Э.Б. Вадецкая
Археологические памятники в степях Среднего Енисея.
// Л.: 1986. 180 с.
Глава VI. Тагарская культура
В этот исторический период отчётливо проявилась зависимость экономики племён, проживающих на Енисее, от природных условий. С одной стороны, ограниченная площадь степей препятствовала кочеванию, а с другой — массивы горных хребтов и непроходимых лесов защищали их от соседей-кочевников. Обилие легкодоступных медных руд надолго задержало переход к изготовлению железных орудий, но привело к массовому производству минусинских художественных бронз, ныне являющихся украшением многих музеев. Перенаселённость края создала уникальный обряд массовых захоронений в одном кургане и связанные с ним оригинальные ритуалы. Тагарская культура своеобразная и сильно отличается от культур кочевников того же скифского времени, хотя и родственна последним.
История изучения ^
Памятники этой культуры явились первым источником для развития сибирской археологии, потому что могильники очень многочисленны и внушительны. Дерновые надмогильные сооружения внутри каменных оград со временем приобрели очертания земляных холмов, окружённых высокими камнями и названных русским населением «курганами». Обилие курганов дало основание А.В. Адрианову именовать работу над составлением первой археологической карты Енисея «курганографией», а С.А. Теплоухову — предложить данную эпоху называть «минусинской курганной культурой» (306, с. 45). Хорошая видимость курганов на поверхности имела множество неоднозначных последствий. Она привела к тому, что курганы стали не только первыми объектами раскопок с научными целями, но и объектами грабежа и порчи. Их раскапывали ради бронзовых изделий, которые покупали коллекционеры и музеи. В результате к настоящему времени почти все курганы оказались ограбленными и погребения нарушенными. К сожалению, в среднем из сотни тагарских могил лишь одна оказывается непотревоженной. В то же время собранные коллекции, особенно изданные, ещё раньше привлекали внимание учёных и общественности, что явилось толчком к созданию местных музеев и порождало различные научные гипотезы. В частности, сходство сибирских и скифских художественных бронз позволило Д.Г. Мессершмидту и Ф.И. Страленбергу предположить, что в сибирских курганах похоронены скифы, Н.М. Ядринцеву — утверждать южносибирское происхождение скифской культуры, а Д.А. Клеменцу — допустить самостоятельное развитие сибирской и скифской культур. В целом ещё до начала систематических археологических работ в Минусинской котловине, на основании коллекций, часто случайных, сложилось несколько преувеличенное мнение об особом значении древностей Енисея для понимания истории других районов Сибири и Азии.
Первые курганы тагарской культуры раскапывались Д.Г. Мессершмидтом и Ф.И. Страленбергом (1722 г.), И.Г. Гмелиным (1739 г.), П.С. Палласом (1772 г.), М.А. Кастреном (1847 г.), В.В. Радловым (1863 г.). Однако научное исследование курганов началось сто лет назад и связано с именами отечественных археологов-любителей — Д.А. Клеменца, И.П. Кузнецова-Красноярского и А.В. Адрианова. И.П. Кузнецов-Красноярский раскопал 7 могил, Д.А. Клеменц — 40 могил, в том числе 2 могилы, где было захоронено свыше 100 человек. Особенно много исследовал А.В. Адрианов — он раскопал 80 курганов со 145 могилами в Минусинской котловине и несколько курганов под г. Красноярском. Большинство раскопанных им могил содержали коллективные захоронения. Подробные отчёты о раскопках были переданы в АК и до сих пор составляют существенный вклад в археологию Сибири. В результате исследований был сделан вывод, что по внешнему виду ограды и насыпи курганы отличаются между собой и каждый вид кургана соответствует тому или иному типу погребальной камеры и их содержанию. Это подготовило почву для создания первой научной периодизации тагарских памятников, в дальнейшем предложенной С.А. Теплоуховым. Последний наметил четыре основных последовательных этапа на протяжении тысячелетнего существования культуры,
(77/78)
одновременно указав на наличие курганов переходных форм. В основу периодизации он положил расположение курганов в могильных полях, различия в устройстве надмогильных сооружений и в характере погребений, отличия в погребальном инвентаре (306, с. 46). Схема С.А. Теплоухова неоднократно проверена, хорошо известна, так как ею пользуются до сих пор. Но она была построена на ограниченном материале, поэтому требовала подтверждения и большего обоснования.
Это сделали С.В. Киселёв и М.П. Грязнов. Первоначально С.В. Киселёв пытался создать собственную периодизацию принципиально иным методом, чем С.А. Теплоухов, положив в её основу содержимое курганов — наконечники стрел и отдельные вещи, аналогичные скифским памятникам. В результате курганы были разделены на три хронологические группы (126). Однако такая периодизация была произвольной, а потому неубедительной. Тогда же С.В. Киселёв предложил переименовать «минусинскую курганную культуру» в «тагарскую», по месту основных дореволюционных раскопок под г. Минусинском (на о-ве Тагарском и у оз. Тагарское). В течение многих лет сосуществовали оба эти названия для одной и той же культуры, но в конце концов новое название, как более лаконичное, вытеснило прежнее. Позднее С.В. Киселёв сам произвёл раскопки значительного количества тагарских курганов. Накопив достаточный материал, он вернулся к созданию классификации памятников по тому же методу, что и его предшественник, но дополнил его «статистикой совместных находок различных вещей» (132, с. 114). Созданная им периодизация принципиально не отличается от теплоуховской. В ней С.В. Киселёв сохранил разделение курганов на три основных периода, исключив лишь один (третий этап), выделенный С.А. Теплоуховым лишь по одному раскопанному кургану (Лепёшкина) как самостоятельный. Но если С.А. Теплоухов лишь наметил последовательные стадии культуры, то С.В. Киселёв их обосновал большим конкретным материалом, обогатил подробным описанием. Поэтому его схема оказалась более мотивированной.
Над улучшением схемы С.А. Теплоухова работал и М.П. Грязнов, стремясь придать ей наглядность и ясность в изложении, особенно для ранних памятников, которые он разделил на два хронологических этапа. М.П. Грязнов дал более чёткие, чем раньше, характеристики всех стадий, или этапов, назвав их не порядковыми номерами, как в предыдущих схемах, а по имени наиболее характерных, эталонных могильников: баиновский, подгорновский, сарагашенский и тесинский этапы. Периодизация М.П. Грязнова была изложена в 1950 г. в рукописи «Минусинская курганная культура». В сокращенном варианте она была опубликована спустя 18 лет (120, с. 187-195). За это время её выводы были проверены работами Красноярской экспедиции на многочисленных объектах. В то же время выяснилось, что в каждом из этапов культуры имеются ранние и поздние памятники, поэтому периодизация М.П. Грязнова также не является окончательной. В частности, выделяется переходная группа памятников между баиновским и подгорновским этапами (черновская), подгорновским и сарагашенским (биджинская), подтверждается мнение С.А. Теплоухова о наличии этапа между сарагашенским и тесинским (лепёшкинский). В этой связи вновь встал вопрос о том, что же должна включать периодизация тагарской культуры: отражать основные этапы, свидетельствующие о существенных социальных изменениях, либо постепенную эволюцию культуры. Вот почему все вышеупомянутые периодизации приняты и используются в литературе, хотя стоит задача создания ещё более дробной стратиграфической колонки культуры для установления относительной датировки конкретных памятников, что открывает путь к выяснению места и роли тагарской культуры среди других культур скифского типа (203, с. 41).
От вышеизложенных схем значительно отличается четвертая периодизация, предложенная Н.Л. Членовой для первой половины тагарской эпохи (317). Она основана на корреляции оружия и ножей из курганов и, главным образом, случайных находок. Абсолютные даты определяются по аналогам из Причерноморья и Поволжья. Но в периодизации, во-первых, не учтены изменения погребальных сооружений и обряда, а серии случайных находок «затмили» курганные комплексы (169, с. 8). Во-вторых. Н.Л. Членова не доказывает, что развитие и изменение отдельных вещей в тагарской культуре шло строго параллельно западным. Между тем сибирский материал дает повод для сомнений (203, с. 40). Например, хотя тагарское оружие прошло те же основные этапы развития, что и оружие других культур скифского мира, его отдельные формы возникли в Сибири как раньше (кинжалы с бабочковидным перекрестием), так и позже (многие типы бронзовых наконечников стрел), чем на других территориях (156, с. 30; 157, с. 50). Особенно показательна несинхронность одинаковых изделий при сопоставлении тагарских вещей с комплексом кургана Аржан в Туве (VIII-VII вв. до н. э.). Выясняется, что в Минусинской котловине аналоги вещам Аржана появляются на 200 лет позже, так как находятся в памятниках не ранее VI-V вв. до н.э. (88, с. 52). Всё это делает периодизацию
(78/79)
Н.Л. Членовой неубедительной; она используется специалистами лишь для уточнения абсолютной даты той или иной аналогии, хотя в самой монографии Н.Л. Членовой собран огромный чрезвычайно ценный материал.
К настоящему времени раскопано много тагарских памятников в центре Минусинской котловины и впервые осваиваются самые окраинные ее районы: Ачинская лесостепь и Койбальская степь. За пределами котловины, в Кемеровской области, большие работы провел А.И. Мартынов. Результаты изложены им в отдельных публикациях ив монографии (209). Культура в Минусинской котловине представлена главным образом могильниками, единичными кладами, поселениями и медеплавильнями, а также наскальными изображениями и рисунками на стелах и плитах, использованных для сооружения курганов. Полевые работы осуществлены большим коллективом специалистов. Как и для других культур, лучше всего исследованы погребальные сооружения, которые ниже описываются согласно периодизации М.П. Грязнова.
Погребальные сооружения ^
Памятники баиновского этапа исследовались в 57 пунктах. В двух местах раскопаны медеплавильни, в одном — поселение металлургов. 54 пункта составляют могильники. Общее число раскопанных курганов около 170, содержавшихся в них оград — 190, а могил — 370, среди них 12 погребений оказались впускными в карасукские или каменноложские могилы. Наиболее полно раскопаны 3 могильника (Новая Чёрная I, Гришкин Лог I, Минусинск I). В остальных пунктах курганы раскопаны выборочно, от одного до пяти на могильнике. Последние небольшие, насчитывают до 10-20 курганов, чаще расположены на одной площади с курганами следующего, подгорновского этапа. В конструкциях оград ещё много черт, общих с каменноложскими. Они высокие (до 100 см), квадратные, реже прямоугольные, длина стен от 4-5 до 10 м. Встречаются системы из нескольких оград. Сложены из вкопанных плит или валунов и галек. В отличие от других тагарских оград по углам баиновских редко поставлены столбообразные камни. Надмогильные сооружения невысокие, поэтому курганы почти не имеют насыпей. Внутри оград, как правило, по одной могиле, значительно реже —две. Исключение составляют позднебаиновские ограды, относящиеся уже к переходному времени, как, например, в могильнике Гришкин Лог I. В них бывает от одной до пяти могил. Ямы неглубокие (до 100 см) и рассчитаны на одного человека. Ориентированы длинными стенками с З на В. На дне чаще поставлены ящики из вертикальных плит, и плитами же покрытые. Реже встречаются ямы с низкими срубами из тонких брёвен. Они закрыты брёвнами либо одной или несколькими плитами, реже тем и другим. В отличие от взрослых дети всегда захоронены только в ящиках.
