Э. Шефер
Золотые персики Самарканда.
Книга о чужеземных диковинах в империи Тан.
Глава XIХ. Книги.
Пусть мне прочтут философов причуды,
Расскажут тайны всех царей заморских.
Кристофер Марло.
Трагическая история доктора Фауста.
«Exotica». ^
Привозившиеся из чужеземных стран тексты поражали жителей танской империи своим непривычным обликом, но довольно часто к ним приспосабливались и осваивали их. Они казались чем-то странным ещё и потому, что впечатлительному уму сразу же виделись всякого рода причудливые идеи, замысловатая мудрость и даже страшные заклинания, которые скрыты в непостижимых очертаниях иноземных письмен. Нельзя сказать, что в Китае не существовало собственных необычных видов письма. Наряду с древним и хорошо известным письмом печатей и квадратным уставным письмом существовало ещё и «письмо тигриных когтей», и «письмо упавших луковиц», и «письмо наклонных струй», «солнечное письмо», «лунное письмо», «ветряное письмо», «письмо листьев, изъеденных червями», и ещё очень много других видов письма, в том числе и такие получившие признание нововведения, как «западное [хуское] письмо» и «индийское письмо». [1] А среди видов письма, употреблявшихся в Западном крае и иногда попадавших на глаза любознательным китайцам танской эпохи, были ещё и такие виды письменности, как «ослиные губы», «лотосовый лепесток», «великоциньское» (т.е. римское), «верхом на лошади», «поднявшийся труп», «небо», «дракон» и «птичий напев». Здесь перечислена лишь небольшая часть из шестидесяти четырёх видов письма, известных Дуань Чэн-ши. [2]
Столь же разнообразна была и бумага, на которую наносили эти письмена. В танской империи была своя бумага из конопли, кудзу, бумажной шелковицы и даже из бамбука и розового дерева. Её окрашивали в различные тона (одним из самых лучших сортов танской бумаги была тонкая хрустящая бумага золотисто-жёлтого цвета) и иногда пропитывали благовониями. Листы бумаги склеивали, чтобы получить длинные свитки; лучшие из них, вероятно, накручивали на сандаловые оси-палочки с хрустальными наконечниками (хотя к IX в. уже существовали книги, сложенные в «гармошку», а к X в. — и сшитые из отдель-
(354/355)
ных листов). Но самые изысканные книги были написаны на шёлке, особо почитавшемся потому, что на нём писали ещё в древности. [3]
Несмотря на такие превосходные местные ресурсы, в Китае находили себе применение и многие виды чужеземной бумаги. Танские поэты часто упоминали «варварскую [маньскую] бумагу для заметок», государство Корё в качестве «дани» посылало бумажные свитки, Япония изготовляла бумагу из сосновой коры, а из стран к югу от Китая поступала белая бумага с узором «рыбьи яйца» и другая, сделанная из морских водорослей, которую называли «бумага с косыми прожилками». [4] Искусство изготовления этих иноземных сортов бумаги было первоначально заимствовано у китайцев, так что «экзотичны» они были чисто внешне. Остаётся неясным, попадал ли в танский Китай с далёкого Запада какой-нибудь вид пергамента, но китайцы знали о его существовании (или о существовании чего-то похожего на пергамент) начиная со II в. до н.э., после того, как великий путешественник Чжан Цянь сообщил, что парфяне пишут горизонтальными строчками на шкурах животных. [5] Кожу использовали для письма в средневековом Хотане, [6] но в самом Китае к ней не проявляли особого интереса. Однако существовал иноземный материал для письма, хорошо известный в танском Китае и оказавший определённое воздействие на воображение танских поэтов. Это были листья пальмиры — южноазиатской веерной пальмы. [7] В танском Китае её знали под именем, означающим на санскрите просто «лист» — паттра. [8] Официальная «История Тан» сообщает, что индийцы, сведущие в астрономических знаниях и математике (как это было всем известно), «пишут на листьях дерева паттра, чтобы записать события». [9] Дуань Чэн-ши, который даёт правильную этимологию этого заимствованного слова, описывает его как вечнозелёное магадхское дерево, возможно, потому, что изготовление книг на пальмовых листах было важным промыслом в Магадхе. Дуань Чэн-ши добавляет, что при бережном обращении рукописи на листах пальмиры сохраняются в течение пятисот или шестисот лет. [10]
Жители танской столицы могли видеть дерево, которое давало эти полезные листья. Эту диковину, привезённую из одной «западной страны», посадили на земле буддийского храма, называвшегося Возвышение Добра. [11] Храм славился величественностью своих строений, которые считались самыми обширными в Чанъани, и многими другими сокровищами, среди которых было изображение Будды из хотанской яшмы и картина художника У Дао-сюаня. Славилась эта обитель и своими древними соснами: ветвь одной из них, которой был придан вид дракона, приносила во время сильной засухи дождь. [12] В конце IX в.
