Э.Б. Вадецкая

Археологические памятники в степях Среднего Енисея.

// Л.: 1986. 180 с.

Введение

«Склад, образ жизни и культура каждого народа обусловлены климатическими, физическими и топографическими условиями природы, среди которых человек обитает, и естественными произведениями, которыми снискивает пропитание. Так как древние расы более зависят от природы, чем расы цивилизованные, то они должны быть изучаемы именно в связи с окружающей природой и её производительностью» (Н.М. Ядринцев) (328, с. 139).

Крупнейшая сибирская река Енисей образуется слиянием Большого (Бий-Хем) и Малого (Каа-Хем) Енисея у г. Кызыл. Сначала он протекает по Тувинской котловине, где называется Верхним Енисеем (Улуг-Хем), а затем прорезает горную систему Западного Саяна, Минусинскую котловину и течёт далее на север, по границе Западной и Восточной Сибири. Южная часть Среднего Енисея, от Саян и выше г. Красноярска, относится к Южной Сибири, а точнее — к западной части Присаянья. Центр Присаянья, около половины его площади, занимает Минусинская тектоническая впадина, или котловина, представляющая холмистую степь и лесостепь. Она окружена широкой полосой среднегорных возвышенностей, покрытых лесом, переходящих в высокие хребты Кузнецкого Алатау на западе, Западного Саяна — на юге и юго-востоке и Восточного Саяна — на северо-востоке. Лишь северо-западный участок котловины примыкает к Томско-Чулымскому лесостепному «коридору», соединяющему её с Западно-Сибирской равниной.

По названию котловины центр Присаянья называют Минусинским краем, районом, степью и т.д. Но после образования Хакасской автономной области (1930 г.), с главным городом Абаканом, южную часть Минусинской впадины стали иногда называть Абакано-Минусинской, или Хакасско-Минусинской. Теперь всю Минусинскую впадину делят на четыре самостоятельные котловины: Назаровскую, Чулымо-Енисейскую, Сыда-Ербинскую и собственно Минусинскую. Они тянутся цепочкой вдоль Енисея и отделены друг от друга невысокими поперечными хребтами. Назаровская отделена на севере от Западно-Сибирской равнины хребтом Арга, а на юге от Чулымо-Енисейской — Солгонским кряжем. Батенёвский кряж разделяет две наиболее крупные котловины — Чулымо-Енисейскую и Минусинскую, а внутри него, между отрогами, расположена самая маленькая Сыда-Ербинская котловина. Все вместе они по-прежнему имеют название Минусинская степная и лесостепная котловина, общая протяжённость которой с севера на юг около 400 км, а с запада на восток — от 80 до 200 км (134, с. 7) (см. карту-схему 1). Наименьшая высота котловины 240-340 м, к окраинам она увеличивается до 700-900 м. Разнообразие рельефа обусловливает смешанный характер растительности. Основное пространство занимают степи (луговые, крупнополынно-ковыльные и каменисто-горные) и лесостепи. По северным склонам невысоких хребтов встречаются рощи лиственниц и берёз, а дюны на правом берегу Енисея покрыты сосновыми борами. Отроги гор, окружающих котловину, покрыты лиственницей и хвойным лесом — тайгой, видимо, служившей естественной границей обитания древнего населения.

Природные физико-географические условия района Среднего Енисея определили своеобразие исторических и этнических процессов. Прежде всего обращает на себя внимание его естественная изолированность, являвшаяся помехой для широких связей древних жителей с племенами Восточной Сибири, Центральной Азии и Горного Алтая. Лес и горы являлись почти непреодолимым препятствием для передвижения древнего населения, а здесь горы покрыты лесом.

Минусинскую котловину от Тувы отделяет Западный Саян (протяжённостью 650 км), расчленённый реками на горные цепи, простирающиеся как в широтном, так и в меридиональном направлении. Гребень главного хребта острый, вершины пикообразные, склоны крутые, голые и каменистые. На стыке с Алтаем вершины хребта достигают 3000 м, а близ Енисея — 2000-2500 м. Пояс хвойных лесов занимает почти всю площадь этой горной области,

(3/4)