Памятники подгорновского этапа раскапывались в 117 пунктах. В четырёх местах исследованы поселения и отвалы медных шлаков; 113 пунктов составляют могильники. Они самые многочисленные среди тагарских и самые обширные по площади, известны во всех долинах рек, в ложбинках и на увалах. Более 1500 могильников зарегистрировано археологическими разведками. Но полностью их учесть нельзя, так как они покрывали всю котловину. Однако ясно, что основная масса разбросанных по степи курганов принадлежит именно к подгорновскому этапу. Могильники насчитывают до 100 и более курганов, иногда сконцентрированных на могильном поле отдельными группами, каждую из которых принимают за отдельное кладбище. Лишь две такие группы раскопаны целиком (Черновая I, Каменка I). Часто рядом с подгорновскими курганами расположены сарагашенские. Общее число раскопанных курганов превышает 435, оград около 500 и могил более 1000, главным образом с погребениями взрослых людей. Погребения иногда впущены в карасукские и каменноложские могилы. Внешне курганы имеют вид больших, но невысоких (до 1 м) холмов, в основании которых находятся четыре-шесть высоких камней. Под насыпями расположены низкие (15-20 см) ограды из вертикально врытых плит. Они прямоугольной формы, длина стен чаще меньше 10 м, реже до 20 м. Большие ограды имеют восемь высоких камней, поставленных по углам и посередине каждой стороны (рис. 7). Иногда к первой, наиболее древней, ограде пристроены ещё одна или несколько. С.В. Киселёв установил, что сначала делали оградку, а уже потом выкапывали одну, реже две просторные неглубокие (до 100 см) ямы (132, с. 129). На дно ставили низкий (в 1-3 венца) сруб и реже — каменный ящик. Часто между стенкой ямы и срубом укладывали плитки или ставили сруб внутри ящика. (В северном лесостепном районе стенки ям ничем не укрепляли. В других районах в конце подгорновского этапа стали сооружать срубы из 5-6 венцов). Ящики покрывали плитами либо бревнами, ямы со срубом — плитами, уложенными на бревенчатые балки либо жерди, а также брёвнами. Иногда плиты клали поверх брёвен. Могилы ориентированы с З на В, чаще с отклонением к югу. Над плитами или брёвнами покрытия возводили земляное сооружение. Детей хоронили в неглубоких ямках или каменных ящиках на древней поверхности внутри ограды, ближе к стенкам, либо в расплывшейся насыпи. Могилы взрослых в центре
(79/80)
Рис. 7. Тагарский могильник Туран I, к. 3. Раскопки А.Д. Грача (1963 г.).
ограды принято называть «основными», так как для них сооружалась ограда. Детские могилы внутри ограды, а также некоторые другие в насыпи именуются «дополнительными». По размерам оград, могил и насыпей выделяются несколько курганов, где похоронены представители знати (Кара-Курган, Узун-Оба, Тигей). Это ограды размерами 30-34х28-24 м, обставленные 10-13 стелами. Высота насыпи 2.5-4 м. Имеется вход в ограду. В нескольких метрах от ограды стоит высокая стела («маяк»). Ямы имеют просторную бревенчатую камеру с полом и потолком.
Памятники сарагашенского этапа раскапывались в 86 пунктах, из которых 6 являются поселениями, мастерскими или кладами. Остальные — могильники. Раскопано около 200 курганов. Общее число могил, содержавшихся в курганах или раскопанных отдельно, составляет около 400, не считая детских и впускных могил, не имеющих инвентаря. Сарагашенские могильники встречаются значительно реже, чем подгорновские, и состоят обычно лишь из нескольких курганов. В тех случаях, когда в группе есть ранние и поздние сарагашенские курганы, их бывает до 10-20. К концу этого этапа число курганов уменьшается, нередко они разбросаны в степи по одному на большом расстоянии друг от друга. Курганы значительно больше подгорновских по величине; их насыпи до 2 м выс. и больше; ограды монументальные. Столбовые высокие камни стоят по углам ее и в середине каждой стены, причем не по одному, а по два и более. В целом ограды имеют от 8-10 до 15-20 угловых и простеночных камней. В лесостепных районах ограды сравнительно небольших размеров, в степных их площадь 150-300 м2. Ограды сделаны из массивных, вкопанных на ребро плит. Наиболее массивны ограды конца этапа (лепёшкинские). Они выс. до 150 см, шир. до 200-250 см. Иногда против середины длинной стены ограды на расстоянии нескольких десятков метров возвышается стела. Её связь с сооружением кургана безусловна, по значение не установлено. В оградах бывает одна большая могила (рис. 8) или две-три меньшего размера. Встречаются погребения, впущенные в подгорновские могилы. Размеры ям (6-10, 20-25, 35-45 м2 и т.д.) зависят от количества похороненных в них людей. На дне ям поставлены высокие срубы, чаще из лиственничных брёвен, рубленных «в лапу». На дне сруба — берёста или доски, реже плиты или галечник. Сруб закрыт дощатым или бревенчатым потолком, а сама яма — двумя-тремя накатами брёвен. (На севере, в лесостепном районе, срубы ставили без потолка и меньшей высоты). Особенно монументальны срубы конца этапа (лепёшкинские). Они плотно окружены со всех сторон вертикально вкопанными бревнами, называемыми тыном или частоколом. В нескольких поздних курганах имелся наземный вход в камеру. Вход трудно прослеживается, но установлено, что это был коридор, сооруженный из брёвен и имевший потолок и пол. Потолок коридора смыкался с верхними накатами брёвен над ямой. Над могилой возводили монументальное сооружение:
(80/81)
Рис. 8. Тагарский курган на р. Бирь. Раскопки И.Т. Савенкова (1910 г.).
поверх брёвен, которые закрывали яму, укладывали толстым слоем берёсту или много рядов мелких плиток, часто то и другое вместе, а затем — куски дёрна, складывая их слоями. Дёрном обкладывали также земляные бугры — выброс из ямы, поэтому наземное сооружение превышало по размерам площадь погребальной камеры. В промежутках между надмогильными сооружениями и стеной ограды хоронили детей, чаще почти на горизонте, реже — в ямах. Детские могилы имеют вид каменных ящичков, закрытых плитами, изредка встречаются ямки с колодами. Число детских могил в ограде от 1 до 10 и более. Если они отсутствуют в ограде, то находятся за её пределами. Монументальностью конструкции для этого периода выделяется знаменитый курган Салбык, раскопанный С.В. Киселёвым. Он имел насыпь выс. 11 м и ограду, 70х70 м, сооруженную из массивных врытых плит, выс. 200 см, поверх которых уложены ещё плиты на выс. 70 см. Угловыми и простеночными столбами ограды служили плиты выс. до 5-6 м и весом до 50 т. К могиле вёл наземный каменный проход, а в саму камеру — дромос, обложенный брёвнами. Бревенчатая камера (16 м2) была покрыта шестью накатами брёвен и берёстой. Исследовано ещё несколько не столь монументальных, но значительно выделяющихся размерами среди рядовых курганов.
Памятники тесинского этапа исследовались в 46 пунктах, в 42 из которых раскопаны курганы, грунтовые могильники или одиночные могилы. Безусловно, к тагарской культуре относятся одиночные курганы, размеры которых ещё более внушительны, чем сарагашенские. Однако по конструкции они мало отличаются от поздних сарагашенских, поэтому к тесинскому этапу их относят обычно по формальному признаку — наличию в них железных изделий, в том числе хуннского типа. Раскопано 8 подобных курганов полностью и несколько одних камер. Высота насыпей курганов от 2 до 4.5 м, ограды площ. 300-800 м2, выс. и шир. до 150-200 см. В конструкции их использовано до 20-30 столообразных плит, расставленных на равных промежутках между кладкой стен (рис. 9). Последние сделаны из массивных вкопанных камней, сверху надстроенных кладкой, или сложены из крупного плитняка или глыб. Внутри оград находится всегда одна могила. Надмогильное сооружение такое же, что у сарагашенских курганов, но большего размера и иногда оконтурено низкой оградкой — крепидой. Погребальные камеры нескольких видов. Большинство — в виде обширных ям с высоким срубом, окруженным тыном, со входом с западной стороны. Другие состоят из верхнего и нижнего помещения, в виде двух срубов. Потолок нижнего сруба, окруженного тыном, служил полом для верхнего. Такие камеры имели столбы, служившие опорой общей кровли, крытой бревнами и бе-
(81/82)
Рис. 9. Тагарский курган тесинского этапа Барсучиха I. Раскопки М.Н. Пшеницыной (1967 г.).
(82/83)
рёстой (Барсучиха I). Выделяется по конструкции курган Новые Мочаги, где камера была наземной, сложенной из дёрна, а внутри неё стоял невысокий сруб. Бревенчатая кровля, крытая берёстой, опиралась на столбы, стоявшие в центре сруба, и на дерновые стенки. Площ. тесинских камер от 25 до 50 м2. В некоторых из них вдоль стен сохранились «полати» в виде сколоченных брёвен шир. до 150 см, на которые укладывали покойников. Края «полатей» вставлялись между венцами сруба.
Другой вид погребальных памятников того же времени необычен и резко отличается от тагарских. Они представляют собой группы очень тесно расположенных могил (от 10 до 100) на одном небольшом участке. Для кладбищ выбирали склоны логов, крутых берегов, холмы, а если не было естественных возвышенностей, могилы выкапывали в насыпях более ранних курганов, особенно часто в сарагашенских и тесинских. Внешний вид кладбищ разнообразен: тут и маленькие прямоугольные оградки (2-3х1-2 м), пристроенные друг к другу или отстоящие одна от другой всего на полметра, и пристроенные друг к другу каменные ящики, и близко расположенные плоские каменные выкладки. По конструкции могилы различаются на ящики, покрытые плитками; ямы под жердями и плитками; ямы, укрепленные срубом в 1-2 венца бревен и покрытые бревнами п берёстой. Ящики сложены почти на поверхности земли или поставлены на дно ям глуб. до 100 см. Дно ящиков бывает устлано плитками. На крутых склонах ящики расположены по вертикали, один над другим, до трёх-четырёх ярусов. Глубина и ориентация могил сильно варьируют. В целом конструкция могил неустойчивая, но для разных районов выделяются наиболее характерные её виды. Своеобразно размещение ящиков внутри оградок. Для первого погребённого ящик помещён посередине оградки, а остальные, особенно детские, втиснуты в тесные промежутки между оградами или в простенок между могилой и стенкой ограды, а иногда ящики меньших размеров опущены в более крупные. Грунтовые могилы раскапывались в 23 пунктах и составляют около 500 могил. Здесь включены сведения о 457 могилах, раскопанных до 1984 г.
Погребальный обряд ^
Большие могильники раскопаны незначительными площадями, что затрудняет изучение похоронных ритуалов, которые совершались за пределами погребальных камер и оград. Видимо, поэтому не найдены остатки поминальных тризн, совершавшихся на кладбищах ещё с эпохи ранней бронзы. Обряд погребения на первых этапах тагарской культуры (баиновском и подгорновском) был относительно устойчивым. Как правило, хоронили по одному человеку. Совместные .погребения двух и более человек редкие. Они принадлежат одновременно умершим, чаще убитым, о чём свидетельствуют следы ударов острым орудием на черепах и застрявшие в теле или костях наконечники стрел. Покойника клали на спину, в вытянутом положении, головой преимущественно на ЮЗ, реже в противоположном направлении. Хоронили в одежде и с украшениями. Ставили один-два сосуда, вероятно, с напитком или жидкой пищей и несколько кусков (чаще четыре) от одного или двух животных: овцы, коровы, реже лошади. Сосуды ставили у головы либо в головах и ногах. Обычно ставили один целый сосуд, а другой — лишь с сохранившимся днищем и частью стенок. Подобные обломанные сосуды именуют «плошками». Куски мяса клали всегда в ногах. С этого же времени становится правилом класть в могилы бронзовые изделия — нож, шило, зеркало, а также роговые — гребешок и нож. Их всегда находят у пояса погребённого, но в разных сочетаниях. Наборы из этих вещей прятали в мешочки и футляры из меха, кожи, берёсты, ткани, дерева. Найдены кожаные футляры для ножей и шильев, которые расшиты шерстяными нитками или раскрашены. Мужчинам часто к поясу подвешивали кинжал, а за пояс затыкали чекан, реже боевой топорик. В других случаях чекан на длинной деревянной рукояти клали вдоль руки. Нередко оружие целиком зашивали в кожу перед тем, как положить его покойнику. Лук со стрелами помещали в кожаные и берестяные колчаны. Астрагалы овцы, служившие, очевидно, играми, кучками найдены в могилах детей и подростков. В могилы детей младенческого возраста ни в этот период, ни позже вещей не клали.