(355/356)
поэт Чжан Цяо написал стихи в честь высокочтимой «бумажной» пальмы. [13] Удивительно, как пальме удалось так долго выжить в климатических условиях Чанъани.
Книги, изготовленные из надлежащим образом приготовленных листьев, назывались олла. Эти книги заключали между двумя крышками-досками — «индийскими прессами», [14] как их называли в империи Тан. [15] Такие книги в Китае не должны были представлять особой редкости, если учесть ревностную собирательскую деятельность китайских паломников в Индии. Их можно было найти преимущественно в больших танских монастырях: Эннин сообщает о списке «Лотосовой сутры» такого вида на горе Утай. [16] Пальмовые книги могли читать и в более мирской среде: например, император И-цзун, будучи благочестивым верующим, держал книги из пальмовых листьев во дворце и сам возглашал по ним тексты сутр. [17] Цейлонский царь Шиламегха в 746 г. прислал в Чанъань с монахом Амогхаваджрой написанный на листьях пальмиры экземпляр «Маха-праджняпарамита-сутры». [18]
Книги на листьях должны были особенно почитаться, поскольку они были написаны на языке, который (как и язык писем, посланных в Тан в 646 г. правителем Курана) «был тем же, что и в речениях Будды». [19] Для китайских мастеров слова эти священные листья стали прекрасным экзотическим образом, который часто появлялся в стихах, призванных передать атмосферу буддийского благочестия. Так, Ли Шан-инь в «Надписи на Стене Монаха» писал: «Если вы верите в истинные и вечные слова на паттре» (т.е. в слова священных сутр). [20] Или пожалуй, ещё выразительнее: уже встречавшееся нам упоминание паттра вместе с чандана — сандалом. Другой пример — изображение храмового сада у Пи Жи-сю:
В пристройке дворца
благовоние кундурука;
Старинные сутры —
бумага из листьев паттры. [21]
Ладан и листья пальмиры — это и аромат, и осязаемое прикосновение религии тёплых стран Запада.