достигая выс. 1900-2000 м, где сменяется субальпийскими лугами и высокогорной тундрой. Снежный покров толщ. 150-200 см лежит в горах с октября до середины июня. С открытых мест он сносится ветрами, а в понижениях накапливаются сильно уплотнённые большие сугробы. Эти «забои» лежат в продолжение 10-11 месяцев, а в случае холодного лета сохраняются в течение нескольких лет. Глубокие снега в перевальных участках Саянского хребта до сих пор являются препятствием для движения по редким дорогам и горным тропам Западного Саяна (303, с. 277-294). От Восточной Сибири Минусинскую котловину отделяет горная система Восточный Саян, точнее Майское и Канское белогорья, а также хребты — Кизир-Казырский, выс. 2000 м, и Удинский — 2922 м, покрытые тайгой до выс. 1550 м. Снег толщ. 75 см лежит в горной тайге с сентября по май, заваливая перевалы и препятствуя сообщению глубинных районов области с населёнными пунктами предгорий. В затенённых местах снег лежит мощными «забоями» круглый год (303, с. 311, 320). С запада на протяжении 300 км Минусинскую котловину окружает Кузнецкий Алатау. Его южная часть — Абаканский хребет — мало отличается от Западного Саяна: расчленён реками на отдельные горные массивы, склоны высоких гор постоянно покрыты снегом, нижняя граница которого лежит на выс. 1300 м. Горы покрыты тайгой, а предгорья — лиственничными лесами. Наиболее высокие вершины (до 2000 м) сосредоточены в южной части Кузнецкого Алатау, к северу они понижаются до 500-600 м. Восточные отроги хребта вдаются более или менее далеко в Минусинскую котловину, поэтому склон Кузнецкого Алатау местами круто спускается к котловине, местами же слабо отделён от её всхолмлённых окраинных частей. Иными словами, на этом северо-западном участке горы сравнительно легко преодолимы. Все же другие области, окружавшие Минусинскую котловину, труднопроходимы из-за сильно расчленённого рельефа, суровых климатических условий, глухой темно-хвойной тайги.

В котловине много рек, притоков Енисея и Чулыма, по значение их как водных путей сообщения вне её пределов невелико, так как они берут начало в горах и в верховьях имеют типично горный характер: текут в глубоких долинах, а при перерезании хребтов — в узких извилистых ущельях со множеством стремнин, порогов, даже водопадов. Реки на быстринах не замерзают до середины зимы; распространены полыньи («промоины»), наледи (303, с. 323). Только опять-таки на северо-западе, в горной части Кузнецкого Алатау, долины хорошо разработаны, реки текут спокойно, не врезаясь в коренные породы (303, с. 149). Основная водная магистраль — Енисей — в древности связывала Минусинские степи с редконаселённой Красноярской тайгой, но не служила водным путем для соединения Сибири с центральноазиатскими степями, так как Енисей «пропиливает» Западный Саян очень узким скалистым ущельем, где бурное течение. Здесь ещё недавно чередовались глубокие плесы («ямы») и крупные пороги, где река превращалась в бурный поток, который мчался в пене и валах среди множества надводных и подводных скал со скоростью до 25 км/ч (303, с. 287; 220, с. 273). Ещё в начале XX в. рекой пользовались в основном для сплава плотов, вниз по реке, но и тогда в наиболее опасных местах приходилось причаливать к скалам, переносить груз на лошадь и часть пути совершать по горным тропам вдоль берега (261, с. 143). Все русские посольства в XVII в. даже в зимнее время шли к монгольскому Алтын-хану на р. Кемчик через горные перевалы Саян (259, с. 485), видимо, потому, что наиболее узкое место Саянского ущелья (дл. 500 м, шир. 30 м) из-за быстрого течения полностью не замерзало даже в самые лютые морозы (75, с. 198). По сообщению Ф.И. Страленберга, до 1723 г. никто не проникал в долину верхнего Енисея выше его прорыва, хотя Д.Г. Мессершмидт уже слышал о санной дороге. Со второй половины XIX в. санным путем пользовались регулярно в течение трех зимних месяцев, хотя он оставался опасным из-за взлома льда Енисея, торосов и заносов (261, с. 143). О том, какие изменения произошли в Саянском каньоне Енисея за это время, видно из отчётов пограничного комиссара Пестерева 1775-1779 гг.: «Ущелье образуется двумя скалами, нависшими с двух сторон реки и почти соприкасающимися… река протекает чрезвычайно стремительно. Местами это течение ещё прервано выдающимися скалами, и быстрая река замерзает зимой только на один локоть от берега. В 1773 г. русские взорвали эти скалы, река стала несколько спокойнее, но и теперь замерзает не всегда» (цит. по: 259, с. 432). Таким образом, санный путь, видимо, установился в конце XVIII в., после первых взрывных работ.