Значительно изменяется обряд погребения взрослых на сарагашенском этапе, когда возникает обычай сооружать одну могил у для группы погребённых, а индивидуально захоранивать только представителей знати. Последних хоронили по-старому, но с ними клали редкие изделия, в том числе золотые украшения. В рядовых могилах раннесарагашенского этапа хоронили до 10-20 человек, позже — несколько десятков человек, в самых поздних — до 100 человек и более. В курганах уже тесинского этапа всегда похоронено не меньше нескольких десятков человек, а чаще более ста. Приблизительно с середины сарагашенского этапа появляется ритуал сжигания погребальных камер вместе с трупами, после их заполнения. Этот обряд иногда называют в литературе «трупосожжением на месте», однако эта процедура не предусматривала сжигания всего дотла, а имела лишь символическое значение. Камеры поджигали чаще из-
(83/84)
нутри, закрыв в них вход. Без доступа воздуха часть камеры успевала сгореть, часть — обуглиться. По естественным причинам сохранность камер различная, но обычно лучше, чем когда могила не подвергалась сожжению. В камерах иногда удаётся проследить расположение костяков, вещей и даже следы специальной подготовки трупов для погребения. Хотя полного единообразия не было, но трупы укладывались в определённом порядке. При размещении покойников в один ряд по дну камеры их клали параллельно, тесно, иногда впритык, головой в одну сторону. Часто они бывали уложены в два ряда, причем ряды ориентированы головами в противоположные стороны. Если погребенные лежали в несколько слоев, то иногда сохранялся тот же порядок, но голова каждого верхнего покойника помещалась на груди нижнего или верхнего клали между двумя нижними, частично их перекрывая. Нередко верхние костяки лежат перпендикулярно нижним. Если сооружали «полати» внутри камеры, то покойников сначала укладывали рядами на «полатях», а затем уже — на полу камеры.
Личные вещи расположены рядом при каждом, а сосуды с пищей клали для всех вдоль стенки сруба, на его венце или на потолке, значительно реже — около какого-нибудь покойника. Появились изделия, изготовлявшиеся специально для похорон: сначала хорошо отлитые уменьшенные копии кинжалов, чеканов и ножей, позже вотивные бронзовые зеркала, украшения и предметы вооружения, изготовленные в виде небрежно выполненных бронзовых миниатюр. На тесинском этапе помимо бронзовых миниатюр получили распространение железные и специально для погребальной одежды стали изготовляться глиняные и деревянные, облицованные слюдой и фольгой бляшки, пуговицы, бусины. Эволюция коснулась и способов подготовки трупов для погребения, т.е. их мумифицирования. Зачем необходимо было мумифицировать трупы? Разные исследователи отвечают на этот вопрос по-разному, в зависимости от взглядов на причину и характер коллективных захоронений.
Первую сводку о коллективных могилах на Чулыме и Енисее составил А.А. Спицын. Приведенные им сведения возбудили интерес к оригинальному обряду погребения, однако для решения целого ряда вопросов материала было недостаточно (290, с. 5). Так, оставалось непонятным, обыкновенный это обряд погребения или исключительный; совершались ли погребения одновременно или разновременно; изначально ли помещались трупы в ямах или же временно погребались в других местах и уже потом были перенесены в них; производилось ли сожжение единожды или в несколько приёмов.
Для первых исследователей коллективных могил — Д.А. Клеменца, А.В. Адрианова и др. — не было сомнения в том, что покойники положены одновременно, в чём убеждало расположение их костяков. Объясняли же это следствием эпидемий и военных набегов. Так, известно, что ещё в конце XIX в. оспа уничтожала население целых посёлков. «Оставшиеся в живых инородцы соседних улусов со страхом объезжали это место смерти, инстинктивно предугадывая и свою печальную судьбу» (5, с. 99). Похожее предполагали и в более древние времена. Очевидно, при появлении эпидемии все соседние племена откочевывали, оставив на произвол судьбы больных, а когда эпидемия прекращалась, всех умерших хоронили вместе. Раскопки в 1903 г. кургана под г. Красноярском у с. Сухобузинское подтвердили идею о братских могилах жертв военных столкновений: в яме оказались похороненными 200 мужчин с пробитыми головами (58, с. 54). Однако совместность захоронений не может быть объяснена только эпидемиями и войнами, так как у тагарцев с определенного времени она становится обязательной. Кроме того, замечено, что иногда трупы в ямы укладывали последовательно и, видимо, неодновременно. Так, в 1964 г. М.П. Грязнов раскопал небольшой сруб (317х290 см) с остатками не менее 90 скелетов взрослых и детей. Он проследил последовательность размещения трупов в камере: первые были уложены вдоль южной и северной стенок сруба, затем вдоль восточной стены, а последующих вновь разместили около южной и северной стенок и вторично стали класть вдоль восточной. Несколько скелетов были полностью смещены с их первоначального места при последующем погребении (Пристань I). Всё это привело М.П. Грязнова к убеждению о последовательном подхоранивании мёртвых в этот сруб в течение длительного времени, тем более что высота сруба (130 см) была меньше, чем это требовалось, чтобы уложить здесь всех одновременно. Слой трупов был бы толщиной не менее 150 см. Поэтому он предположил, что трупы подхоранивали уже к скелетам. В дальнейшем на основании результатов раскопок этого кургана М.П. Грязнов определенно считал, что все большие сарагашенские и тесинские могилы являются родовыми или фамильными склепами, где в течение длительного времени (ста и более лет) хоронили одного за другим покойников разного пола и возраста. По истечении какого-то срока склепы были закрыты и затем преданы огню (120, с. 190-191). Гипотеза М.П. Грязнова общепринята, однако мы полностью её не разделяем. Личные наблюдения при раскопках убеждают в том, что могилы часто сооружали для заранее предусмотренного числа покойии-
(84/85)
ков, которых укладывали в шубах. Об одновременности их помещения в камеру свидетельствует их расположение, отсутствие земляных прослоек между слоями костяков, а также то обстоятельство, что укладывали не только трупы, но отдельные черепа и кости умерших. Кроме того, сосуды ставили в определенных местах для всех, а не каждому в отдельности. В то же время иногда камеры открывали и даже перестраивали, чтобы подхоронить группу новых умерших (58, с. 54-55). Очевидно, справедливы обе точки зрения: часть покойников клали одновременно, а другую последовательно. Это было менее существенно, чем два других элемента обряда, ставших обязательными с конца сарагашенского этапа, — сожжение камеры и подготовка трупов к погребению. Нет сомнения в том, что камеры сознательно поджигали один раз. Значит, независимо от того, в самой ли камере или в другом месте накапливали покойников, их всех окончательно хоронили сообща, когда сжигали. В тех редких случаях, когда камера не сожжена, видимо, она ещё функционировала. Для этих общих похорон было необходимо сохранить покойного или восстановить его облик в соответствии с отмеченной у многих народов верой в «живую душу» и «живого покойника», пока сохраняется его тело.
Опыт консервации умерших возник как следствие необходимости производить именно коллективные захоронения и постепенно накапливался. Первоначально от несохранившихся трупов хоронили кости либо одни черепа. Так, в одной не разграбленной сарагашенской могиле 32 черепа были расположены группами по углам сруба, иногда один на другом, а в середине находились кости от значительно меньшего количества скелетов. Вещи большей частью лежали у черепов. В другой аналогичной могиле было похоронено 11 трупов, а от 28 человек — черепа и кости. Большинство этих черепов покрыты плитками (6, с. 48, 70). Культ головы был распространен у местных племён еще с эпохи энеолита (48), поэтому прежде всего стремились сохранить голову, о чём свидетельствуют следы обмазок черепов в сарагашенских могилах, а также тот факт, что их закрывали плитками н даже иногда помещали в горшках (Малые Копёны III, к. 28, м. 3). Обычай обмазывать голову или накладывать на лицо маску распространился на тесинском этапе культуры. Первые обломки глиняных обмазок и лицевых масок встретились Д.А. Клеменцу и А.М. Тальгрену, предложившим две противоположные интерпретации обряда. Д.А. Клеменц нашел фрагменты глины с отпечатками подбородка и шеи, а в самих обломках — остатки ожерелья: золотую пластинку, сердоликовую подвеску, золочёную бусину. Поэтому он пришел к выводу, что глина в сыром виде накладывалась на лицо трупа. А.М. Тальгрен в другом аналогичном кургане среди обломков масок нашел искусственную глиняную челюсть; у него сложилось мнение, что маски изготовляли с целью восстановить ткани лица и уже утерянных частей черепа, т.е. реставрации черепа (48, с. 114-115). Ещё более загадочными явились находки А.В. Адрианова в кургане у оз. Кызыл-Куль, где оказалось 109 скелетов. Кости одних лежали в анатомическом порядке, кости других располагались необычно — под черепами были позвонки, ниже таз и т.д. Очевидно, сложенными и захороненными были отдельные кости и черепа. Не менее 55 черепов были трепанированы и многие обмазаны, включая шею, глиной или глиной и слоем гипса. На двух-трёх черепах сохранились гипсовые маски. У некоторых черепов глиной набиты глазницы, нос, уши. Маски местами покрашены красной краской с черными полосами на щеках. По заключению антрополога К. Горощенко, глиной, а также глиной и гипсом обмазывались не головы, а черепа скелетов. Но в то же время им замечено, что посмертная трепанация производилась в большинстве случаев наоборот — на голове и реже на истлевшем черепе (76). Иными словами, проводились две операции: одна над трупом, другая над скелетом.
Спустя 75 лет со времени раскопок А.В. Адрианова в кургане Барсучиха I были найдены не только черепа, обмазанные глиной, но н единичные моделированные глиной головы. В связи с этим была высказана гипотеза, что голову трупа искусственно превращали в череп с последующей его реставрацией (120, с. 195). Гипотеза вызвала возражение, основанное на том, что на затылке одного из черепов сохранились остатки волос. Кроме того, согласно мнению К. Горощенко, с черепа могли получить лишь грубый образчик человеческого лица, в то время как тагарские глиняные головы передают портретное сходство с покойником (48, с. 115; 76, с. 178-179). В 1982 г. при раскопках автора у д. Береш выяснилось, что для хранения трупа производились операции не только над головой, но и над телом.
В камере Берешского кургана было похоронено не менее 62 мумий, мумифицированных одинаковым способом. В деталях этот способ прослежен на лучше других сохранившейся мужской мумии. Голова мужчины была трепанирована и надрезана у шеи. Из головы все извлечено, череп заполнен травянистой массой, а глазницы и полость рта забиты глиной. Грудь и живот также очищены и заполнены травой. По обеим сторонам позвоночника внутрь тела вложены прутья, их верхние концы воткнуты в череп. Шейные позвонки вме-
(85/86)
Рис. 10. Глиняные головной убор и маска (под кожаной) на мумии из кургана Береш.
Раскопки Э.Б. Вадецкой (1982 г.).
сте с прутьями обёрнуты травой. Судя по отпечаткам, шея поверх травы обвязывалась ремешками. Вдоль ног с внутренней стороны положены прутья с просверленными отверстиями — очевидно, к ним крепили кости ног, обмотанные травой, так как слой травы сохранился под костями и поверх них. Голова обмазана тонким слоем глины, лицо портретно моделировано глиной, нос и надбровные дуги вылеплены отдельно. Видимо, вся глиняная голова была обшита кожей, но сохранилась лишь лицевая часть с прорезями для глаз (рис. 10). Поверх кожи на лицо была наложена тонкая глиняная маска со следами росписи.
Мумия одета в нижнюю шерстяную и верхнюю меховую одежду. С двух сторон глиняной головы тесно прижаты массивные дугообразные глиняные пластины, облицованные слюдой. Они в сечении треугольные, со сквозным отверстием; кроме того, внутри них находился каркас из рёбер животного. Пластины имитируют прическу или головной убор. Между пластинами к теменной части головы каким-то образом крепилась косичка. Она свёрнута и помещена в кожаный футляр (рис. 10). Вся мумия с головы до ног была закрыта грубой полотняной тканью с многочисленными глиняными орнаментированными бляшками, облицованными слюдой. Бляшки прилеплены к ткани либо прикреплены тонкими острыми палочками (60, с. 98-99). Многие детали берешских мумий встречались в курганах и раньше, но были оставлены без внимания. Теперь же, когда им стали придавать важное значение, выяснилось, что остатки мумий сохранились и в других курганах. Наиболее сохранившиеся мумии с глиняными головами найдены Н.Ю. Кузьминым и П.Г. Павловым в 1983-1984 гг. в курганах на юге Хакасии (Новые Мочаги и Лисий) (рис. 11). В них было соответственно более 100 и 380 покойников. Способ обработки трупов в целом тот же, что в Берешском кургане, но более сложный. Так, в кургане Лисий прутьями скреплялись кости рук, ног и рёбра мумий, а голова крепилась к туловищу прутом, проходившим сквозь позвоночный столб. Но анатомическое положение кистей рук и ног показывает, что операции и в этом случае производились над телом трупа, а не скелетом, хотя практически труп превращали в скелет, на основе которого изготовляли из глины и травы прочную куклу. Такие куклы могли храниться очень долго до погребения, и вносить их можно было в камеру как группами, так и поодиночке.
