеim und R. Stiehl, Die aramäische Sprache unter den Achaimeniden, Frankfurt am Main, [1961-1962], c. 78-82.
[22] Е.F. Sсhmidt, Persepolis, I, c. 43 и 210.
[23] E.F. Sсhmidt, Persepolis, I, c. 39-40.
|