Лесные горные пространства не были непреодолимым препятствием для древних охотников, но долго служили преградой для массового передвижения народов в Минусинскую котловину через Саяны. Лишь по относительно ровному и широкому «коридору» между болотами Западно-Сибирской равнины и отрогами Кузнецкого Алатау можно было продвигаться не только верхом па коне, но и на повозках. Очевидно, через этот лесостепной «коридор» в древности осуществлялась основная миграция населения из Западной Сибири на Енисей. Представляется, что, оказавшись внутри непро-

(4/5)

ходимых гор, прибывавшие смешивались с местным населением, а часть последних вынуждена была уходить в горы, что постепенно привело к неоднородности населения не только в центре Присаянья (в котловине), но и в окружавших предгорьях. Смешанность культурных традиций, при общей территориальной изолированности района, явилась причиной образования здесь оригинальных археологических культур и своеобразных антропологических типов их носителей. Освоение Саян жителями степей происходило медленно. В первой половине I тыс. до н.э. здесь прокладывают конные тропы, и тогда возникают торговые связи с племенами Центральной Азии. Лишь во II-I вв. до н.э., по-видимому, происходит первая миграция южного населения в Минусинскую котловину. Армия хуннов переходит Саяны и подчиняет себе значительную часть Присаянья. О том, каким путем шли через Саяны мигранты и завоеватели, можно догадываться, анализируя горные тропы, используемые для торговых связей между Сибирью и Тувой в XVII-XIX вв. Таких троп к началу XX в. было три: амыльская, усинская, арбатская. Амыльская, восточная, проложенная в XIX в. к золотым приискам по старым охотничьим тропам, проходила по сибирской стороне, р. Амылу, к пограничному хребту Алгаяк. Усинская тропа, центральная, также была проложена русскими к пограничным столбам высокой горной цепи. Она шла по сибирской стороне через пять перевалов, не считая пограничного с Тувой. Арбатская тропа, западная, вела с верховьев р. Абакан (приток р. Джебаш) к западному крылу Саянского хребта, где есть горный проход, ведущий из системы р. Абакан в систему р. Кемчик, т.е. из Сибири в Туву. Большая часть этой тропы проходила по Туве. Сибирская часть тропы была проложена в XIX в. русскими к перевалу Шабин-Даван, где стоял пограничный камень. Однако к этому перевалу вели и более старые тропы. По одной ходили русские посольства в XVII в. и казачьи караулы в XVIII в., по другой троне с верховьев р. Абакан (приток р. Она) прошло русское посольство в 1659 г., а через 200 лет — пограничная комиссия (259, с. 419-427; 260, с. 584-692). Все горные тропы через Саяны — длинные (160-230 км), условия пути по ним были суровые, с кручами и перевалами высотой до 2000 м, где часто лежал снег (261). Тем не менее восточная и все западные тропы, вероятно, могли использоваться в древности.

Другая особенность Западного Присаянья состоит в разнообразии и богатстве природных ресурсов, способствовавших высокой заселённости этой территории с древности, о чём свидетельствуют сохранившиеся древние могильники.

В начале XIX в. сибирские губернаторы через своих исправников начали собирать сведения о курганах, а в середине века к сибирским археологам-любителям обратилась П.С. Уварова, председатель МАО, с предложением о составлении археологической карты губернии. Напомним, что одной из задач МАО было составление археологической карты России, и уже к I Археологическому съезду (1869 г.) был подготовлен список вопросов, ответы на которые составили бы содержание археологической карты той или иной губернии (ЛОИА, ф. 4, д. 2, л. 1-2). Сибирские археологи-любители горячо откликнулись на это предложение. А.В. Адрианов издал брошюру «Курганография Сибири», где была изложена программа сбора сведений о курганах как путём раскопок, так и путем расспроса местных жителей через добровольных помощников в этом деле: членов Географического общества, сельских священников, волостных и сельских писарей, сотрудников «Сибирской газеты», «всех любителей старины и изучения родного края» (4). Несколько тысяч экземпляров брошюры А.В. Адрианов разослал священникам и волостным писарям, но почти совсем не получил откликов (ГИМ ОПИ, ф. 17, д. 1030/1, л. 29).