Вполне вероятно, что изготовляли мумии-куклы не только с целью сохранения облика мертвеца. Прочное крепление головы к телу, прикрепление конечностей и позвоночника с помощью палок, монолитность глиняной головы, индивидуальность причёсок и портретность масок — всё это свидетельствует о том, что мумии должны были где-то сидеть, выставляться для обозрения, прежде чем попасть в могилу. Если это так, то встает вопрос о «жизни» мумии-куклы и роли, которую она играла в промежутке между её изготовлением н погребением.
Мотивы, побудившие тагарцев изменить свою погребальную традицию и перейти к обряду коллективных захоронений, пока не совсем ясны. Как уже говорилось, мнение о том, что в могилах похоронены жертвы войны и эпидемий, не может быть распространено на все подобные курганы. Нельзя объяснить появление нового обряда миграцией населения из других областей, ибо нигде более нет коллективных могил, кроме Тувы, но здесь было принято хоронить сразу по нескольку человек, а не десятки. Согласно гипотезе М.П. Грязнова, новый обряд мог быть связан с полукочевым образом жизни тагарцев. Однако хозяйство тагарцев не требовало длительного кочевания, а небольшая площадь степей, где они расселялись, позволяла им доставить покойника на родовое кладбище за несколько дней с любого
(86/87)
места, где они пасли скот. Согласно мнению С.В. Киселёва, коллективные могилы появились в связи с тревожной военной обстановкой внутри самих степей, что требовало особого сплочения рода: общая могила и совместный труд над сооружением склепа служили, с одной стороны, выражением, а с другой — стимулом этого сплочения (132, с. 166). Гипотеза эта интересна, однако она не объясняет, почему родовую знать хоронили по-старому, индивидуально, т.е. отделяя от других членов рода.
С нашей точки зрения, причину появления нового обычая следует искать в период его зарождения, а не сложения, т.е. на подгорновском этапе культуры. В связи с этим две особенности подгорновских могильников обращают на себя внимание. Во-первых, их чрезвычайная многочисленность, не сравнимая с могильниками других культур либо других этапов тагарской. По общему признанию, их число даже не поддается учёту, поскольку они встречаются на близком расстоянии друг от друга и на всех участках в котловине. Но эти могильники не только самые многочисленные, но и самые обширные по площади. Всё вместе взятое, без сомнения, отражает имевшуюся в то время перенаселённость местных степей. Во-вторых, подгорновские могильники полностью ограблены, и, как установлено еще С.В. Киселёвым, в большинстве случаев — современниками, т.е. представителями враждующих племён или родов. Очевидно, были постоянные конфликты за пастбища, поскольку их численность могла уже не обеспечить прожиточный минимум увеличивавшегося населения. В этой обстановке, согласно традиции, несмотря на приближение экологического кризиса, каждому покойнику сооружали отдельную могилу и большую ограду, сокращая места для выпаса скота. Средняя площадь малых подгорновских оград составляет 20-40 м2, а крупные достигают 150-250 и 700 м2. В среднем каждый могильник занимает площадь в несколько гектаров и более. Совместные погребения резко сократили площадь, отведённую под кладбища, и экономическая выгода превысила сложность ритуальных процедур, вызванных новой обрядностью. Такая трактовка коллективного обряда в определенной степени подтверждается эволюцией коллективных могил. Сначала совместно хоронили несколько одновременно умерших или убитых, позже до 10 и более, умерших в разное время. Научившись консервировать трупы, их начали накапливать десятками и сотнями. Чем регламентировалось то или иное количество мумий ко времени похорон, пока неясно.
Рис. 11. Гипсовая маска на мумии из кургана Новые Мочаги.
Раскопки Н.Ю. Кузьмина (1983 г.).
Погребальный обряд населения, производившего в конце существования культуры захоронения не в курганах, а на небольших грунтовых кладбищах, резко отличался от тагарского. Вариабельность обряда затрудняет выделение наиболее характерных его черт и эталонных памятников. Сам термин «обряд» для этой группы населения условен, ибо не выделяется каких-либо определенных правил похоронной практики. Покойников хоронили чаще по одному, реже сразу нескольких, кладя их рядом или одного над другим. Часто в ту же могилу подхоранивали одного или нескольких покойников, иногда по нескольку раз. Иногда кости ранее захороненного не нарушали, в другом случае их смещали, чтобы положить на это место нового покойника. На юге Хакасии обнаружены могилы, где, видимо, хоронили не полностью трупы, а лишь отдельные части (155). Ориентировка и поза погребённых н этих могилах самые различные: в скорченном положении на том или ином боку, вытянуто на спине, с согнутыми или вытянутыми ногами, головой в любую сторону. Но при всей неустойчивости обряда для каждого могильника можно отметить наиболее характерный вид погребального сооружения, позу и ориентировку захороненного. Всё это, видимо, отражает разный этнический состав погребённых в отдельных районах, в целом, повторяем, очень отличающихся от тагарцев. В отличие от курганов в грунтовые могилы клали не модели оружия, а реальные изделия. Отличались также одежда и прически покойников, о чём еще будет сказано ниже. Привлекает внимание н разный состав костей животных, найденный в курганах и могилах. В тех и других часто встречаются черепа лошадей, но в грунтовых могилах особенно часты череп или череп и но-
(87/88)
Табл. VI. Тагарская культура.
А — баиновский этап: 1 — виды оград (реконструкция М.П. Грязнова); 2 — виды могил; 3, 11, 12 — оружие; 4-7 — орудия труда; 8-10, 14 — украшения; 13-15 — предметы туалета; 16 — пряжка колесничего; 17 — керамика.
ги овцы. Они находятся даже в детских могилах, а при последовательном захоронении — в каждом ярусе погребенных (Каменка III). Нет сомнения, что клали шкуру барана, которой, может быть, закрывали покойника. Еще одной отличительной особенностью не тагарского, а инокультурного населения были поминки на кладбищах, остатки которых сохранились в виде небольших ямок с мелкими обломками костей животных и черепками горшков. Иными словами, по всем параметрам обряд в грунтовых могилах не похож на обряд, соблюдаемый в тагарских курганах.
Оружие и орудия труда ^
Изделий тагарской культуры найдено огромное количество, как случайно, при распашке, так и в курганах. С наиболее полно раскопанных могильников получено более тысячи бронзовых предметов, а в целом они исчисляются многими тысячами. Типологии отдельных предметов посвящены монографии и отдельные статьи, что избавляет нас от необходимости их подробно описывать. При описании вещей мы придерживаемся типологической эволюционной схемы, предложенной М.П. Грязновым для периодизации культуры, так как она основана на погребальных, а не случайных комплексах. Разумеется, как каждая схема, она не включает единичных вещей, а лишь отражает их основные категории для того или иного периода (120, с. 188-194). Самыми многочисленными находками являются бронзовые ножи. Для баиновского этапа характерны ножи с кольцом или полукольцом на конце, а также с гладкой плоской рукоятью, обмотанной ремешком или обложенной деревянными пластинками (табл. VI, А, 4). Среди подгорновских ножей преобладают пластинчатые с дугообразно изогнутым обушком, с каплевидным или круглым отверстием, а среди сарагашенских — с расширяющейся кверху рукоятью, с тонким кольцом, ажурной рукоятью и рукоятью, заканчивающейся петлёй (табл. VI, Б, 11; VII, 12). В самых поздних тагарских курганах и грунтовых могильниках появляются железные ножи без деревянной рукояти, часто с кольцом (табл. VIII, 14). Кинжалы на баиновском этапе имеют перекрестие в виде пары прямоугольных выступов, у подгорновских перекрестие чётко оформленное, но разнообразной формы, у сарагашенских имеются гарды в виде узких рельефных усиков. Тогда же появляются копии кинжалов (табл. VI, А, 3; Б, 10; VII, 11). Тагарские боевые чеканы имеют длинную втулку.
(88/89)
Табл. VI (продолжение). Б — подгорновский этап: 1 — планы оград; 2 — виды могил; 3, 11-13, 17 — орудия труда; 4, 5, 10, 18, 19 — оружие; 6-8, 15, 16, 20 — украшения; 9, 14 — предметы туалета; 21 — «пнн»; 22 — керамика.
круглый или гранёный стержень. Начиная с подгорновского этапа они иногда украшены в обушковой части скульптурной фигуркой зверя. Для сарагашенского этапа характерны лёгкие чеканы уменьшенных размеров, часто с пяткой, превращённой в одну-две фигурки козлов (табл. VI, А, 12; Б, 18; VII, 16). Чеканы надевали на деревянную рукоять дл. 60-80 см. На противоположном ее конце обычно закрепляли вток, треугольной или овальной формы, иногда с расширением на конце (табл. VI, Б, 19; VII, 14). Наконечники стрел были костяные и бронзовые. Значительно преобладают костяные. По форме пера наконечники делятся на лавролистные, треугольные и ромбические. Среди них черешковые и втульчатые, последние иногда с опущенным вниз жальцем. По этапам наконечники стрел резко не различаются и чаще встречаются на подгорновском (табл. VI, А, 11; Б, 4, 5; VII, 1). Топоры, а также кельты, являвшиеся рабочим инструментом, составляют редкие находки (табл. VI, А, 7; Б, 12, 13). К массовым изделиям, эволюция которых чётко прослеживается, относятся бронзовые шилья. Наиболее ранний тип шильев имеет наверху гвоздевидную шляпку, в подгорновское время — круглую шейку между головкой и рабочей частью, а в сарагашенское — чаще двухъ-трёхъярусную головку на тонкой шейке (табл. VI, А, 5; Б, 3; VII, 3).
Посуда ^
Наиболее разнообразные сосуды распространены в памятниках баиновского этапа. Встречаются формы и орнаменты, характерные ещё для каменноложского этапа карасукской культуры (120, с. 193, рис. 86, 90,
(89/90)
Табл. VII. Тагарская культура, сарагашенский этап.
1, 11, 14, 16 — оружие; 3, 12 — орудия труда; 4, 9 — «пнн»; 2, 5-7, 13, 17, 22 — украшения; 8, 18, 19 — предметы туалета; 10 — деревянная головка лошади; 15 — навершие; 20 — «оленные бляхи»; 21 — «штандарт».
93). Но преобладают плоскодонные банки, «орнаментированные желобками, пояском простого орнамента или рядом жемчужин». Желобки и ряды выдавленных изнутри бугорков («жемчужины») остаются характерными и позже (табл. VI, А, 17; Б, 22). Наиболее распространённым типом для подгорновского этапа являются банки, у которых венчик имеет утолщение по краю с резким ребром внизу. В сарагашенское время очень распространены разные формы банок, без орнамента; многие из них имеют прямой или косой срез края венчика. Появляются сосуды со сливом, в виде котла или вазы на коническом поддоне (табл. VII, 26). В курганах тесинского этапа сохраняются банки меньшего размера и без орнамента; имеется много сосудов на поддоне. В грунтовых могилах того же времени встречаются банки и кубки без орнамента или украшенные валиком, а также маленькие гладкие сосудики разных форм: прямоугольные, кубические, в виде блюдца с перегородкой и т.д. (табл. VIII, 24). Распространена деревянная посуда, в частности кубки и блюда, на которые клали мясо.
