А.П. Терентьев-Катанский
Иллюстрации к китайскому бестиарию.
Мифологические животные древнего Китая.
// СПб: ФормаТ. 2004. 224 с. ISBN 5-98147-007-0
Раздел 3. Дракон.
На первом месте среди четырёх «священных» животных Китая стоит, несомненно, дракон.
Было бы крайне любопытно проследить, насколько далеко в древность уходят корни этого образа. Несмотря на то, что большинство искусствоведов относят его окончательное оформление к правлению династии Хань (206 г. до н.э. — 220 г. н.э.), источники и последние находки памятников изобразительного искусства, а также иероглифы в древнем начертании позволяют говорить о куда более раннем периоде.
Уже в комментариях к триграммам «И цзина», относимого к легендарным временам (III-е тысячелетие до н.э.), упоминания о драконах многочисленны: «Нырнувший дракон не действует» (47, с. 199); «появившийся дракон находится на поле» (там же); «летящий дракон находится в небе» (там же, с. 200); «драконы бьются на окраине; их кровь — синяя и жёлтая» (там же, с. 204).
Речь идёт о пресмыкающемся, близком к змее и живущем в воде. Именно этот водный образ
(26/27)
жизни заставил древних китайцев видеть в драконе божество воды и дождя. Драконы впадали в зимнюю спячку (61, с. 38). Их пробуждение и появление в водоёмах было признаком наступления весны — времени года, важного для земледельцев.
Возможно, ещё более ранние сведения сообщает нам древний источник, цитируемый у Ли Ши-чжэня: «Род Тао и род Лун ели драконов» (23, с. 54). Обычай ритуального поедания животного-тотема у всех народов уходит в седую древность.
В эпоху «Праведных ванов» некий Лун, знавший секрет кормления и разведения драконов, получил от императора Шуня (2255-2204 гг. до н.э.) титул «кормящий драконов». В ту же эпоху разводили драконов Кун Шэн и Лю Лэй.
В наиболее ранних дошедших до нас письменных памятниках Китая — надписи на бараньих костях и черепашьих щитах, а также на бронзовых изделиях эпохи Инь (1766-1122 гг. до н.э.) — знак «лун» [1] («дракон») явная пиктограмма.
Хотя Уиллет считает, что в иконографии образ дракона сложился к эпохе Хань (69, т. I, с. 275), ко времени династии Чжоу (1122-247 гг. до н.э.) относятся изображения дракона, ничем не отличающиеся от более поздних (43, с. 64; 20, с. 2).
(27/28)
При Хань окончательно формируется учение о четырёх священных животных — цилинь, феникс, черепаха и дракон.
Ещё в надписях на «иньских костях» мы видим по крайней мере три начертания знака «лун» — «дракон». Это или безногое рогатое существо (рис. 1, 2), или (рис. 3, 4) рогатое животное с извивающимся телом, покрытым чешуёй, и с лапами. Пятое начертание изображает, возможно, крылатого дракона.
При династии Сун (960-1279 гг. н.э.) складывается учение о «восьми сходствах» дракона: рога оленя, голова верблюда, глаза духа, шея змеи, чешуя карпа, когти орла, лапы тигра, уши коровы (50, №№1145-1148, цз. 28, Шанхай, 1939). При династии Мин великий фармаколог и врач Ли Ши-чжэнь прибавляет к этим чертам усы и бакенбарды, а глаза духа заменяет «глазами кролика» (23, т. 6, цз. 43, Шанхай, 1945).
Зимняя спячка дракона и его появление весной в водоёмах, его неразрывная связь с водной стихией, его несомненные свойства пресмыкающегося — всё это, как было сказано выше,
(28/29)
Дракон Хэ-бо — дух реки Хуанхэ. («Шань-хай цзин».)
(29/30)
дало повод древним китайцам считать его божеством воды, дождя и плодородия.
Дракона считали самым главным из всех чешуйчатых существ. Он мог по своему желанию становиться невидимым. Весной он восходил на небо, а осенью скрывался в водоёмах. Существовали поверья о небесном драконе, охраняющем дворцы богов; о божественном драконе, повелевающем ветрами и дождями; о земном драконе, регулирующем течение рек и ручьёв; и, наконец, о драконе-страже спрятанных кладов, охраняющем сокровища, скрытые от смертных (54, с. 315).
По другим данным, существовало пять драконов, управляющих четырьмя сторонами света и центром. Официальные лица были обязаны устраивать время от времени их чествования. Губернаторы провинций устраивали моления драконам дважды в год, а мелкие администраторы — дважды в месяц. Особенно часто такие моления проводились в засушливое время (54, с. 314).
«Золотой дракон» особенно почитался обитателями берегов Хуанхэ. Его воплощение — змею — приносили в храм, где чиновники воздавали ему божеские почести (54, с. 133-134).
