Э.Б. Вадецкая
Археологические памятники в степях Среднего Енисея.
// Л.: 1986. 180 с.
Заключение
Подводя итоги, прежде всего подчеркнем, что все культуры, которым посвящена настоящая работа, представлены разнообразными и многочисленными памятниками: поселениями, могильниками и часто — наскальными рисунками. Степень изучения их, однако, крайне неравномерна, особенно при сравнении поселений и древних кладбищ. Поселения раскопаны незначительными участками, содержавшими обычно смешанный культурный слой, в лучшем случае с одним жилищем. Исключение составляет одно поселение каменноложского этапа карасукской культуры, где исследовано 5 жилищ (Каменный Лог I), но и среди них лишь одно сопровождено соответствующей архивной документацией, поэтому материалы поселений как информативный источник об экономике крайне скудны, и о конструкции жилищ можно высказывать лишь гипотезы.
Иначе обстоит дело с погребальными памятниками, изучение которых позволяет сделать ряд общих заключений об экономике и социальной организации племён, а также выводы этногенетического порядка.
Итак, племена, населявшие степи Среднего Енисея, на протяжении всего рассматриваемого периода имели комплексное хозяйство, в котором главную роль играло скотоводство. При этом они не были кочевниками, а вели полуосёдлый пастушеский образ жизни. Более подвижное скотоводство можно предполагать лишь для переселенцев в Минусинскую котлоловину с южных азиатских степей (со II-I вв. до н.э.), так как для них был характерен обычай класть покойнику преимущественно куски баранины и закрывать его шкурой овцы, свидетельствующий, возможно, о возрастающем значении в хозяйстве этого вида животных. Этот обычай, однако, может отражать не столько особенность хозяйства, сколько специфическую обрядность. Наблюдаются также и другие присущие минусинцам традиции обряда. Так, во все времена детей до 7-10 лет хоронили на особых местах кладбища и иным способом, чем взрослых и подростков. Взрослых хоронили преимущественно в весенне-осенний период, укладывая лицом к заходу или восходу солнца. Погребённым, за исключением тагарцев, не клали оружия. Кладбища использовали как жертвенно-поминальные комплексы, на которых устраивали капища и другие святилища. Усложнение погребального обряда проявляется как в эволюции погребальных сооружений, так и в увеличении ритуальных процедур с момента смерти человека до его погребения. Обряд коллективных захоронений, диктовался разными причинами: у афанасьевцев — сложностью сооружения могил в зимнее время, у тагарцев — стремлением уменьшить площадь кладбищ, у таштыкцев — видимо, взаимозависимостью умерших членов семьи, но опыт консервации трупа для длительного хранения накапливался постепенно. Так, уже афанасьевцы умели высушивать головы трупов, окуневцы их препарировали и трепанировали, тагарцы мумифицировали всё тело, изготовляя мумию-куклу, таштыкцы шили мягкие погребальные куклы с пеплом человека.
По погребениям прослеживаются этногенетическая связь культур и общие тенденции развития древнего минусинского общества, что выражено в возраставшей с каждой эпохой сложности погребального ритуала, этнической пестроте населения и усилении в нём социальной дифференциации. При изучении последней обращают на себя внимание могилы вождей, которые во все эпохи отличаются от других едиными признаками: монументальностью сооружения, его территориальной обособленностью, наличием в могиле уникальных изделий, становящихся предметом роскоши аристократов в последующее время, соблюдением для вождя той обрядности, которая получает распространение в дальнейшей погребальной практике того же народа.
В погребениях отражен социальный статус покойника, его общественные функции, различающиеся по эпохам. В период ранней бронзы выделяются могилы служителей культа, в эпоху поздней бронзы — представителей семейной аристократии, жрецов и колесничих. У тагарцев наиболее отчетливо прослеживаются разные категории воинства, в ранний таштыкский период престижное положение мужчины-воина
(167/168)
сопровождается новым обрядом трупосожжения и изготовлением имитации погребённого.