Учёный народоволец Д.А. Клеменц, находясь в ссылке в г. Минусинске, также увлекся начинанием П.С. Уваровой и предложил созвать летом 1887 г. в г. Минусинске съезд местных любителей археологии и разделить между ними отдельные участки долины Енисея, возложив на каждого обязанность нанести на карту в выбранном районе все имеющиеся археологические памятники. Однако предложение Д. А. Клеменца было признано неосуществимым, и поэтому съезд не состоялся (ГИМ ОПИ, ф. 17, д. 1030/7, л. 650). К сожалению, археологи не проявили сплочённости и каждый пытался составить карту самостоятельно — в результате одновременно над ней работали Д.А. Клеменц, И.П. Кузнецов-Красноярский, И.Т. Савенков, А.В. Адрианов и даже некоторые священники. Археологическая карта Д.А. Клеменца была послана в АК и издана в первом выпуске «Сибирских древностей» (255). На ней были нанесены памятники, известные в результате путешествий до 1883 г. И.Т. Савенков первую карту (с писаницами) послал в МАО еще в 1885 г., а в 1909 г. подготовил новую. От карты Д.А. Клеменца она отличалась большей точностью и значительно большим числом памятников, так как были использованы раскопки А.В. Адрианова и Д.А. Клеменца. Были выделены памятники древнекаменного, новокаменного века, медно-бронзового и железного. На карту нанесены геологические, ботанические и метеорологические данные (ММ, оп. За, д. 300). Однако обе карты не

(5/6)

отражали и малой части имевшихся памятников, сбор сведений о которых требовал коллективных усилий. Поэтому в 1902 г. А.В. Адрианов, став ревизором Енисейской губернии, составил для акцизных разъездных надсмотрщиков «Наставление к собиранию материалов для археологической карты Енисейской губернии» (7). В «Наставлении» каждому из них предписывалось в течение 7 месяцев 1903 г. собрать сведения о достопримечательностях своего участка, нанести памятники значками на карту уезда, дать подробное их описание, указать размеры и, желательно, рисунки. Для облегчения задания, помимо «Наставления», вручались брошюра «Курганография Сибири», записная книжка и карта уезда.

Работа по составлению карты велась очень активно, однако материалы, видимо, остались необработанными. Во всяком случае, в архивах А.В. Адрианова не обнаружено карты и текста к ней, хотя имеется картотека памятников и отчёты отдельных чиновников (МАЭС, папка 21, д. 38-47, 105-107 и др.). Совершая разведочные маршруты, археологи-любители пытались подсчитать приблизительное количество курганов. Производились подсчёты наиболее приметных насыпей вдоль дорог, по верстам. На незапаханных участках степи в среднем было подсчитано 100 курганов с земляными насыпями на каждую версту.

Последующее более интенсивное изучение края поставило перед археологами задачу обстоятельного осмотра всей котловины, что привело к составлению археологических карт по отдельным районам. Почин положил А.П. Ермолаев, составивший карту района оз. Шира (1913 г.), затем С.В. Киселёв — по маршруту разведки в окрестностях г. Минусинска и на р. Туба (1928 г., ММ, он. 3, д. 303) и, наконец, сотрудники Минусинского музея. Ими проведено обследование по р. Шуш, прав, притоку р. Туба (1941 г., ММ, оп. 3, д. 289), прав. берегу Енисея от г. Минусинска до г. Саяногорска (1942 г., ММ, оп. 3, д. 290), по юго-восточной части Минусинского района (1943 г., ММ, оп. 3, д. 291). На основании этих разведок в 1946-1948 гг. В.П. Левашева составила две сводные карты: «Карту археологического обследования юго-восточной части Минусинского района» и «Археологическую карту районов, смежных с Минусинским» (ММ, оп. 3, д. 294, 295).

К сожалению, начинание Минусинского музея не было подхвачено другими музеями и археологами. Исключением является карта, потребовавшаяся в связи со строительством Красноярской ГЭС. Её составили в 1955-1958 гг. сотрудники Красноярской экспедиции Ленинградского отделения Института археологии АН СССР, обследовав предполагаемую зону Красноярского водохранилища. Карта включает оба берега Енисея на участке от бывш. с. Новоселово до пос. Усть-Абакан. На ней обозначены несколько тысяч курганов. Позже работами экспедиции была установлена неточность первоначальных подсчётов памятников, так как практически каждая долина в зоне водохранилища была насыщена остатками древности, причём часто один и тот же участок использовался под кладбища разными народами на протяжении многих веков. Таким образом, подсчёты могильников без раскопок не отражают реальное количество памятников. [1]