Книжные лавки и библиотеки. ^
Можно думать, что подданные Тан в VIII и IX вв. могли получать в лавках больших городов книги о чужих краях, словари чужих языков и даже чужеземные книги. [22] К сожалению, мы ещё очень мало знаем о танских книжных лавках, располагая только такими отрывочными сведениями, как упоминание в популярном рассказе об одной лавке в столице, которая торговала
(356/357)
классическими книгами и часто посещалась кандидатами на сдачу государственных экзаменов; известно также иносказательное поэтическое упоминание о книжной лавке в Лояне, на Южном рынке. [23] Кроме того, есть сведения, что в Чэнду в IX в. продавались новые печатные книги (главным образом по толкованию снов, по астрологии и по другим подобным отраслям знания). [24]
Так как танское время было эпохой выдающихся собирателей книг, сведений о библиотеках существует гораздо больше. Из них самой значительной была библиотека Сына Неба, основанная в 628 г. Тай-цзуном по настоянию таких выдающихся людей, как Вэй Чжэн, Юй Ши-нань и Янь Ши-гу, которые следили за её пополнением и привлекали каллиграфов для переписки. Эта новая танская императорская библиотека [25] состояла из двухсот тысяч свитков, причём большую часть из них составляли копии очень редких книг. Следующий крупный шаг в её развитии был сделан в правление Сюань-цзуна, особенно в деле копирования малоизвестных книг из частных библиотек, на что шла самая лучшая сычуаньская бумага из конопли. В обеих столицах для хранения литературы были основаны академии. [26] Для императорской коллекции было приготовлено новое помещение, [27] и была принята усовершенствованная позднее система классификации книг по четырём разделам. Для обозначения раздела употребляли цветные ярлыки из слоновой кости (на них были написаны название и номер тома). «Классики» имели красные ярлыки, осевые палочки, инкрустированные белой слоновой костью, и жёлтые завязки; «историки» — зелёные ярлыки, палочки, инкрустированные слоновой костью синего цвета, и светло-зелёные завязки; «философы» — синие ярлыки, резные сандаловые палочки и лиловые завязки; «сборники» — белые ярлыки, палочки из зелёной слоновой кости и багровые завязки. [28]
Танское государственное собирание книг достигло своего апогея в первую, мирную половину VIII в., т.е. в правление Сюаньцзуна. Но когда в XI в. историк Оуян Сю готовился написать историю Тан, он обнаружил, что более половины этой грандиозной библиотеки исчезло в результате внутренних беспорядков, и прежде всего восстания Хуан Чао. [29]
Никаких описей библиотек танских религиозных учреждений не сохранилось, но, по всей видимости, эти собрания были также весьма внушительны. В каталоге наличных буддийских сочинений, переведенных с санскрита, составленном в 664 г., перечислено 2487 различных трудов, причём некоторые из этих сочинений были довольно обширными. [30] Если принять во внимание, что только в одном из чанъаньских храмов, помещённая в пагоду, хранилась тысяча экземпляров лишь «Лотосовой сутры», [31] то можно себе представить астрономическое число священных свитков, имевшихся во всей столице.
(357/358)
Частные собиратели развивали активную деятельность где только можно, и именно к ним в руки попадали некоторые экземпляры самых старых и редких книг. Среди собирателей встречались такие люди, как Ни Жо-шуй, ортодоксальный приверженец классики, который укорял Сюань-цзуна за легкомысленное собирание птиц; полки в доме Ни Жо-шуя не могли вместить всех имевшихся у него книг, поэтому он складывал их в оконных нишах, совершенно не давая солнечному свету проникнуть в библиотеку. [32] Существовали коллекционеры вроде Чжан Цаня, который посвятил свою старость переписке конфуцианских классиков, так как, по его словам, «чтение текстов не идёт ни в какое сравнение с их перепиской». [33] Были и такие, как Дуань Чэн-ши, большой любитель диковинного, обладавший великолепной памятью: будучи сверщиком императорских архивов, он сумел постичь там всевозможные тайные сведения; впоследствии всё время он проводил в своей домашней библиотеке и стал выдающимся знатоком буддийской литературы. [34]
Не удивительно, что, собираемые с такой энергией и энтузиазмом, частные библиотеки бывали большими и хорошо подобранными. Библиотека Ли Би, к примеру, насчитывала тридцать тысяч свитков, а собрания книг Лю Бо-чу, Вэй Шу и Су Бяня содержали по двадцать тысяч свитков каждое. [35] Такие богатые частные библиотеки как по великолепию убранства, так и по редкостям, имевшимся в них, должны были соперничать с императорскими коллекциями. Так, поэт Люй Вэнь следующим образом описал принадлежащие собирателю книг Цуй Жэнь-ляну роскошные тома, футляры которых были украшены горным хрусталём («водная сущность»), а бумага вылощена слюдой («мать облаков»):
На яшмовой башне бесценные полки
покоятся в выси небесной.
Там свитков добрый десяток тысяч
о дивных делах и чудесных.