Украшения, части одежды, предметы туалета ^
Самым распространённым украшением были головные повязки. Их шили из кожи и ткани. На повязку нашивали круглые выпуклые медные или бронзовые бляшки. В зависимости от крепления последние имеют отверстие в центре или две дырочки по краям либо на обратной стороне планку для пришивания. Некоторые бляшки имеют украшения из выдавленных изнутри маленьких бугорков. Реже встречаются фигурные бляшки н виде двух-
(90/91)
Табл. VII (продолжение). 23 — планы оград; 24 — реконструкция погребального сооружения у с. Тесь; 25 — курган Салбык до раскопок; 26 — керамика.
трёх выпуклых слитных колпачков. Бляшки встречаются во всех курганах, кроме тесинских (табл. VI, А, 9, 10; Б, 7).
Они нашивались часто вперемежку с бусинами на равном расстоянии друг от друга или группками. Наиболее богато была украшена мужская повязка в могиле подгорновского этапа у д. Биджа. На ней бляшки чередовались с пастовыми имитациями раковины каури. От них на лоб свешивались ремешки с нанизанными медными и пастовыми пронизками и бусинами. Концы ремешков украшены коническими бронзовыми подвесками. Бляшки украшали не только повязки, но и нашивались на шапки.
Бусины изготовлялись из меди, бронзы, кости, камня, сердолика и стекла. Их нанизывали вместе с имитациями раковины каури и со свёрнутыми из медной пластинки пронизками. Встречаются позолоченные пронизки: некоторые имеют рубчатую поверхность. Низки бус употреблялись как ожерелье, браслет, свешивались с височных колец. Таким образом, по рассыпанным в могилах бусинам, пронизкам и раковинам трудно установить, украшали ли они голову, шею или запястье руки (табл. VI, А, 8; Б, 6, 8; VII, 5, 7, 13).
Диадемы (венчики) встречаются главным образом в могилах сарагашенского этапа. Это плоские тонкие пластинки шир. до 2 см, с отверстиями на концах, соединённые ремешками (табл. VI, Б, 15; VII, 22). Гривны отличаются от них круглым сечением, в виде прута. Перстни и серьги трудно отличить от подвесок и бусин. Перстни изготовлены из согнутой колечком бронзовой проволоки. Серьги известны двух видов: одни состоят из небольшого колечка бусин, привешиваемого на согнутую крючком иглу, другие составлены из проволочного крючка, к которому прикреплен конус. Серьги носили мужчины и женщины, чаще в одном ухе (132, с. 132). Широкое распространение в конце подгорновского и на сарагашенском этапах получили так называемые ножные браслеты. Они имеют вид плоских пластинок. похожих на диадемы, которыми скреплялись голенища мужской обуви (табл. VII, 17).
(91/92)
Табл. VIII. Тагарская культура, тесинский этап и инокультурные могилы II в. до н.э. — I в. н.э.
1, 16 — наконечники стрел; 2 — гребень; 3-5, 9, 11 — пряжки; 6 — ложечковидные застёжки; 7 — пуговицы; 8 — подвески; 10, 20 — ажурные бляхи; 12, 18 — глиняные маски; 13 — бронзовые фигурки гусей; 14 — ножи; 15 — обкладка колчана; 17 — роговые булавки; 19 — берестяная коробочка; 21 — виды грунтовых могил; 22, 23 — курган Барсучиха I (реконструкция и внешний вид); 24 — керамика.
Остатки одежды найдены в тагарских курганах Кемеровской области и на севере Минусинской котловины. Одежда состояла из кожаных штанов, матерчатой рубахи, кожаной куртки или кафтана и шубы. Ткань для рубах изготовлялась из шерсти, но преобладала ткань простого полотняного переплетения. Кафтаны шили из тонкой кожи. Рубахи и кафтаны имели вшитые рукава и треугольный вырез спереди. Куртки и шубы подвязывали поясом без застёжек. К поясу подвешивали в мешочке или чехле нож, шило, иногда кинжал, а в другом чехле — часто предметы туалета: бронзовое зеркало, костяной гребень (табл. VI, А, 15, 13; Б, 9; VII, 18, 19, 8). В могилах ранних этапов находят костяные ножи, так называемые головные, вырезанные из ребра животного. Они, как правило, орнаментированы кружочками (табл. VI, А, 6; VI, Б, 17). Позже вместо них употребляли костяные проколки. Футляры с оружием либо предметами туалета подвешивали к поясу ремешком, реже ремешок пропускали через пронизь — бляху или ворворку (табл. VI, Б, 20; VII, 2). Украшения одежды изменяются на тесинском этапе культуры. В курганах этого времени прослеживается смешение разных стилей одежды. Её состав и покрой остаются прежними, но украшения становятся вотивными. Специально для погребальных одежд изготовляли глиняные и деревянные бусины, орнаментированные бляшки. Они покрывались слюдой, реже золотой фольгой. Инокультурное влияние сказывается в появлении поясных блях хуннского типа и разного рода пряжек и застёжек для пояса. Встречаются роговые булавки, которыми скрепляли одежду и закалывали волосы (табл. VIII, 3-6, 9-11, 17, 19, 20). Эти новые изделия наиболее
(92/93)
распространены в грунтовых могильниках, где они сочетаются и с другими изделиями хуннского типа — костяными наконечниками стрел с расщеплённым насадом и литыми бронзовыми пуговицами (табл. VIII, 1,7). Нет сомнения в том, что в появлении поясов с застёжками у тагарцев сказалось влияние населения, отличавшегося от местного и своим погребальным обрядом.
Культовые изделия ^
К ним относят категории предметов, интерпретируемых по-разному. Наибольшую серию составляют изображения оленей с подогнутыми под туловище ногами, так называемые оленные бляхи. Они нашивались на одежду на уровне груди, а также крепились либо к поясу, либо на крышку сумочки, подвешивающейся к поясу (27, с. 41). Вероятно, они были символом солнечного божества (209, с. 141). «Оленные бляхи» появляются в конце подгорновского этапа и бытуют на всем протяжении сарагашенского (табл. VII, 20).
Вторую по распространенности серию вещей составляют изделия, названные А.В. Адриановым «предметами неизвестного назначения». На раннем этапе они мало чем отличались от каменноложских «моделей ярма», располагались на поясе и, видимо, по-прежнему были поясными пряжками колесничего. Концы изделий оформлены в виде копыта или головы лошади. В дальнейшем изделия становятся стилизованными, в виде стержня или змеевидной пластины, и теряют практическое применение, тем более что их начинают изготовлять не только из бронзы, но из дерева и кости. Таким образом, они приобретают явно вотивный характер. Об их смысловом значении высказано немало суждений, из которых наиболее аргументировано сходство этих вещей с моделью таманского лука, точнее с пангом — бронзовой скобочкой, укреплявшей лук посередине, в том месте, где его держат в руке (209, с. 144). Однако обращает на себя внимание, что даже поздние сарагашенские модели имеют на концах дуг изображения головок лошади, что символизирует их связь с образом лошади и, возможно, с колесным транспортом. Найдены они везде только рядом с мужчинами, хотя, судя по этнографии, среди шаманов должны были быть и женщины. Наконец, их по-прежнему находят возле пояса или у бедра, и они всегда к чему-то крепились за петлю на обратной стороне. Так как многие исследователи считают, что изображения колесниц на скалах и коней связаны с культом Солнца (185, с. 81), не исключено, что изделие, первоначально являвшееся пряжкой колесничего, превратившись в модель, стало своеобразным атрибутом культа Солнца. В целом дешифровка семантики этого предмета отсутствует, и его по-прежнему называют «предметом неизвестного назначения» («пнн») (табл. VI, А, 16; Б, 21; VII, 4, 9). С солярным культом связаны различно употреблявшиеся круглые бронзовые диски, именуемые «зеркалом». Одни служили предметом туалета, их носили в футлярчиках у пояса. Другие, более крупные, иногда позолоченные, носили на груди, на гладком или украшенном бусинами либо обоймочками ремешке (табл. VI, Б, 14). Обычно носили один диск, но встречаются и по два (Биджа, к. 3, м. 2). Найдены комплекты из всех трёх вышеописанных культовых предметов: диск, на нём «пнн» и сверху — изображение оленя. Вероятно, эти комплекты помещали в какую-то сумку. В качестве амулетов у тагарцев употреблялись подвески из зубов кабарги и марала, иногда в металлических оправах. Они найдены во многих могилах, но у малого числа погребённых.
Особую группу культовых предметов составляют навершия двух видов: колоколовидные, с изображением стоящего козла и ажурные конические, верхние ободки которых часто украшены фигурками четырёх козлов. Первые найдены в могилах сарагашенского этапа; вторые впервые появляются в могилах знати подгорновского этапа, но наибольшее распространение получают в сарагашенском и единичными экземплярами встречаются в тесинских курганах (табл. VII, 15, 21). О семантике колоколовидных наверший высказано три гипотезы, согласно которым они служили навершиями шестов, боевых значков либо булав. Идея утилитарного назначения этих предметов для загробной жизни выяснилась, когда они были обнаружены на стойках погребальных лож, в реальной же жизни они, видимо, служили атрибутом власти (41, с. 172). Ажурные навершия, судя по остаткам в них берёсты или дерева, служили обкладкой берестяного или деревянного изделия. Их находят рядом с сосудами, а иногда на крышке сосуда. Эти навершия считают боевыми штандартами военачальников, факельницами, алтарями. На многих из них сохранились следы огня, даже когда штандарт стоит не в сожжённой камере. Это заметили еще грабители могил в XVIII в., называвшие данные предметы «подсвечниками» (41, с. 173). Вместе с тем эти изделия сопровождают могилы знати и находятся вместе с погребальными ложами, украшенными колоколовидными навершиями. Возможно, что семантика обоих видов наверший не была постоянной, но вряд ли случайно то обстоятельство, что оба вида наверший украшали фигурками одного тотемного животного — горного козла. По неясной причине эти изделия были значительно больше распространены, в северных лесостепных районах, чем в степных.
Искусству тагарских племён посвящены специальные работы. Одной из них является
(93/94)
публикация коллекции тагарских художественных бронз (хранящаяся в Эрмитаже), отражающая основное содержание тагарского искусства (111). Главным предметом изображения был горный козёл. Он высекался на многочисленных писаницах, а бронзовые фигурки козлов декорировали различные изделия: навершия, штандарты, чеканы, ножи, подвески, бляхи, пряжки, кинжалы, зеркала. Другие образы животных украшали, как правило, определённый вид изделий: кабаны — ножи и кинжалы, олени — бляшки, лошади и лоси — «пнн» и т.д. Тагарское искусство вышло из карасукского, но отличается более реалистичной передачей облика животного. В раннетагарском искусстве объёмно и реалистично изображались кабан, козёл, голова птицы. С середины тагарской культуры увеличивается число образов (олень, волк, баран, тигр, голова грифона); многие изображения выполнены в технике рельефа на более высоком, чем раньше, профессиональном уровне н ещё более реалистичны. В изображениях позднего периода культуры появляется стилизация, утрата образности, декоративность. В целом же для тагарского искусства характерны следующие особенности: монументальность и простота, отсутствие вычурности, использование образа местного животного, одиночные изображения фигур животных, отсутствие сцен борьбы зверей или фантастических существ, гладкая поверхность большинства изображений (111, с. 20-25).
Поселения, хозяйство ^
Новые раскопки существенно обогатили представление о тагарском погребальном обряде, но, к сожалению, не дали дополнительных сведений об экономике племён. Информацию этого плана дают раскопки поселений, производившиеся в 7 пунктах, но, к сожалению, малыми площадями. На разных поселениях вскрыто 4 жилища. 3 из них — землянки прямоугольной формы, глубиной до 1 м, с земляным полом. Стенки одной обставлены плитами, в других над земляными стенками были надстроены каменные, сложенные из плитняка. Четвёртое жилище было наземное, оно состояло из 3 помещений с каменными стенками. Помещения соединялись переходами. Судя по рисункам на писаницах хр. Бояры, изображающих посёлок, тагарцы имели ещё бревенчатые рубленые прямоугольные дома и юрты. В Кемеровской области исследованы наземные тагарские жилища трёх типов: четырёхугольные срубные и каменные, а также конические в виде шалаша (1). Кроме того, известны 2 поселения без жилищ, окруженные валом и рвом. Они, видимо, служили окрестному населению временным убежищем от опасности (132, с. 146).