Заселённость Минусинской котловины справедливо объясняется благоприятными условиями: сравнительно мягким для Сибири климатом, обилием солнца, достаточным количеством осадков, удобными пастбищами, большим количеством рыбы и зверя (в горах), а также полезных ископаемых в доступных месторождениях. Главное богатство составляют пастбища с сочным густым травостоем, пригодные для разведения всех видов скота. Зимой нарастание снежного покрова идет медленно, достигая мощности менее 20 см, а в степях снега выпадает так мало (да к тому же он быстро сдувается ветром в понижения), что всю зиму можно ездить «на колёсах» и скот круглый год находит себе подножный корм. Большой удельный вес в животноводстве занимает разведение крупного рогатого скота; каменистые сухие степи, содержащие большое количество ценных злаков, используются для овцеводства; развито коневодство (303, с. 300, 309). Во все древние эпохи, как и сейчас, в стадах преобладал крупный рогатый скот. Горы и леса, окружавшие котловину, являлись преградой для больших передвижений со стадами, и жители вели в основном осёдлую жизнь, о чем свидетельствуют углублённые в землю жилища, захоронения па обширных родовых кладбищах, массовое изготовление глиняной посуды. Но так как скот всё-таки требует перемены мест, то они, вероятно, переходили с зимних жилищ на летние и обратно, причём расстояния между

(6/7)

этими жилищами, очевидно, были незначительными — 15-20 км, как у лесных и горных кочевников Саяно-Алтая в XIX в. (328, с. 142). Скот кормил и одевал население. Питались в основном молочными и мясными продуктами. В погребениях с эпохи энеолита встречаются остатки шерстяных и кожаных изделий. Подспорьем в хозяйстве всегда были рыболовство и охота, но в разной степени. Для промысла приходилось уходить в тайгу. В горной тайге Западного н Восточного Саян обитают лось, кабарга, марал, медведь, волк, росомаха, рысь, соболь, выдра, горностай, колонок, лисица, заяц, белка. На открытых каменистых гольцах, покрытых мхами и лишайниками, пасутся стада северных оленей. Здесь же водится красный волк. В диких скалистых местах с отвесными обрывами обитает горный козёл (303, с. 292, 296). Косулю, обитавшую по окраинам степи, в лиственничных лесах, во все времена использовали как мясное животное, даже при погребальных тризнах. Без сомнения, животный мир был богаче, чем сейчас. Например, еще в XVII в. русские в Сибири истребляли тысячами и даже миллионами соболей, причем били их простыми дубинками или коромыслами около жилищ (327, с. 227). Подобные сведения подтверждают археологические источники: в могилах энеолитических охотников — окуневцев — найдены остатки обуви, расшитой десятками зубов соболя, но не разных, а только одного — коренного верхней челюсти, видимо, считавшегося «священным» зубом. Лесные промыслы были неодинаково развиты у тех или иных племён, о чём можно судить по изготовлению берестяной и деревянной посуды, а также использованию дерева для могильных сооружений. Ничего не известно о собирательстве, хотя нет сомнения, что оно играло большую роль в хозяйстве, так как питание дикими кореньями сохранялось у жителей Присаянья вплоть до XX в. Это — кондык, который варили в молоке; сарана, употреблявшаяся печёной или варёной в воде с молоком и маслом; коренья травы — хлебенки, водяной и т.д. В пищу употребляли смородину, барбарис и другие ягоды, а молодые поросли шиповника варили и пили как чай. Собирали дикорастущую крупу «кырлык», из неё делали молочную кашу (328, с. 156-157; 329, с. 127). По личному сообщению археолога Я.И. Сунчугашева, из этой крупы пекли лепёшки ещё в годы Великой Отечественной войны. Прямых указаний на развитие земледелия не имеется, однако в нескольких погребениях тагарского времени и позже найдены зерна ячменя и проса. Но, очевидно, для земледелия использовались лишь небольшие участки в поймах рек, около озер и в лесостепи. Условия котловины неблагоприятны для земледелия. Весна здесь наступает поздно. Почва днём сильно нагревается, а ночью резко охлаждается. Бывают заморозки; незначительное количество осадков, продолжительные ветры иссушают почву и сносят её верхний слой, обнажая корни растений; летом — ливни с периодическими засухой и суховеями; осень ранняя, с инеем. Для земледелия требуется выполнение многих агрономических требований: умелая расстановка щитов для накопления снега в малоснежную зиму, глубокая заделка семян, предпосевное боронование, закладка лесных полос и многое другое. Кроме того, каштановые почвы центральной части котловины требуют искусственного орошения и поливки (303, с. 301).