Там «сущностью водной» украшены связки,
подвески зелёные к стержням;
Там «мать облаков» блестит на бумаге,
написаны золотом тексты. [36]
Книги по географии и записки путешественников. ^
Некоторые представления о чужеземных народах и их странах, сложившиеся у жителей танской империи, восходят к книгам, написанным путешественниками и правительственными географами. Названия многих из них дошли до нас, хотя сами книги в большинстве утрачены. Среди такого рода книг были: «Рассуждение о необычных вещах в Бнаме» Чжу Ина; «Записки
(358/359)
о [многих] ли дороги, ведущих в Западный край» Чэн Ши-чжана; «Рассказ о моём путешествии к чужим народам» монаха Чжи-мэна, «Записки о народе Лесного Города (Прум Ирап)» [37] неизвестного автора; «Записки о посольстве, направленном в Корё» неизвестного автора; «Сведения о Тибете и Жёлтой реке» неизвестного автора; «Трактат о необычных вещах в южных землях» Фан Цянь-ли; «Иллюстрированные записки о Западном крае» Пэй Цзюя; «Записки о стране Силла» Гу Иня; «Записки об Юньнани» Юань Цзы; «Иллюстрированное сообщение о дани, преподнесённой на дворцовом приёме киргизами» Люй Шу. Важное значение имел «Иллюстрированный трактат о Западном крае» в шестидесяти свитках, плод труда многих эмиссаров Гао-цзуна, посланных в Самарканд, Тохаристан и тому подобные места для изучения местных обычаев, изделий и составления карт. Собранные таким образом материалы были сведены воедино придворным Историографическим ведомством под наблюдением Сюй Цзин-цзуна. Завершённый труд был представлен трону в 658 г. [38] Кроме перечисленных выше имелось ещё очень много других книг. Из работ, ныне утраченных (но названия которых поэтому звучат ещё более интригующе), мы иногда располагаем небольшими отрывками, сохранившимися в виде цитат в других, более поздних книгах. Так, к счастью, произошло с уже упомянутым важным исследованием Фан Цянь-ли. Так было и с буквально наполненными чудесами Индии «Записками о моём путешествии в Центральную Индию», составленными Ван Сюань-цэ [39] — императорским посланцем с наклонностями разбойника.
Важный раздел литературы, которая давала жителям танской империи сведения (лишь в редких случаях недостоверные) об отдалённых краях, составляли дневники паломников (ими часто были образованные монахи) в Индию. К счастью, некоторые из дневников сохранились до наших дней, так что каждый, кто хоть что-либо знает о средневековом Китае, знаком с именем Сюань-цзана и И-цзина. В самом деле, значение книги Сюань-цзана о его путешествии «Записки о Западном крае» простирается далеко за пределы эпохи Сюань-цзана, она намного шире рамок обычного информационного описания. В танское время Сюань-цзан широко прославился, и его знаменитый пример вдохновил многих других проявить глубокий интерес к Индии и к другим странам, находившимся под влиянием индийской культуры. [40] Столетия спустя беллетристическая версия его путешествия (она была озаглавлена «Путешествие на Запад», но в английском переводе Артура Уэйли широко известна под названием «Обезьяна») обрела всемирное признание как один из самых лучших приключенческих романов в мировой литературе. Роман этот можно рассматривать и как одно из величайших художественных повествований на экзотические темы.[*40]
(359/360)
Религиозные книги. ^
Наставник Сюань-цзан, который привёз в танскую империю больше шестисот коробов сутр и абхидхарм, [41] писал о трудностях пути между Индией и Китаем, пути, который пришлось преодолеть множеству благочестивых монахов, чтобы привезти с собой, возвращаясь назад, истинные слова Будды. В письме от 654 г. к индийцу Инянапрабхе Сюань-цзан говорил:
«Мне бы хотелось почтительно сообщить вам, что при переправе через Инд я потерял один из вьюков со священными текстами. Поэтому я посылаю теперь вам приложенный к этому письму список тех текстов. Я прошу вас прислать их мне, если представится случай. Я посылаю в подарок вам несколько незначительных вещиц. Пожалуйста, примите их. Дорога дальняя, и невозможно послать много. Прошу не пренебречь ими». [42]