Основой хозяйства было скотоводство. Для охраны скота применялось таврение и держали собак, о чём свидетельствуют захоронения их в насыпях курганов, пристройках к ограде, под полом или нижним венцом сруба. По-прежнему в стаде преобладал крупный рогатый скот. Получают дальнейшее развитие коневодство и верховая езда. Увеличилось значение лошади как мясного и транспортного животного. Среди случайных находок известно, много удил и псалий. Появляются металлические и деревянные фигурки лошади, некоторые из них украшают другие изделия. Среди персонажей петроглифов самыми распространёнными становятся козлы и лошади, в том числе не обыкновенные лошади, а «божественные», на крупе которых изображено солнце (216, с. 284). Лошадь обеспечивала эффективность охоты, с её помощью осваивались и выбирались места для пастбищ. Она была наиболее приспособленным к зимней пастьбе домашним животным и, размельчая и размягчая снежный покров и лёд, делала доступной зимнюю траву для поедания овцам, козам и крупному рогатому скоту (245, с. 135). Тем не менее тагарские племена не были кочевыми из-за природных условий края: ограниченная площадь степей, защищенная от соседних степных областей массивами горных хребтов и непроходимых лесов (120, с. 157). Поэтому их быт значительно отличался от кочевников того же времени азиатских степей.
Жили тагарцы в прочных жилищах, хоронили умерших на родовых кладбищах, похороны совершали при участии большого коллектива, литьё производили на поселениях или недалеко от них, пасли крупный рогатый скот, лошадей, овец. Для их жизни конь значил меньше, чем для кочевника, что подтверждается отсутствием в могилах предметов конской сбруи и редкими сюжетами всадников на писаницах, где главным образом изображали пеших воинов. У тагарцев отчётливее, чем у других минусинских племён, прослеживается наличие примитивного земледелия. Найдены обломки каменных зернотёрок и ручные жернова, в большом количестве бронзовые серпы, иногда со знаком сделавшего их мастера. Серпы были двух видов: одни использовались как косари — для рубки прутьев, костей, разделки мясных туш, обработки дерева. Другими, видимо, срезали стебли злаковых культур, траву (209, с. 102). Наконец, в нескольких могилах найдены зерна и чешуйки ячменя и проса. Существует даже предположение, что тагарские племена применяли искусственное орошение полей. Но, по всей вероятности, древние «каналы», в том числе тагарские, служили для водопоя скота (216, с. 282) и полива лугов для громадных стад скота, особенно в засушливые годы (307, с. 35).
Социальные отношения ^
Для разных перио-
(94/95)
дов истории древних племён Енисея характерны определённые системы ценностей и определимая ими иерархия. Социальная дифференциация наблюдается ещё с эпохи бронзы и проявляется в выделении людей по их роли в обществе. Как уже говорилось, в афанасьевской — карасукской культурах исследованы могилы различных категорий служителей культа, а также единичные монументальные погребальные сооружения вождей, в чьих руках находилась духовная и светская власть. К таким сооружениям относятся курганы, возводимые для одного человека силами многих. В них найдены пока ещё редкие бронзовые изделия, которые получат распространение в будущем (боевой топор, кельт). В дальнейшем возникают разные социальные группы и среди рядовых соплеменников, причем как по функциональному, так и по имущественному признаку. Если в карасукскую эпоху помимо могил служителей культа и вождей различаются погребения воинов-колесничих, а также представителей семейной знати, то в тагарскую эпоху, когда появляется собственность не только на личные вещи и орудия труда, но и на скот и ценное оружие, общественная дифференциация всё больше разрастается.
К подгорновскому этапу относятся не менее 4 курганов, в которых похоронены племенные или родовые вожди. Эти курганы (общей площ. 625-840 м 2) стоят особняком, отличаются крупными размерами насыпей, монументальными оградами (Узун-Оба; Тигей; Кара-Курган I, к. 2; Тунчух, к. 13). В них содержится либо по одной обширной могиле с погребением мужчины, либо по две — мужчины и женщины. Несмотря на ограбление, в них найдены остатки золотых украшений и вещи, получившие распространение в следующий, сарагашенский период. Это бронзовые бляшки с изображением свернувшегося хищника, 2 колоколовидных навершия, декорированных золотом, и 2 штандарта. Навершия и штандарты массивны и ещё не украшены фигурками козлов. Среди рядового населения баиновского этапа выделяются могилы воинов. На подгорновском этапе могилы воинов уже составляют половину всех мужских захоронений. Они отличаются набором оружия и количеством строго определенных украшений. Наиболее скромны украшения у лучников. Воины, похороненные с боевыми топорами и кинжалами, имеют больше, чем другие, предметов украшения (158, с. 55). Могилы воинов расположены в отдельных оградах или рядом с другой могилой, в которой, как правило, похоронена женщина. Колесничие, видимо, по-прежнему составляли особую группу. Атрибут колесничего («пнн») находится у наиболее полно вооружённых мужчин. В этих могилах встречаются также золотые украшения и впервые оружие, украшенное фигурками животных. Часто воины были захоронены совместно с женщиной. Повторяемость таких совместных захоронений позволяет считать их неслучайными.
Самым крупным сооружением сарагашенского этапа по-прежнему остается курган Салбык, сооружённый, как принято считать, для вождя союза племён. В той же долине Салбык возвышаются еще 5 «гигантов» с насыпями выс. 7-9 м, возможно, также родовой знати. Курган Салбык сооружали не один год, плиты для него весом до 50 т возили за много километров. При закладке ограды были совершены человеческие жертвоприношения (скелеты найдены под углами ограды), а при погребении у входа в камеру положены два умерщвлённых слуги (56, с. 85). Однако обычай совершать человеческие жертвоприношения и зарывать их в ограде получил распространение позже, в конце культуры.
Среди пяти раскопанных курганов меньшего размера, с одной или двумя камерами, где похоронены по одному человеку, два наиболее уверенно можно отнести к захоронениям родовых вождей. Оба расположены около с. Аскиз, отдельно от рядовых курганов. В одной ограде, площ. 700 м 2, было 2 могилы, мужчины и женщины. Хотя обе могилы разграблены, в них сохранились золотые украшения. Мужчина был похоронен на ложе, от которого осталось фигурное навершие. На покрытиях ям был зажжён поминальный костёр, отчего брёвна обуглились. Для рядового населения этот обычай получил распространение в позднесарагашенский период. В срубе второй разрушенной ограды был похоронен мужчина с полным вооружением (кинжал, боевой топор с фигуркой кабана, «пнн»). Уши украшали золотые серьги, налобную повязку — золотые бляшки, грудь — зеркало и 3 пастовые фигурные застежки (Тунчух, к. 33, 41). Таким образом, вождь у тагарцев был прежде всего воином, поэтому понятно, что и отдельных военачальников хоронили особенно пышно. К могилам последних условно относят такие, которые, хотя и выделяются среди рядовых, но были сооружены в одних и тех же оградах с могилами других представителей рода.
Почти на каждом кладбище среди могил с коллективными захоронениями встречается одна, реже больше, где похоронены лишь 1-2 человека. Эти могилы всегда богаче, в них встречаются штандарты и навершия, ценное оружие, декорированное скульптурками, и непременно «пнн» — атрибут колесничего. В то же время по конструкции, расположению в ограде или в могильнике эти могилы не отличаются от прочих. Наиболее полное представление об этой категории могил даёт курган у
(95/96)
с. Тесь. В ограде располагались в ряд 4 ямы. На дне каждой стоял высокий сруб с дощатым полом и потолком. Над потолком в 2 ряда уложен бревенчатый накат, 2 других наката брёвен закрывали могилу. Выше них была сложена насыпь из плит и дёрна. В трёх могилах похоронено по 1 человеку, в одной — пара и ребенок. Покойники лежали на деревянных ложах в виде кроватей с высокими стойками и раскрашенными высокими стенками. На каждую стойку одето навершие с фигуркой козлика, прикрытое кожаным колпачком. Под кровать поставлены сосуды и блюда с мясом. Над ложами были остатки балдахинов из ткани, кожи и камыша. В могилах много редких украшений, зеркала, чеканы, 2 штандарта, «оленные бляхи», деревянная фигурка лошади и т.д. Рукояти чеканов обмотаны листовым золотом. На покрытии ям устраивали поминальный костёр, сжигая часть одежды, поэтому брёвна обуглены и на них найдены многочисленные сердоликовые и пастовые бусины. Таким образом, и здесь для знати соблюдали обряд, включающий частичное сожжение, получивший распространение для рядового сословия значительно позже (41).
Среди рядовых людей, похороненных в общих камерах, видимо, также не было абсолютного равенства. Замечено, что вещей положено значительно меньше числа захороненных. Лишь единичным покойникам положены «пнн», «оленная бляха», украшения, декорированные золотом. Коллективные могилы, видимо, отражают уже не только социальное, но и имущественное различие.
По непонятной причине многоступенчатая структура сарагашенского общества отчётливо прослеживается по погребениям в степях Енисея и слабо — в лесостепных районах Минусинской котловины, где очень редки могилы военачальников. Например, из 43 коллективных гробниц могильника Березовский обнаружена только одна могила, видимо, военачальника. Сооружена она для одного воина, но с ним похоронены женщина и мужчина. На лбу воина — повязка с бляшками, в ушах массивные бронзовые серьги, на шее — гривна, на ногах — «браслеты». При нём чекан, нож, кинжал, комплект из трёх культовых предметов (зеркало, «пнн», «оленная бляха») и штандарт (58).
Среди самых поздних тагарских курганов (тесинских) могил вождей не встречено, однако есть основания предполагать, что они продолжали сооружаться, только не для одного человека, а для династии вождей. Косвенно об этом свидетельствует курган, ещё конца сарагашенского этапа, раскопанный Г.Н. Курочкиным около с. Новосёлово в 1984 г. Он стоял обособленно и по монументальности занимает
(96/97)
второе место после кургана Салбык. В ограде площ. 1500 м2 была камера, в которой похоронено 5 мужчин, покрытых, видимо, шёлковым балдахином, от которого сохранились нашитые золотые орнаментированные бляшки. Похороны сопровождались человеческими жертвоприношениями — скорченный мужской скелет обнаружен под угловым камнем ограды.
Таким образом, во все периоды тагарской культуры для вождей возводили огромные курганы, которые сооружали вне родовых кладбищ. Сначала в них хоронили одного вождя или с женой, позже начали сооружать склепы для династии или семьи вождя. Помимо монументальности эти курганы отличаются двумя принципиальными моментами. Вождям клали те изделия (боевые, культовые, украшения), которые в дальнейшем получили распространение среди привилегированного сословия, и в погребальный ритуал захоронения вождей вносили те новые элементы, которые стали общепринятыми в последующие периоды. Среди остального тагарского населения отчетливо выделяются военачальники н воины разных рангов. Впервые ощущается имущественное неравенство среди рядового населения, но коллективность захоронений затрудняет выделение социальных категорий.
Происхождение ^
С начала изучения тагарской культуры было очевидно появление её на основе карасукской. В этом убеждает сходство погребальных оградок, некоторых типов украшений и оружия. Уже в карасукскую эпоху было создано вооружение, типичное для тагарского воина, а также зародился «звериный» стиль в искусстве, расцветший у тагарцев. Тесная связь между культурами обосновывалась наличием памятников переходного периода, где в карасукских могилах находилась тагарская керамика (306, с. 45-46; 132, с. 110).