Современные исследования в целом подтверждают культурно-хронологическую схему С.А. Теплоухова, правильность выявленной им последовательности в смене культур, отражающей непрерывность исторического процесса. Однако теперь выделены новая — окуневская — культура и памятники переходного типа, а также особые, не типичные для той или иной культуры. Последние, видимо, показывают, что автохтонное прогрессивное развитие в определённые периоды нарушалось вторжением нового населения, далее сосуществовавшего с местным. В результате взаимоассимиляции разных культур складывались новые. Поскольку в Минусинскую котловину постоянно проникало население с Западной Сибири, а позже и из Тувы, где были, видимо, выходцы с еще более отдалённых территорий, то минусинские племена начиная с карасукской культуры были этнически неоднородными. Однако основной костяк местного населения начиная с окуневской культуры, по-видимому, составляли протосамодийские племена. Поиски на этой территории предков самодийцев оправданы как наличием соответствующих топонимов, так и совместным проживанием здесь на протяжении тысячи лет, вплоть до XVII в., тюркоязычных кыргызов с кетоязычными и самодийскоязычными племенами. Речь идёт не о прямых археолого-этнографических сопоставлениях, а о пережитках в погребальной обрядности, обнаруживающемся сходстве в орнаментах, технологии берестяной и деревянной утвари, в целом комплексе бытовых традиций, как например, покрое верхней одежды, манере украшать голову, стягивать обувь, в сохранении точной копии игольников, бляшек и других изделий и украшений. Таким образом, погребальные памятники служат весьма информативным источником для реконструкции этнического процесса, хотя многие проблемы, касающиеся происхождения культур, остаются дискуссионными, что связано, в частности, с рядом трудностей в типологических разработках, а также с почти полным отсутствием антропологических определений и анализа, особенно для гунно-сарматского периода, когда население было особенно смешанным.
Не менее дискуссионны и вопросы датировок, которые непосредственно связаны с датировкой родственных минусинским культур на сопредельных территориях, и с новыми радиоуглеродными датами. Но географическая изолированность Минусинской котловины позволяет считать, что культурные новшества здесь появлялись, как правило, позже, чем на соседних территориях Западной Сибири и Центральной Азии. Поэтому справедливо мнение М.П. Грязнова, что для данного района Сибири определение абсолютной даты памятников и культур следует понимать лишь как приближение к истине, но не твердое её установление. Опираться же надо в основном на их относительную хронологию по культурно-историческим периодам (145, с. 5). В целом рассмотренный период остаётся в хронологических границах (III тыс. до н.э. — V в. н.э.), установленных ещё С.А. Теплоуховым и С.В. Киселёвым, но рамки одних культур углублены, а других — омоложены: афанасьевская культура — III тыс. до н.э. — XVII в. до н.э.; окуневская — XVIII (XVII) в. до н.э. — ХШ в. (на севере) и XI в. до н.э. (на юге); андроновская — XIII-XI вв. до н.э.; карасукская — XI (X) в. до н.э. — VIII в. до н.э.; татарская — VII в. до н.э. — I в. н.э.; таштыкская — I в. до н.э. — V (VI) в. н.э.
Для дальнейшей разработки проблемы культурно-хронологического членения памятников необходимы раскопки поселений всех эпох и исследования на окраинах котловины, по границе горной тайги. Без этих данных нельзя понять механизм сложения минусинских археологических культур. Наиболее неясными периодами древней истории являются рубежи, переходные этапы, когда совместно проживало разнокультурное население: афанасьевско-окуневское, карасукско-тагарское и тагаро-таштыкское. Для каждого из них необходим детальный анализ разнокультурных памятников, в большинстве, к сожалению, не опубликованных.
Почти сто лет назад Д.А. Клеменц, сообщая о массовой порче и разрушении курганов, отметил следующее: «Уважение к прошлому страны — всё равно, что уважение к родителям. Общество, пренебрегающее этой обязанностью, стоит на уровне не помнящего родства... Общество, отказывающееся от издержек на охрану и изучение своей старины, указывает не столько на свою нищету материальную, сколько на нищету духовную. Издержки ничтожны для того, кто понимает важность старины и изучения прошлого, кто любит свою страну» (ММ, оп. I, д. 67, л. 77). Эти мысли Д.А. Клеменца актуальны и сегодня, так как основные археологические исследования в степях Енисея ведутся на новостройках. Именно они составят в будущем значительную часть научного наследия.
|