Благочестивые путешественники, преодолев в диких краях множество опасностей, подстерегавших их дух и тело, обычно проходили обучение в большом монастыре Наланда в Магадхе, кирпичные залы и галереи которого давали кров пяти тысячам монахов и послушников. Большинство паломников шли также на поклон дереву бодхи в Гайя, где Будда обрёл просветление. Примером такого благочестивого паломника может служить Дао-шэн (по-санскритски именовавшийся Чандрадева), пришедший через Тибет, чтобы изучать тексты Хинаяны в таком крупном центре религиозной мысли, как Наланда. Затем он с большим грузом из книг и религиозных изображений отправился назад в танскую империю, но заболел и умер в Непале. [43] Другой паломник, Сюань-чжао, отправился в Центральную Индию полный религиозного рвения, но умер там в возрасте шестидесяти с лишним лет, не успев осуществить своих намерений. [44] Эти и подобные им люди не оставили записок о необычных вещах, которые они видели, не пополнили они и новыми индийскими книгами танские библиотеки. Но они были мучениками и жертвами во славу своего религиозного братства, вклад которого в познание, взятый в целом, был громаден.
Поиски подлинного и надёжного текста той или иной сутры в танское время привлекали широкое внимание и вызывали уважение. Так, первоначально особым почитанием пользовалась «Паринирвана-сутра» («Сутра о Паринирване»), уступившая своё место во второй половине VII в. «Лотосовой сутре». [45] В начале VIII в. приобрёл значительную популярность перевод И-цзина «Суварна-прабхаса-уттамараджа-сутра» («Сутра о царе золотого блеска»). Но в конце того же века её заменила «Алмазная сутра», [46] которой выпала честь стать самой древней печатной книгой, сохранившейся до наших дней. Подобные изменения во вкусах вдохновляли паломников — собирателей
(360/361)
книг на новые усилия, иногда с высочайшего благословения. Императрица У, имея неполный перевод «Аватамсака-сутры», пожелала обладать её подлинным санскритским текстом, [47] близким ей как восторженной поклоннице Махаяны. Для достижения этой цели она отправила посланцев в Хотан, где, по слухам, должна была существовать эта книга. Посланцы нашли и привезли эту книгу, а заодно и опытного хотанского переводчика Шикшананду, который получил китайское монашеское имя Сюэ-си. Священные страницы, стиснутые между дощечками, и просвещённый учёный были доставлены во дворец в Восточной столице, после чего Сюэ-си принялся за работу над китайским переводом в присутствии сидящей рядом царственной дамы, что явно не могло облегчить его филологические труды. [48] Он может, однако, служить примером тех чужеземных учёных монахов, которые, прижимая к груди священные книги, сотнями собирались при блестящем танском дворе.
В отличие от Шикшананды некоторые из них, как, например, тантристские священники VIII в., пользовались в миру определённой известностью. Среди них был Шубхакарасимха, который, прибыв в Чанъань в восьмидесятилетнем возрасте, утверждал. что он — потомок Шакьямуни. Он привёз с собой большое количество санскритских текстов и, обладая мистической силой и магическим искусством, заслужил расположение Сюань-цзуна, и ему не раз поручали вызывание дождя. [49] Был ещё и Дхармачандра, который привёз с собой собрание новейших заклинаний (наряду с сутрами, абхидхармами, книгами по астрологии и санскритскими медицинскими текстами). [50] Ваджрабодхи, царский сын, проповедовавший среди паллавов в Южной Индии и затем отправившийся на Цейлон, сопровождал цейлонское посольство, которое доставило в Китай «Маха-праджняпарамита-сутру». [51] Самым знаменитым из всех проповедников тантризма был Амогхаваджра, ученик Ваджрабодхи. Будучи сам цейлонским брахманом, он во второй половине VIII в. сделал при танском дворе блестящую карьеру, обретя все возможные для монаха привилегии, и умер окружённый почётом в стране, ставшей ему второй родиной. [52] Все эти проповедники привозили в Китай свои могущественные заклинания, свои непостижимые талисманы и свои приворотные зелья вместе с письменными свидетельствами, подтверждавшими их действенность.