Некоторые сомнения возникли в связи с различиями антропологического типа карасукцев и тагарцев. Была даже высказана новая гипотеза, согласно которой тагарская культура сложилась из двух компонентов: местной лугавской культуры, имевшей генетическую связь с афанасьевской, и андроновской (314, 317). Однако когда была выделена позднекарасукская (каменноложская) группа памятников, практически не отличающаяся от лугавской культуры, было найдено недостающее звено, связывающее карасукскую культуру с тагарской. Связь между каменноложским этапом карасукской культуры и ранним баиновским этапом тагарской прослеживается не только в характере надмогильных сооружений и устройстве оград, но в формах и орнаменте многих сосудов и в некотором инвентаре, например в украшениях и пряжках колесничего (120, с. 186). Вполне укладываются в поня-
(96/97)
тие недостающего звена и антропологические данные, поскольку каменноложские черепа занимают промежуточное положение между классическими карасукскими и тагарскими (139, с. 27). В настоящее время каменноложцы (лугавцы) всеми исследователями, за исключением Н.Л. Членовой, признаны предками тагарцев. Согласно концепции последней, тагарская культура в конечном итоге сложилась из разных локальных групп, сосуществовавших ещё в карасукскую эпоху, до VII-VI вв. до н.э. Группы эти отличаются друг от друга в культурном отношении, отражая разную степень смешения карасукской и тагарской или лугавской и тагарской культур (320, с. 88, 117). Погребальные сооружения, обрядность и антропологический тип тагарцев на ранней стадии действительно отражают этническую неоднородность населения, но памятники, объединённые Н.Л. Членовой в группы по инвентарю, часто оказываются наиболее отличными в антропологическом отношении, да и в целом антропологические материалы пока не подтверждают гипотезу о существовании среди тагарского населения локальных групп, ведущих своё происхождение от собственно карасукцев (139, с. 57, 68). Они, наоборот, указывают направление поисков других компонентов тагарской культуры — на Алтае и в Казахстане, так как тагарский краниологический тип по сумме признаков ближе всего к афанасьевцам, к андроновцам Казахстана (но не Минусинской котловины), к атипичным карасукцам (каменноложцам) и к алейским сакам (139, с. 67). Новые элементы культуры (срубы, сосуды с плоским дном и орнаментом из пояска «жемчужин» под венчиком) сочетаются в единых комплексах (в одной ограде, в одном погребении) с местными старыми элементами (ящики, сосуды с уплощённым дном и орнаментом в виде желобков) (238). Это говорит о механическом смешении местных и инородных элементов при сложении тагарской культуры. Ближайшей территорией к Минусинской котловине, где население лепило похожие баночные сосуды н украшало их «жемчужинами», является Верхняя Обь в период большереченской культуры, первый этап которой предположительно синхронен ранним тагарским памятникам. Большереченцы укладывали покойников головой на ЮЗ, как в скорченном, так и в вытянутом положении, нож клали у пояса, изготовляли из медных листков трубочки-пронизки и круглые пластинки с отверстием, которыми украшали головной убор. У них были схожие с тагарскими шилья, серьги, биконические бусины, желобчатые застежки и т. д. (84, табл. X). Их керамика, как и баиновская, содержала старые карасукские и новые формы (84, табл. X, XIII, XIV, XVI, 4-5, 10; XIX, 1-11). Таким образом, в тагарскую эпоху, очевидно, не прекращалось воздействие племён Западной Сибири на население Минусинской котловины путём инфильтрации или миграции. Оно ощущается и позднее, когда в тагарском искусстве появляются новый стиль и новые образы животных — оленя, волка, кошачьего хищника, что, видимо, связано с вторжением племён из Казахстана (216, с. 305).
Всесторонне рассматривая генезис тагарской культуры, нельзя не принять во внимание и точку зрения Н.Л. Членовой об андроновском компоненте, которая поддержана и А.И. Мартыновым. Н.Л. Членова обосновывает его наличием некоторого сходства баночных сосудов и простых орнаментов, штампованных полушаровидных бляшек и бочонковидных бусин, применением для украшения золотой фольги, использованием дерева при сооружении могил, одинаковым обычаем хоронить покойников головой на З или ЮЗ (216, с. 308). К перечисленному А.И. Мартынов добавляет сходство некоторых бронзовых тагарских изделий (кинжалов с боковыми выемками вместо перекрестия, двухлопастных втульчатых наконечников стрел, зеркал) с андроновскими, найденными в погребениях на Оби и отсутствующих в андроновских памятниках Енисея. Одновременно он отмечает ещё бóльшую связь тагарской культуры с классической карасукской культурой, что проявляется в подавляющем большинстве бронзового тагарского инвентаря и их орнаменте, в искусстве и предметах религиозно-мифологической символики — моделях ярма, фигурках животных на навершиях, костяных застёжках, имитациях каури, зеркалах (209, с. 19-71). Таким образом, по А.И. Мартынову, наблюдаются карасукские генетические связи, но не исключаются и андроновские. Вместе с тем сопоставления андроновской и тагарской керамики, без учёта орнаментов и размеров, а лишь по признаку одной из форм, а также поиски тагарских аналогий андроновским вещам вне пределов Минусинской котловины справедливо подвергнуты критике в литературе (201, с. 55; 202, с. 119). Однако два тагарских поселения, имевшихся в лесостепном северном районе Минусинской котловины, казалось, подтверждали возможность смены здесь андроновской культуры тагарской. На этих поселениях выявлено два культурных слоя: нижний — андроновский и верхний — тагарский (Объюл, Косоголь). В лесостепи долго не было известно карасукских памятников, поэтому расположение тагарского культурного слоя поверх андроновского не выглядело случайностью. Но недавно обнаружено поселение с керамикой каменноложского типа и раскопан тагарский могильник Ашпыл. Хотя он и сооружен поверх
(97/98)
андроновского, могилы подгорновского этапа были врезаны в андроновские, что свидетельствует о том, что ко времени устройства тагарского кладбища андроновские надмогильные сооружения уже были незаметны и, следовательно, хронологический разрыв между ними и тагарскими, очевидно, очень значителен. Эти открытия противоречат возможности доживания андроновской культуры до тагарской. Вопрос остаётся открытым до изучения памятников бронзы в лесостепном районе и сопоставления местного физического типа андроновского и тагарского населения.
Ещё один аспект происхождения тагарской культуры связан со сходством физического типа тагарцев и афанасьевцев, которое очень трудно объяснить. По утверждению антропологов, сходство это настолько специфично по всем признакам, что вряд ли оно могло явиться результатом случайного совпадения или параллельного развития. Скорее всего оно говорит о генетическом родстве и опосредованном происхождении носителей тагарской культуры от афанасьевской (18, с. 69). Возможно, что потомки афанасьевцев, в течение веков жившие в Саянах и Горном Алтае, вернулись в степные районы. Их могли, в частности, вытеснить с Алтайских гор кочевники, и затем они пришли на Енисей вместе с большереченцами Верхней Оби. К сожалению, на археологическом материале трудно найти признаки, характеризующие потомков афанасьевцев, поскольку их материальная культура претерпела существенные изменения за тысячелетие.
Среди единичных находок в тагарских могилах встречались сосуды с афанасьевско-окуневской орнаментацией, а в карасукских — с характерной для афанасьевцев «вытертостью» стенок гребенчатым штампом или пучком травы (132, с. 80). Наиболее труднообъяснима «этнографическая» близость тагарцев к афанасьевцам, особенно с периода коллективных могил. Она сказалась в общих деталях погребальной обрядности и манере носить украшения. Напомним, что те и другие племена устраивали похороны обычно в летний период, детей хоронили в простенках между могилами взрослого человека и оградой или за внешней стенкой ограды. Покойников укладывали на спину, головой на ЮЗ и З, сосуды ставили у головы и в ногах, а в коллективных могилах — в определённом месте ямы. Просторные ямы закрывали деревом, ямы меньшего размера — жердями и плитами. Жгли поминальные костры рядом с ямами или поверх них. У тех и других существовал обычай хранить трупы до погребения и устраивать общие похороны для определённой группы покойников, которых помещали в одну могилу. Погребённым афанасьевцам и тагарцам клали не только глиняную посуду, но и в большом количестве деревянную. Тагарские и афанасьевские мужчины, как и женщины, носили серьги, чаще по одной в ухе, ожерелья и подвеску из клыка животного. Иными словами, общих признаков так много, что они вряд ли могут объясняться случайностью. Но пока можно, как указывалось, сделать лишь самое общее заключение, что потомки афанасьевцев, проживая длительный период в Саяно-Алтайских предгорьях, позже влились в состав тагарского населения.
Таким образом, если происхождение тагарской культуры от позднего этапа карасукской не вызывает сомнения, то другие её опосредованные компоненты — культура мигрантов с Верхней Оби, андроновцев и потомков афанасьевцев — требуют дальнейшего исследования. Этническая разнородность тагарцев прослеживается в период сложения культуры и на раннем её этапе, т.е. в каменноложско-баиновское время. С середины подгорновского этапа погребения становятся единообразными. Видимо, культура нивелирует этносы, происходит их взаимоассимиляция, которая, с нашей точки зрения, неправильно трактовалась как этническое единство, существовавшее на протяжении многих веков без резких изменений в хозяйственном, бытовом и социальном укладах, без внешних воздействий в виде переселения некоторых групп населения или культурных заимствований (120, с. 194). Можно согласиться с культурным единством, но не этническим, так как на Енисей постоянно проникало население с Алтая или Западной Сибири, что в конечном итоге привело к перенаселённости Минусинской котловины.
Лингвистический аспект генезиса тагарской культуры тесно связан с проблемой происхождения самодийцев. Как уже говорилось, население окуневской культуры и основная часть карасукской, вероятнее всего, были предками самодийцев. Поскольку тагарская культура сложилась главным образом на основе карасукской, следует предполагать, что и среди тагарцев преобладали самодийские племена, тем более что территории, граничащие с Минусинской котловиной, определенно были заняты самодийцами. Так, обширный лингвистический материал позволяет считать, что самодийцы во второй половине I тыс. до н.э. наиболее достоверно локализовались в регионе между Средней Обью и Енисеем, вокруг четырехугольника Нарым-Томск-Красноярск-Енисейск. Поскольку территория поздней самодийской прародины была достаточно велика, то она могла включать и ряд сопредельных регионов: северную часть Обь-Иртышского междуречья, северный Алтай, Присаянье, территорию к востоку от Енисея, бассейны Сыма и Ваха (309, с. 9). Самодийская принадлежность куль-
(98/99)
тур раннего железного века в Среднем и Верхнем Приобье предполагается также и на основании археологического материала (222). Среди специалистов по Минусинской котловине по этому поводу высказывались Л.Р. Кызласов и Н.Л. Членова. Первый считает, что среди жителей котловины в тагарскую эпоху были самодийцы и угры (161, с. 167-170, 190). Однако Дульзон доказал, что в Минусинской котловине и па юге Западной Сибири угорской топонимики нет (100). Предки обских угров могли прийти только с запада — из Приуралья или с юга — из степей Южного Урала, Западной Сибири или Северного Казахстана (215). Н.Л. Членова предполагает, что тагарцы говорили на каком-то из иранских языков, указывая на сходство тагарской культуры с андроновской (216, с. 306). Хотя нельзя отрицать участия иранского компонента, роль андроновской культуры в сложении тагарской не доказана и, во всяком случае, безусловно преувеличена. В пользу самодийской принадлежности основной части тагарских племён свидетельствуют и некоторые общие этнографические признаки — технология берестяных туесков, орнаменты па вещах, покрой одежды, украшения. К сожалению, археолого-этнографические сопоставления ещё мало проанализированы, поэтому укажем лишь два наблюдения: ретроспективно многие элементы тагарской культуры прослеживаются в более поздних памятниках Томи, например в могильнике Рёлка I, который относят к самодийскому (313, с. 136-140), а тагарские украшения и некоторые виды бляшек находят аналогии также у самодийцев, в частности у нганасан (79, рис. 1, 3; 59, с. 22-23). В силу всего изложенного представляется, что среди тагарского населения были предки самодийцев, как и в предыдущие эпохи.
В конце тагарской культуры, на тесинском этапе, относительное этническое и, безусловно, культурное единство населения нарушается. Об этом можно судить по появлению грунтовых могильников, резко отличающихся от тагарских курганов. Они стали планомерно исследоваться с 60-х годов, хотя встречались и раньше. Наличие в этих могилах новых типов вещей тех же категорий, что и в поздних тагарских курганах, позволило их отнести к одному историческому периоду с последними. Более того, их принято относить к той же тагарской культуре, но только лишь исходя из принципа невозможности сосуществования разных культур на одной территории (198), отбрасывая при этом наличие в одной культуре погребений разных типов. М.П. Грязнов предполагал, что курганы и грунтовые могилы отражают либо разные социальные слои общества, либо иной этнический состав погребённых (120, с. 194). Скорее второе, так как первое предположение не подтвердилось фактическим материалом, поскольку могильники чаще богаче инвентарём, чем курганы.