Считалось, что, если дом или дерево загорится от удара молнии, «Небо берёт дракона», обитавшего в них. Изображение этого момента мы
(30/31)
видим в иллюстрации к одной из новелл Ляо Чжая. На картинке огромный дракон вылетает сквозь крышу дома. У выхода — изумлённая толпа народа (25, цз. 14, л. 29а).
Дракон фигурирует в качестве одного из знаков зодиака (не надо путать его со знаком змеи).
Де Виссер пытается провести параллель между драконами и индийскими «нага» (61, с. 1, 4, 29). То, что «нага» посылают на земли дождь, ещё не говорит о том, что перед нами — аналог дракона. Обычно «нага» мыслятся как огромные кобры. Правда, переводчики буддийских текстов на китайский язык действительно обозначали понятие «нага» иероглифом «лун». Отсюда и версия о «восьми царях-драконах» — восьми «нага».
В тангутской коллекции СПбФ ИВ РАН есть шастра «Способ принесения жертв златокрылому царю драконов» (Танг. 375, Инв. NNN807). В данном случае мы имеем дело с переводом слова «нага» словом «дракон», как и у китайских переводчиков.
Широко известная в Китае и Японии сказка о хитрой обезьяне, обманувшей морского дракона, — по сути дела, переложение одной из джатак, которая начинается словами Будды: «Когда я был обезьяной». И здесь происходит смешение понятий «дракон» и «нага».
(31/32)
По-видимому, между индийским культом змей («нага») и китайским обожествлением дракона первоначально не было никакой связи. Она возникла позднее, когда в Китай пришёл буддизм. Образ китайского дракона возник, как мы уже говорили, в глубокой древности.
Как божество дождя и плодородия, как благодетельная сила, дракон стал символом императорской власти. Проводилась следующая параллель: верховный дракон находится на небе, и все стихии подчинены ему; он может заставить идти дождь, когда пожелает, и поэтому жизнь всех растений зависит от него; император со своего трона также следит за нуждами своих подданных и дарует им материальные и духовные блага, без которых они могут погибнуть (54, с. 214).
Это, конечно, позднее толкование традиции. Начало же этого отождествления теряется во тьме веков, в эпохе легендарных правителей Китая: Хуан-ди внешне походил на дракона; мать Яо зачала его от дракона; Шунь имел во внешности черты дракона. Ему помогал править золотой дракон (54, с. 330). Среди эмблем, украшавших одежды (императоров), было и изображение дракона (54, с. 220).
Позднее — вплоть до 1911 г. н.э. — император имел в своей титулатуре титул «живой дракон»; трон императора носил название «драконьего
(32/33)
престола»; изображения драконов помещались на церемониальных императорских одеждах, знамёнах, священной утвари.
Как мы видели выше, знак «дракон» — явная пиктограмма. Сам этот факт отрицает представление о драконе, как о простой комбинации черт различных животных. Глубоко ошибочным представляется нам и мнение о том, что изображение дракона в виде змеи — первоначальное начертание знака «лун». Приведённые выше древние иероглифы говорят об обратном. В них заложено представление о четырёхлапом чешуйчатом существе с головой, украшенной рогами или гребнем. Речь может идти не об усложнении, а о последующем упрощении некогда сложного слова.
Не менее ошибочным представляется мнение К.И. Голыгиной (10, с. 43), что китайский «змей» живет в горах и пещерах. И уже совсем абсурдом звучит утверждение, что образ «змея» сложился раньше, чем образ дракона. Если под «змеем» понимать гигантскую змею Ба ( [2], [3]), то оба образа на равных правах фигурируют и в древней иероглифике, и в ранних источниках («Шань-хай цзин»). Заявление, что «образ дракона собирательный и не имеет реального прототипа», в свете анализа пиктограммы вообще настолько неуместно, что в комментариях не нуждается.
(33/34)
Если пресловутый «змей» — дракон Цзяо ([4]), то и тут мы сталкиваемся с грубой ошибкой. Цзяо — житель воды, редко выходящий на сушу. Ни о каких «горах и пещерах» не может быть и речи.
Ли Ши-чжэнь уделяет костям дракона, как лекарственному средству, значительное место. Он с предельной точностью указывает места, где их можно найти: провинция Шаньси — берег реки Яньшуй, гора Тайшань (на обрывах и в пещерах на берегах реки), провинция Сычуань, а также Яньчжоу, Цанзчжоу, Тайюань. В Сычуани, около запруд, можно найти позвоночник и череп с рогами и зубами. Кости самца дракона — массивные, покрытые «узорами». Кости самки — тонкие, жёлтого цвета. Наилучшими считались «пятицветные» кости («пятицветные» в старых китайских источниках являются синонимом слова «разноцветные»), худшими — чёрные (23, т. 6, 202, цз. 43, с. 54).