Минеральные богатства Присаянья значительны. Особенно много месторождений меди и россыпного золота. В конце прошлого века здесь действовало более двухсот золотых приисков (136). Древнее население использовало медные месторождения еще в III тыс. до н. э. Обилие медных руд способствовало высокому мастерству в бронзолитейном деле и значительно (до II в. до н. э.) задержало бронзовый век. Период наибольшего использования золотых россыпей начался со скифского времени. Литые золотые изделия в большом количестве не изготовляли, но тонкими золотыми листочками обкладывали изделия из бронзы, меди, дерева, коры и даже глины. Золотом украшали одежду, ткани, рукояти чеканов, древки стрел и т. д. Вместо золота иногда для глиняных бутафорных украшений использовали слюду. Хотя в районе открыто на поверхности имеются не только медные, но и железные руды, массовое производство железа началось только во II-I вв. до н. э., что совпадает по времени с появлением в Присаянье нового населения, перекочевавшего с юга через Саяны (302, с. 20).

Минусинская котловина обладает расчленённым рельефом, от слабохолмистого до среднегорного. Все главные гребни Саянского хребта и его отрогов состоят из кристаллических пород. Складки твёрдых пород выступают в виде скалистых гряд, простирающихся на многие километры (303, с. 299). Кристаллические породы обнажаются на берегах Енисея, где его течение размывает отроги Саян. Еще большие пространства на скатах гор, во второстепенных отрогах и по краям речных долин занимают обнажения осадочных пород, сланцев, известняков, песчаников (146, с. 20). Имеется много утёсов, растрескавшихся по естественным складкам песчаника, а под ними и по склонам логов и долин — сплошной покров осыпей. С древних времён осыпавшиеся плиты собирали, из них складывали могильные ограды и сооружения поверх погребальных ям, с утёсов выламывали монолитные блоки либо ров-

(7/8)

ные тонкие плиты; гладкие карнизы использовали для нанесения рисунков. Заготовленные камни употребляли для сооружения гробниц-ящиков и вертикальных оград, для стел, на которых рисовали или высекали изображения. Благодаря изобилию удобных скальных карнизов в крае много петроглифов. Традиционное применение камня в конструкциях погребальных сооружений благоприятно сказалось на их сохранности. Со временем каменные ограды развалились либо обломались, но сохранились их основания, что, с одной стороны, препятствует распашке могил, а с другой — позволяет их обнаружить.

Связь природных условий с образом жизни древнего человека «во все времена и народы» многогранна и проявляется в разных оригинальных обычаях. Так, например, наличие высококачественных местных глин позволило использовать их для изготовления не только керамики, но и погребальных украшений и масок. Малая мощность снежного покрова при низких температурах приводила к глубокому промерзанию грунтов, что заставляло производить захоронения в землю, как правило, только в летнее время, а в другой период — иным способом. Наконец, самая редкая особенность обряда жителей позднетагарского времени — коллективное захоронение десятков и сотен людей — также, очевидно, была связана со сложившимися экологическими условиями.