Материалы из курганов и грунтовых могил были тщательно, хотя и суммарно, проанализированы М.Н. Пшеницыной. Она подтвердила существующее мнение об их синхронности, но не доказала тагарскую принадлежность грунтовых могильников, хотя и назвала оба типа погребений «тесинскими», завершающими фазу развития тагарской культуры, и тем самым стёрла между ними различия (249, с. 27). Между тем, даже согласно её сводке, ясно, что в разные типы погребальных сооружений клали определенный специфический инвентарь: в курганы — модели бронзовых тагарских чеканов, зеркал, бронзовых и железных кинжалов, ножей, серьги, бутафорные украшения; в грунтовые могилы — железные кинжалы и ножи реальных или чуть уменьшенных форм, стрелы, ажурные и гладкие бляхи, роговые булавки. Общую категорию изделий составляют лишь наиболее распространённые повсюду в это время: пряжки, бляхи, застёжки, железные ножи. Но и их находят значительно больше в могильниках, чем в курганах. Для посуды могильников, хотя и меньше отличающейся от курганной, чем инвентарь, характерно присутствие новых типов сосудов — квадратных и прямоугольных, найденных вместе с банками и кубками, бытовавшими у тагарцев не менее трёх веков.
Таким образом, получается, что грунтовые могильники отличаются от тагарских курганов типом сооружения, обрядом погребения, разным этническим составом погребённых и основным набором инвентаря. Тогда почему их относят к тагарской культуре? Стратиграфия и планиграфия курганов и могильников хотя и позволяют считать, что они относительно синхронны, но также не доказывают их принадлежность к одной культуре. Грунтовые могильники чаще расположены вдали от курганов, реже — рядом с ними, иногда могилы выкопаны к насыпям уже не действующих курганов, т.е. использование курганов для новых кладбищ имело место, а одновременное сооружение курганов и могил не доказано. Определить культурную принадлежность могильников либо выявить субстраты их синкретичности достаточно сложно. Материал в них достаточно однообразен, по обряд неустойчив, хотя и локализуется по географическим районам. Возможно, что памятники отражают пришлое разноэтническое население, имевшее одинаковую культуру, либо разные этапы смешения тагарцев с этим населением. Новые жители принесли на Енисей новый тип одежды, украшений, орудий, распространённый на землях хунну, что указывает на южное направление их связей. Их
(99/100)
приход с юга косвенно подтверждается отсутствием (пока) грунтовых могильников на севере котловины и систематическим увеличением их числа на юге. Кроме того, тип хозяйства погребённых в могильниках имел более коневодческое направление, чем у тагарцев. Об этом можно судить по находкам в могилах конской сбруи, шкур коней и овец. Таким образом, есть основания считать, что эти люди пришли с территорий, захваченных хунну, из Тувы или через Туву.
Известно, что создание в центре Азии державы хунну коренным образом изменило этнические и исторические процессы, протекавшие на захваченных ею северных территориях. Но распространение культуры хуннов и ассимиляция местного населения, видимо, зависели от того, вытеснили ли хунны местное население и заняли его земли, расселились гарнизонами среди аборигенов или лишь обложили их данью, не оставляя в этих районах своих постоянных
войск. Во II в.
до н.э. хунны захватили земли от западного Забайкалья до Горного Алтая. Тогда же пала Тува, где хунны расселились среди местных племён. Ни прямых, ни косвенных следов пребывания хунну до середины I в. до н.э. в Минусинской котловине нет. Долгое время бытовало заблуждение, что в это время был построен дворец хуннского наместника под г. Абаканом. Ныне установлено, что строительство дворца не могло осуществиться ранее 9-23 гг. н.э. (65). Видимо, Присаянье оставалось свободным от хунну либо власть последних была лишь номинальной. В первом случае часть разгромленных и вытесненных со своих земель разноэтнических народов по собственной инициативе могла перекочевать через Саяны. Во втором случае, может быть, хунну прогоняли перед собой этих людей, расчищая себе путь по горным тропам. Среди прибывших в Присаянье групп могли находиться самые различные по этносу, в том числе предки тюрков — гяньгуни (275, с. 17), самодийцы и кеты.
Слабая изученность этого периода не позволяет проследить этногенетических связей. Правда, одна линия намечается — совпадение погребальных сооружений и обряда одной из восточных групп нового населения с древними окуневцами (59). Если предположить, что в Минусинскую котловину вернулись потомки тех самодийцев-окуневцев, которые ещё во II тыс. до н.э. ушли в Туву, то объясняется и другое: мирный характер взаимоотношений между тагарцами и пришлым населением, общая территория действующих кладбищ, использование для захоронения старых оград, похожих на окуневские, и тагарских курганов. Тагарцев и пришельцев могло связывать этническое самосознание. Однако новое население, судя по погребениям, не было однородным, поэтому история этих переселенцев и их дальнейшая судьба — задача будущих исследований не только на Енисее, но и в Туве, Горном Алтае, где во II в. до н.э. одновременно проживали племена, отличающиеся погребальными сооружениями и обрядом. Сегодняшняя задача — чётко отмежевать памятники этого пришлого населения от тагарских. В литературе те и другие условно именуют «тесинскими», имея в виду их одновременность. Однако это неправильно, если грунтовые могильники не относятся к тагарской культуре, поскольку основанием для выделения тесинского этапа послужили курганы, а не грунтовые могильники, и название соответственно дано по типичному кургану, раскопанному И.Р. Аспелиным у с. Тесь. Правильнее новое население именовать как-то иначе, например «каменским», по уроч. Каменка, где впервые Я.А. Шером был исследован наиболее крупный грунтовый могильник II-I вв. до н.э. Однако предварительно следует выделить культуру нового населения, что достаточно сложно из-за его неоднородности.
Хронология ^
Отсутствие в памятниках импортных вещей, их копий либо монет не позволяет датировать культуру с абсолютной точностью. Нижняя граница формально определяется по далеким собственно скифским аналогиям, верхняя — хуннским. Привлекать эти аналогии можно лишь с большой осторожностью, так как тагарская культура значительно отличается от других скифского времени на соседних территориях. Отличия прослеживаются по всему комплексу признаков: хозяйству, религии, обрядности, керамике, искусству. Имеющиеся совпадения типов отдельных тагарских предметов вооружения и искусства с аналогичными на других территориях отражают культурные и торговые контакты с кочевниками Азии, позволяют говорить о миграции вещей, но не доказывают их синхронность. В частности, «модели ярма» (пряжки), распространенные в Китае в конце II — начале I тыс. до н.э. (66), в минусинских комплексах появляются не ранее IX-VIII вв. до н.э., а аналогии вещам из кургана Аржан в Туве (VIII-VII вв. до н.э.) находятся в Минусинской котловине в курганах не ранее VI-V вв. до н.э. (88, с. 52). Нет сомнения и в том, что образ оленя с подогнутыми ногами появляется в искусстве скифских и сакских племён раньше, чем на Енисее (V в. до н.э.). Ещё сложнее привлекать для датировки отдельные вещи из поздних тагарских курганов, поскольку в них наряду с изделиями III-I вв. до н.э. часто присутствует какое-то количество тагарских предметов VI-IV вв. до н.э. Особенно часто это встречается в лесостепных районах,
(100/101)
где предположительно старые вещи берегли как память о предках и клали в могилы спустя длительный срок (211). Затрудняет абсолютную датировку обычай класть не вещь, а её модель, в том числе миниатюрную схематичную, из-за чего остаются неясными реальные образы. В целом по погребальным моделям трудно судить об изделиях, употреблявшихся в быту. Так, в частности, в одной из могил III в. до н.э. находились уменьшенные и миниатюрные модели чеканов и кинжалов, а между накатами брёвен был забыт строителями массивный кельт, который по типу может датироваться VII-VI вв. до н.э. (Сабинка I). В силу изложенного наиболее достоверными являются периодизации, основанные на эволюции погребальных сооружений, обряда и комплекса инвентаря (С.В. Киселёв, М.П. Грязнов), а не на отдельных предметах, имеющих аналоги, или корреляции оружия и ножей (Н.Л. Членова).
Нижняя хронологическая дата до недавнего времени всеми исследователями определялась однозначно — VII в. до н.э. (317, с. 4). Теперь отдельные курганы и могильники методом перекрёстного датирования по вещам предложено определять VIII-VII вв. до н.э., т.е. еще в хронологических рамках карасукской культуры (320, с. 123-128). В связи с открытием кургана Аржан, возможно, со временем найдутся и другие подтверждения углубления культуры до VIII в. до н.э. Определение нижней границы в значительной мере зависит от методологической посылки: определять ли культуру со времени её сложения (каменноложско-баиновский этап) или с появления унифицированных комплексов (подгорновский этап). Верхняя дата стоит в зависимости от определения тесинского этапа и его отношения к тагарской культуре. По мнению одних, он является поздним этапом культуры и заканчивается в I в. до н.э. или I в. н.э. (305, с. 45; 132, с. 161; 120, с. 187), по мнению других, он не относится к тагарской культуре, которая прекращается в III в. до н.э. (216, с. 281). В связи с новыми раскопками большой серии поздних сарагашенских курганов и выявлением в них основных деталей обряда, получивших дальнейшее распространение на тесинском этапе (сожжение камеры, маски, миниатюрные модели), в принадлежности тесинских курганов к тагарской культуре сомнения нет. Практически они отличаются от поздних сарагашенских (лепёшкинских) только наличием железных изделий. Но вопрос о верхней границе культуры не прекращает оставаться спорным из-за несоответствия археологических и радиоуглеродных дат. Тесинский этап датируют бронзовые бляхи хуннского типа, пряжки и ложечковидные застёжки из разного материала, а также железные ножи с кольцевидными навершиями. Одни из этих изделий (ножи, железные пряжки) были распространены со II в. до н.э. до первых веков нашей эры. Другие (бляхи, застёжки) известны в памятниках хунну во II в. до н.э. — I в. н.э. Но минусинские образцы — местного производства (221), поэтому они могли продолжать изготовляться и в дальнейшем, вне зависимости от хуннских.
Таким образом, по аналогиям с хуннскими изделиями тесинский этап может быть датирован II в. до н.э. — I в. н.э. Методом радиоуглерода датированы первый тесинский курган и 8 рядом расположенных инокультурных грунтовых могил. Полученные даты — в пределах I-II вв. н.э. Одним словом, тагарская культура существовала вплоть до I в. н.э., а может быть, и несколько дольше (110). Во всяком случае в лесостепном районе на севере она продолжала существовать ещё в первых веках н.э. Об этом свидетельствуют радиоуглеродные даты для двух могил (II-III вв.). косвенно подтверждающиеся одной находкой: берестяной коробочкой с рисунком, копирующим китайские зеркала, наиболее популярные во II-III вв. (58). Длительное существование тагарской культуры в лесостепных районах также подтверждается материалами с территории современной Кемеровской области, где тагарская культура продолжала существовать в то время, когда на основной территории Минусинской котловины уже сложилась таштыкская культура (210). Определить более конкретно верхнюю границу тагарской культуры для северного района пока трудно из-за малочисленности сведений о последующей эпохе.
Как указывалось выше, имеются 3 близкие периодизации тагарской культуры, основанные на эволюции погребальных сооружений, обряда и основных категорий изделий. В двух из них каждый период имеет условную датировку. В своей периодизации С.В. Киселёв предложил следующие стадии: первая — VII-V вв. до н.э., вторая — V-I вв. до н.э., третья — с I в. до н.э. М.П. Грязнов в двух первых стадиях С.В. Киселёва выделил группы ранние и поздние, в результате чего наметил более дробную периодизацию: баиновский этап (VII-VI вв. до н.э.), подгорновский (VI-V вв. до н.э.), сарагашенский (IV-III вв. до н.э.), тесинский (II-I вв. до н.э.). Очень важно, что в обеих периодизациях основные изменения культуры отмечаются в V-IV и во II-I вв. до н.э. Это главное, что пока позволяет ориентироваться среди многочисленных и разнообразных археологических материалов.
|