Ли Ши-чжэнь приводит изображение костей — череп с рогами, несколько позвонков, лапу (отчасти мумифицированную). Судя по рисунку, перед нами останки крупного древнего пресмыкающегося. Череп с рогами походит на череп травоядного динозавра, но зубы похожи на зубы хищника. Тут может иметь место ошибка художника, так как сам Ли Ши-чжэнь в тексте указывает: «Зубы не сильные» (вероятно, следует понимать: «не хищные»).
(34/35)
Есть сведения и о высохших трупах, и о сброшенной коже дракона (там же).
О костях дракона упоминается и в самом раннем памятнике, содержащем сведения о животных — «Шань-хай цзине» (44, с. 52).
На гравюре, иллюстрирующей одну из новелл Ляо Чжая, люди выкапывают из земли останки дракона (С 159, л. 31).
Постепенно китайские аптекари в погоне за выгодой стали выдавать за кости дракона любые древние кости, даже кости синантропа и иньское кости с гадательными надписями.
Совершенно очевидно, что несуществующее животное не могло оставить после себя вполне осязаемых останков.
По мнению Вэнь И-до (8), дракон был тотемом династии Ся, существование которой в настоящий момент можно считать доказанным (18, с. 152-154). Это вполне согласуется с текстом о поедании тотема — дракона племенем Лун (см. выше). Вэнь И-до считал, что «люди дракона» столкнулись с «людьми феникса» — племенем, основавшим династию Инь, долгое время считавшуюся первой династией Китая. Традиция «великой птицы», характерная для южных монголоидов, к которым, по данным иконографии, относились люди Инь, столкнулась с традицией дракона, возможно, цянской, ибо племя Ся, по мнению
(35/36)
некоторых исследователей, было родственно цянам (18, с. 175). Среди южно-монголоидных лиц на бронзовых сосудах и в немногочисленных памятниках мелкой пластики иньцев мы имеет одно несомненное свидетельство наличия цянского элемента — знаменитую аньянскую маску с её «американоидным» обликом (18, с. 200).
Среди национальных меньшинств Китая дракон — также частый объект почитания. В рукописи племени Лоло есть изображение дракона, совершенно такое же, как у собственно китайцев, но более грубо выполненное (52, с. 256, 250). В уйгурской рукописи коллекции СПбФ ИВ РАН (С 544, с. 105) описана встреча паломника с драконом в пустыне Гоби. В родословной уйгурских ханов (Т. 48) среди прочих есть и род дракона. Что-то вроде китайского дракона описано в книге Марко Поло; хотя он считает его реальным животным, дракон выглядит у него совершенно фантастической фигурой (17, с. 138-139).
Чем дальше от Китая, тем больше укрепляется представление о драконе не как о благодетеле человечества, но как об олицетворении зла. В иранском культурном круге он — безусловно злое и нечистое существо. Есть изображение битвы симурга (феникс) и змея Ашдаха (дракон). Оба существа очень
(36/37)
похожи на свои китайские прототипы (30, NNN5, 1958, с. 32).
В античном мире дракон — первоначально просто большая змея — по мере усиления связей с Востоком приобретает черты китайского луна. Вражда с великой птицей — в данном случае с орлом — имеет место в античной литературе.
У Плиния дракон описан как большая змея типа питона или боа. Так же описывает его Диодор Сицилийский. Часто у античных авторов дракон — житель Африки или Индии, но нет недостатка и в рассказах о драконах в Средиземноморье.
Сообщение о гигантских змеях в различных тропических районах земного шара продолжают поступать и по сей день. В сущности все они похожи на описанную в древних китайских книгах змею Ба (в настоящее время это слово обозначает также боа, удава, питона). Легендарная змея Ба так велика, что может проглотить слона. Древнее начертание иероглифа «ба» изображает змею с огромной оскаленной пастью.
Дракон Ин ( [5], Е 30, рис. 66) обычно ничем не напоминает древнего крылатого ящера. Но одно из его японских изображений дает нам образ птицы с головой дракона, то есть существа, близкого к птеродактилю (52, с. 254).
О том, что птеродактили могли сохраниться до наших дней, есть свидетельства очевидцев.
(37/38)
Легендарный Сюэ Ю верхом на драконе. («Шань-хай цзин».)
В 1960 г. в Родезии привезли в медпункт раненого рабочего. По его словам, на него напала «летучий змей». На рисунке, сделанном пострадавшим, был изображен типичный птеродактиль («Неделя», 1960, NNN25, 14-20.8-60).
Эйвельманс сообщает о том, что птеродактиля видели в Анголе (55, с. 487).
В «Шань-хай цзине» особо выделен дракон Ин. Его изображение занимает целый разворот книги. Он нарисован в виде классического дракона, но с парой перепончатых, как у летучей мыши, крыльев. Так же изображен он и в «Сань-цай ту хуэй» (34, т., с. 2261).