Изучение археологических памятников Енисея не ограничивалось их учётом и составлением археологических карт. Этому вопросу посвящено немало работ, в том числе работа автора, в которой содержатся сведения о деятельности каждой археологической экспедиции, работавшей в Минусинской котловине, за период с 1722 по 1972 г. (40). В настоящей книге перед характеристикой каждой археологической культуры дается история её изучения. Поэтому здесь отметим лишь основные вехи минусинской историографии. Она открывается именами Д.Г. Мессершмидта и Ф.И. Страленберга, впервые сообщивших об обширных древних могильниках, писаницах и загадочных изваяниях. Дальнейшие путешествия Г.Ф. Миллера и И.Г. Гмелина, а также П.С. Палласа, М.А. Кастрена пробудили всесторонний интерес к Сибири, прежде всего в России. Это вызвало серию статей о сибирских древностях в русских научных и литературных сборниках и способствовало организации экспедиции В.В. Радлова на Алтай, в Минусинскую котловину, Западную Сибирь (1863 г.). К сожалению, сведения о работах, проводившихся до конца XIX в., очень краткие. Вторая половина XIX в. ознаменовалась крупнейшими для сибирской археологии событиями: созданием АК в Петербурге (1859 г.), МАО в Москве (1864 г.) и общественного музея в г. Минусинске (1877 г.). Археологические учреждения через музей стали связываться с местными археологами-любителями, принимать их в члены Общества, финансировать раскопки и контролировать последние получением отчётов и коллекций. Тем самым накапливались археологические материалы и создавалось наследие для потомков. В Минусинской котловине успешно работали Д.А. Клеменц, И.П. Кузнецов-Красноярский, А.В. Адрианов, И.Т. Савенков. Все они уделяли археологическим изысканиям свободное от основной службы время, и тем внушительнее выглядит всё сделанное ими: раскопки, разведки, копирование изваяний, надписей и петроглифов, полевые отчёты, публикации музейных каталогов и собственных раскопок. В конце XIX в. было сделано несколько попыток классифицировать курганы, преимущественно по внешнему виду, начиная от карасукских до средневековых, но без той целенаправленности, которая впоследствии принесла успех С.А. Теплоухову. Смысл классификации курганов он видел в том, чтобы не только наметить некоторые типы могил, но и выявить все встречающиеся типы, в том числе наиболее древние, и, связав их в последовательный ряд, рассмотреть в хронологическом порядке. Задавшись целью создать схему развития и смены доисторических культур, С.А. Теплоухов выбрал Минусинскую котловину как край, наиболее богатый археологическими памятниками, а внутри котловины — район крупного с. Батени, где подъемный материал обещал наличие разных погребальных сооружений. Работы велись в продолжение пяти лет — в итоге раскопаны 144 могилы, от энеолитических до средневековых. Уже в первые же два года (1920-1921 гг.) в общих чертах была намечена относительная периодизация погребений Минусинского края, основанная главным образом на могильных сооружениях и найденной в погребениях керамике (305, с. 61). Можно соглашаться или не соглашаться со стройным эволюционным рядом исторических эпох, предложенным С.А. Теплоуховым, а также уточнять схему в отдельных звеньях, но общая оценка деятельности выдающегося исследователя однозначна: он совершил революцию в сибирской археологии и указал новое направление последующим исследованиям. Кроме того, С.А. Теплоухов дал первые характеристики минусинских культур, их названия, датировку, очертил их ареал, наметил связи с аналогичными культурами соседних территорий.

Периодизация С.А. Теплоухова создала возможность изучения истории древних племён Енисея: развития экономики древнего общества, социального строя, мировоззрения. Эти вопросы получили освещение в первом изда-

(8/9)

нии Истории СССР (121), а спустя 10 лет — в монографии С.В. Киселёва «Древняя история Южной Сибири» (132, 133). Последней работе предшествовали два десятилетия, в течение которых сибиреведы — Г.П. Сосновский, B.П. Левашева и прежде всего С. В. Киселёв — проверяли предложенную С.А. Теплоуховым схему развития местных культур новыми полевыми исследованиями. В монографии C.В. Киселева обобщён материал по Саяно-Алтаю, которым к 1950 г. располагали археологи. Схематично намеченные культуры С.А. Теплоухова описаны С.В. Киселёвым в виде пространных очерков, в которых особое внимание уделено реконструкции социальных отношений и экономики, а также их эволюции. И хотя некоторые обобщения, сделанные им на основании очень ограниченного материала, не подтвердились, в целом по своему хронологическому и территориальному охвату, по многочисленности поставленных научных проблем труд С.В. Киселёва уникален и пока никем не превзойден.

В послевоенные годы в Сибири появились археологические экспедиции, связанные с большими новостройками: Новосибирская, Байкальская, Саяно-Тувинская, а на территории Минусинской котловины — Красноярская, Среднеенисейская, Сибирская. Все они осуществляются ЛОИА АН СССР. Первая (Красноярская) экспедиция работала с 1960 по 1975 г. под руководством М.П. Грязнова на территории Красноярского водохранилища (см. карту-схему 2). В результате были обнаружены три новых типа древних кладбищ, открывших ранее не известную окуневскую культуру, и выделены новые этапы карасукской и тагарской. В зоне исследования оказались тысячи курганов, поэтому экспедиция выбирала для работы наименее изученные, что позволило заполнить существующие лакуны, в частности по периоду энеолита и ранней бронзы. Очень важно, что впервые курганы стали раскапывать целиком, т.е. с расчисткой не только могил, но и оград (ср. рис. 7 и 8). При этом стремились дать реконструкцию всего сооружения. Новые методические требования получили дальнейшее развитие в работах Среднеенисейской экспедиции, изучавшей южный район котловины, где строятся оросительные системы, и Сибирской — на территории КАТЭКа, на самой северо-западной окраине. Обе экспедиции работают с 1977 г. и раскапывают памятники преимущественно скифского и гунно-сарматского времени. Приобретённый опыт позволил приступить к изучению наиболее сложного явления — погребального обряда в больших коллективных склепах.