Но не всё прибывало в Китай из Индии. Силла в начале IX в. оказалась в состоянии прислать в танскую империю собрание буддийских сутр как подношение, достойное высочайшего владетеля. [53] Не все привозные книги восходили к учению Гаутамы. В 638 г. персидский несторианин по имени *˙Â-lâ-puən доставил свои священные тексты и проповеди н сложил к стопам Тай-цзуна. Император воздал должное их тонкому и глубокому смыслу
(361/362)
и основал в столице для этого еретика храм. [54] В 807 г. уйгуры получили разрешение возвести манихейские храмы в Лояне и Тайюани. [55] Однако после того, как в правление продаосски настроенного императора У-цзуна уйгурское могущество было сокрушено киргизами, «манихейские писания и изображения сжигались на улицах». [56] Древние боги были снова возведены на пьедестал, а привлекательность богов экзотических сошла на нет.
Научные книги. ^
Танские монахи, посещавшие Запад, наряду с чисто богословскими сочинениями привозили с собой чужеземные рукописи по философии, математике, астрономии, медицине. [57] Эти научные исследования пользовались большим спросом в тайской империи, где индийская астрономия ценилась очень высоко. Трактаты на эти темы были во дворце столь же желанными, как золото и драгоценные камни. Послы из Капиши, например, преподнесли в 720 г. Сюань-цзуну наряду с «тайными рецептами и единственными в своём роде лекарствами» сочинение по астрономии. [58]
В VIII в. официальные календарные исчисления стали фактически монополией экспертов, принадлежавших к трём индийским семействам: Кашьяпа, Гаутама и Кумара. [59] Самым выдающимся из этих индийских астрономов был Гаутама Сиддхартха, [60] возглавлявший при Сюань-цзуне императорскую обсерваторию. Этот выдающийся человек, удостоившийся чести носить имя Будды, перевёл на китайский язык индийский календарь «Наваграха» («Девять планет»), [61] ввёл более точные способы предсказания солнечных и лунных затмений, употребление знака для нуля и таблицу синусоидных функций. К сожалению, два последних нововведения, отвергнутые консервативными китайскими астрономами, не были приняты. [62]
В VII в. был в употреблении «Календарь семи светил», [63] также созданный под индийским влиянием. У него имелись предшественники, восходящие к ханьскому времени и носившие сходное название, но с различными вариациями. [64] Уложение середины VII в. запрещало частным лицам иметь у себя или изучать этот астрономический календарь, а также карты неба, гадательные книги и трактаты по военному искусству. [65] Это официальное засекречивание имело целью допустить к близкому знакомству с ошеломляющими достижениями экзотической астрономии лишь заслуживающих доверия знатоков и руководивших ими государственных деятелей. Влиятельную роль в распространении индийских методов календарных вычислений
(362/363)
сыграл Амогхаваджра. Он перевёл на китайский язык «Сутру, произнесённую бодхисаттвой Манджушри и премудрыми, о благовещих и неблагоприятных днях и о благих и дурных положениях планет и луны», с помощью которой можно было точно предсказать расположение планет. [66] Ученик этого мудреца, китаец Ян Цзин-фэн, в 764 г. выпустил пояснения к этой книге, где он перечислил названия дней недели по наименованиям планет — на индийском, персидском и согдийском языках. Согдийский (манихейский?) перечень «Семи светил», транскрибированный китайскими иероглифами, — это удивительный список исчезнувших вавилонских богов: Михр (Солнце), Мах (Луна), Бахрам (Марс), Тир (Меркурий), Ормузд (Юпитер), Нахид (Венера), Кеван (Сатурн). [67] Нахид более известна под древнеперсидским вариантом этого имени — Анахита, т.е. Анаит, Афродита семитских народов. Однако кажется сомнительным, чтобы в танское время могли решиться соединить имя этой не отличавшейся постоянством особы с названием планеты. Согдийское название воскресенья оказалось наиболее устойчивым: «день Михра» есть в китайском календаре, опубликованном на Тайване в 1960 г. [68]