(38/39)
Зато в том же «Шань-хай цзине» нет недостатка в изображениях драконов, запряжённых в колесницу духа или небожителя. Там же мы встречаем изображения духов мест, имеющих в своём облике элементы дракона — драконью голову, драконье туловище при человеческой голове и т.д. Кроме дракона Ин в тексте и на рисунках остальные разновидности драконов даже не упоминаются (о разновидности драконов см. 38, с. 120). Создается впечатление, что драконы были хорошо знакомы автору книги: поэтому он особо выделил только самого необычного из них (дракона Ин).
По китайским поверьям, дракон Ин — сущность огня. Он живёт в северной части провинции Цзянсу; имеет крылья и может пролетать сквозь 9 небес; при прикосновении его хвоста к земле начинают бить фонтаны воды (54, с. 330).
Кроме дракона Ин в иллюстрациях уделено некоторое внимание дракону Шэнь ([6]). В «Сань-цай ту хуэй» он изображён крылатым, двухвостым и шестилапым (34, т. 6, с. 2263). В японском ксилографе В 101 дракон Шэнь показан как гигантское животное, находящееся в море и выдыхающее город с людьми (В 101, цз. 14, л. 1).
Дракона, обычного для Японии типа — с головой, покрытой не то шерстью, не то стоящими вертикально чешуями — мы видим на гравюре
(39/40)
Дракон Ин-Лун. («Шань-хай цзин».)
(40/41)
Хокусаи в одном из ксилографов нашего собрания (В 251, рис. 2 — разворот).
В «Собрании рисунков тьмы образов» (В 180) есть изображение буддийского монаха с посохом из корня дерева. Монах поднимает патру, из которой вылетает дракон без чешуи, гривы и бахромы на хвосте. Видимо, здесь мы имеем предельно обобщённый образ, без указания на какую-то определённую разновидность дракона (В 80, л. 14б). В той же книге есть ещё одно изображение дракона: из овала в виде плетёнки в облаке вылетает дракон. Изображение настолько стилизовано, что тело дракона похоже скорее на язык пламени. Название «юй лун» ( [7], «дождевой» или «грозовой дракон») заставляет вспомнить о связи дракона с грозой и молнией.
Часто художники не задавались вопросом, какого именно дракона — благого или жестокого — им следовало изобразить, но давали обобщённый образ дракона — «лун». У Ляо Чжая мы видим огромного дракона обычного типа, выползающего из ущелья и заглатывающего человека (С 159, цз. 15, л. 24б).
О драконе, как символе императора, было сказано выше. Но образ дракона столь глубоко внедрился в сознание древних китайцев, что мы встречаем упоминание о нём во многих названиях предметов и явлений природы.
(41/42)
Дракон съедает крестьянина (С 159, цз. 15, л. 24б).
(42/43)
Среди музыкальных инструментов старого Китая есть «драконова флейта» ([8]). «Глаз дракона» — это растение лонган ( [9], Euphoria Longana, Лун янь). Можно было бы привести ещё немало примеров.
Невольно возникает уже несколько раз затрагивавшийся в нашем обзоре вопрос: не скрывается ли за этим образом какой-то реальный прототип? Действительно, сведения о драконоподобных существах поступали и продолжают поступать из разных районов земного шара, главным образом, из Африки. Известны сообщения агентов фирмы Гагенбека о «полу-драконе, полуслоне», рассказ начальника немецкой экспедиции Ликуала — Конго, Штейна (38, с. 125), упоминание капитана Стивена о виденном им в Центральной Африке существе, похожем на бронтозавра (55, с. 434).
Сам фольклор африканцев изобилует намёками на какое-то гигантское существо, живущее в воде. Особенно интересен персонаж зулусских сказок, Кукумадеву, живущий в реке Луланга. Это большой зверь с длинным телом, не имеющий шерсти (36, с. 82). Так же, как и китайский «лун», он может вступать в брак с женщинами (Там же, с. 64-66). Обычно он похищает одежду и украшения купающихся девушек, затем, по их просьбе, возвращает похищенное, а ту девушку, которая из гордости
(43/44)
отказывается просить его, берёт в плен и делает своей наложницей (там же, с. 80-81). Он — не единственный в своём роде; в водоёме много таких же зверей. Он смертен — в нескольких сказках его убивает отец похищенной девушки. По другой, менее распространённой версии, он глотал девушек живыми. Трудно сказать, имеет ли связь Кукумадеву с другим персонажем — большим многоголовым зверем, живущим в лесу и едящим людей. Он «владеет всеми вещами». Герою сказки он даёт в подарок целое племя (намёк на то, что племя поклонялось зверю? Там же, с. 57-58).
|