Минусинская котловина сравнительно хорошо изучена в археологическом отношении, главным образом благодаря новостроечным экспедициям. Однако в публикациях отражена лишь ничтожная часть накопленного фактического материала. Цель настоящей книги — систематизировать имеющиеся данные и подвести итог сложившимся представлениям и наблюдениям. Публикуемые могильники и поселения охватывают период от неолита до VI в. н. э., а писаницы — вплоть до XX в. В работу включены материалы всех раскопок, проводившихся до 1981 г. включительно, а крупнейших экспедиций — до 1982-1983 гг. Непосредственной задачей автора было, во-первых, конкретизировать объекты раскопок, во-вторых, суммировать результаты полевых и теоретических исследований со времени обобщающей публикации С.В. Киселёва. В результате составлены своды по культурам и дана характеристика последних.

В сводах унифицировано описание каждого раскопанного памятника. Главные из них — могильники — описаны по единой схеме: общее число курганов и количество раскопанных курганов и могил; кем и когда раскапывались; размеры оград и могил, их конструкция; положение, ориентировка и число погребенных; посуда, инвентарь, украшения, культовые изделия, остатки одежды, ритуальные кости животных и остатки мясной пищи. Подсчёт вещей, включая обломки изделий, произведён по отчётам о раскопках. Указаны постоянные или временные места хранения археологического материала, даны ссылки на литературу и архивы (в том числе на дубликаты, хранящиеся в разных местах). Более или менее подробное описание памятников зависит от состояния источника и важности того либо иного культурного признака (положения погребенных, их ориентировка и т.д.). При определении культурной принадлежности памятников соблюдалось, по возможности, мнение авторов раскопок. Описание памятников внутри сводов идет от северных к южным районам Минусинской котловины. Памятники имеют порядковые номера внутри каждой культуры или этапа культуры. Текст сводов сопровождается двумя картами-схемами: «Археологические памятники в степях Среднего Енисея» и «Археологические памятники на территории Красноярского водохранилища (до 1970 г.)».

Описания культур, предшествующие сводам, выдержаны в следующем порядке: история изучения, количество раскопанных пунктов, могильников и поселений; погребальные сооружения, обряд; оружие, орудия, посуда, украшения и детали одежды; поселения и хозяйство; социальные отношения; происхождение; хронология. Основным источником информации являются погребальные сооружения, поэтому особое внимание уделено похоронному ритуалу, позволяющему иногда выделить этни-

(9/10)

ческие признаки населения и тем самым приблизить археологические данные к этнографическим. Культуры и этапы сопровождены графическими таблицами.

Для работы, кроме публикаций, использованы материалы 10 рукописных архивов, 11 музеев и 5 лабораторий при научных и учебных заведениях. Будучи сотрудником крупнейших новостроечных экспедиций, я имела доступ ко многим материалам, а другие использовала с согласия их авторов. Пользуюсь случаем выразить глубокую благодарность своим коллегам-сибиреведам за помощь, которую они мне оказали в создании этой работы.

В конце прошлого столетия Д.А. Клеменц, вписавший яркую страницу в сибирскую историографию, бросил упрёк: «Как бы ни были почтенны отдельные труды русских древневедов, Россия, как страна, не может сказать, что изучение её старины стоит на твёрдой почве, до тех пор, пока не возьмётся за выполнение основной задачи — подсчёт своего археологического имущества» (ММ, оп. I, д. 67, л. 77). Эта задача до сих пор стоит перед археологами, изучающими степи Среднего Енисея, и я надеюсь своей книгой внести лепту в работу, требующую усилий и даже самоотверженности большого коллектива учёных.

[1] [с. 6] Автор этих строк предпринял попытку привести в систему все сведения о памятниках Минусинской котловины, суммировать их и нанести на сводную карту. Для работы были использованы главным образом архивы: полевые отчёты, письма, донесения чиновников, картотеки археологических памятников, археологические карты и т.д. Результатом явилась рукопись «Материалы к археологической карте юга Красноярского края», состоящая из двух частей: археологические памятники, известные по раскопкам, и сводный каталог всех памятников, включая известные по разведкам. В рукопись были включены памятники всех категорий (могильники, поселения, изваяния, писаницы, камни с надписями, крепости и т.д.) от палеолита до кладбищ XVIII в. Настоящая книга является неполным изданием первой части вышеуказанной рукописи.