Много других книг о календаре и по астрологии, широко распространённых в танское время, основывалось на западной системе. Великий монах-астроном И-син (один из создателей приводимой в движение водой армиллярной сферы, регулирующий механизм которой позволял соразмерять её ход с движениями небес [69]) в своих книгах по астрономии также употреблял для планет ближневосточные названия. [70]
Книги по медицине и фармакологии поступали также из индианизированных стран. К сунскому времени многие из них были включены в дворцовую библиотеку, в частности книги, имевшие такие названия, как «Рецепты лекарств, предписанных различными риши Западного края», «Рецепты лекарств брахманских [стран]», «Важные рецепты, собранные знаменитыми лекарями Западного края». [71] Эти названия не встречаются в официальном танском каталоге, и можно допустить, что они были уничтожены во время междоусобных войн, периодически потрясавших танскую империю, или при гонениях на всё чужеземное при У-цзуне. Однако из внешнего мира продолжали поступать все новые книги по медицине, и особенно как уже говорилось выше, книги о «тайных предписаниях». Мы даже знаем об иллюстрированном травнике чужеземного происхождения: в ответ на посланные Сюань-цзуном пару белых попугаев, вышитое пурпурное одеяние, золотые и серебряные сосуды с тонкой инкрустацией и триста с лишним кусков тонкого шёлка и камки правитель Силлы послал ему благодарственное письмо с нарисованным изображением трав и грибов его страны. [72]
(363/364)
Таблатуры и карты. ^
Популярность в танской империи музыки Сериндии и приглашение из этой страны учителей музыки означает, что оттуда ввозились и музыкальные партитуры с чужеземной нотной системой. Старший брат Сюань-цзуна, имевший титул цинского князя, был серьёзным музыкантом; он играл на барабанах, и «книги, которые он читал, были музыкальными партитурами из Кучи». Как заметил его августейший брат, он был «отравлен музыкой». [73] Хотя у нас нет образцов таких музыкальных записей из Кучи, музыка для лютни, записанная средневековой нотной грамотой (совершенно иной, чем современная), была обнаружена в Дуньхуане, а в Японии сохранилась партитура для танской пятиструнной лютни. [74] В обоих случаях музыка была написана под сильным кучинским влиянием, и музыкальные записи должны были иметь с ними близкое сходство.
Изготовление карт в танской империи было тесно связано с военным искусством, а наибольший интерес к этому проявляли военные ведомства правительства. Чтобы облегчить танской империи успешное присоединение новых земель и сохранение контроля над уже покорёнными, одной из задач, возлагавшихся на посольства, отправлявшиеся в чужеземные страны, было составление карт, т.е. общепринятая форма шпионажа. Более того, всех иноземных посетителей столицы обстоятельно расспрашивали чиновники, целью которых было получить от них как можно больше сведений об очертаниях их стран, и эти данные переносились на карты. [75] Время от времени случалось, что какая-нибудь страна добровольно представляла карту Сыну Неба, чтобы таким образом униженно засвидетельствовать своё подчинённое положение. Так было после удачного завоевания Магадхи, осуществленного Ван Сюань-цэ; победитель посетил владение Камарупа (в современном Западном Ассаме), и после этого её правитель отправил в Чанъань посланцев с большим количеством редких и удивительных предметов, в числе которых была и карта его собственной страны, прося в качестве ответного дара изображение Лао-цзы и текст «Дао-дэ цзина». [76]
(/464)
К главе XIX. Книги (с. 353-363). ^
[1] ЮЯЦЦ, 11, 85.
[2] Там же, 86. Некоторые из этих необычных названий, несомненно, отражают какие-то из многочисленных видов центральноазиатской письменности, которые теперь известны по археологическим материалам. Относительно разных письменностей, употреблявшихся тюрками в Ходжо, см.: фон Габэн 1961, с. 65-68.
[3] Исида Микиносукэ 1948, с. 117-125; Л. Джайлз 1957, с. X-XII; и в особенности Картер 1955 (работа в целом). Большинство сортов бумаги, употреблявшихся во дворце, изготовлялось в городах Чжэцзяна, хотя имелись и некоторые исключения, например белая конопляная бумага, изготовлявшаяся в Чанду. См.: ТЛД, 20, 18а, 18б, 19а.
[4] ФСЦЛ (ХФЛШФ, гл. 18 = цэ 10), 9а. Сунская книга, рассказывающая о танской эпохе.
[5] ШЦ, 123, 0267б.
[6] А. Стейн 1907, с. 347.
[7] Borassus flabellifera (или В. jlabelliformis).
[8] Транскрибировано как *puâi-tâ. В Китае имела хождение ошибочная этимология, истолковывающая первый слог как паттра и второй как тара «пальма». См.: Демьевиль 1929, с. 90.
[9] ЦТШ, 198, 3613г.
[10] ЮЯЦЦ, 18, 150.
[11] Синшаньсы.
[12] ТЛЦ, 2, 5б; ЧАЦ, 7, 8а-8б. См.: Хираока 1956.
[13] Чжан Цяо. Син шань сы бэй-то шу < «Дерево бэйто [паттра] в монастыре Синшаньсы» >. — ЦюТШ, хань 10, цэ 1, цз. 2, 1а.
[14] См.: Ван Ци. Комментарий к «Сун Шэнь Я-чжи гэ» < «Песня, посланная к Шэнь Я-чжи» > Ли Хэ (ЛЧЦГШ, 1, 8б-9а). В наши дни книги из пальмовых листьев изготовляют следующим образом: срединная прожилка листа удаляется; стопка полученных таким путём половинок придавливается и края обрезаются; изготовленные так страницы лощатся песком; текст продавливается стилом, и в углубления втирается сажа, чтобы сделать написанное видимым (Шуйлер 1908, с. 281-283). Таков, по-видимому, был и древний метод их изготовления. Относительно «олла» см.: Юл — Бэрнел 1903, с. 485.
[15] Фаньцзя. Фань, возможно, следовало бы перевести «брахманский» или даже «санскритский». Это слово служило конкретно для обозначения буддийских книг, письменности и языка.
[16] Рейшауэр 1955, с. 235.
[17] ЦЧТЦ, 250, 10а.
[18] ЦФЮГ, 971, 15а; ТХЯ, 100, 1793; С. Леви 1900, с. 417.
[19] ТШ, 221б, 4154г.
[20] Ли Шан-инь. Ти сэн би < «Пишу на стене в келье у монаха» >. — ЦюТШ, хань 8, цэ 9, цз. 1, 2б.
[21] Пи Жи-сю. Гуюаньсы < «Обитель Гуюаньсы» >. — ЦюТШ, хань 9, цэ 9, цз. 3, 8б.
[22] Исида Микиносукэ 1948, с. 102-103.
[23] Там же; «Дочь царя драконов» 1954, с. 68. Упоминания о покупке книг имеются в стихах Юань Чжэня и Во Цзюй-и.
[24] Исида Микиносукэ 1948, с. 103-104; Нидэм 1959, с. 167.
[25] Сперва в 639 г. был назван Чунсяньгуань, переименован в Чунвэньгуань в 712 г.
[26] Они назывались Цзисяньюань.
[27] Во дворце Личжэндянь.
[28] К. У 1937, с. 259-260; Исида Микиносукэ 1948, с. 107-110; их данные восходят, в свою очередь, к ТШ (57, 3761в) и ЦТШ (47, 3720а).
(464/465)
[29] К. У 1937, с. 258.
[30] Багчи 1950, с. 125. < Э. Шефер не прав, утверждая, что описей библиотек танских монастырей не сохранилось. Каталог, на который он ссылается, а также более поздняя «Опись буддийских сочинений годов Кай-юань» («Кай-юань шицзяо лу») в значительной части включают в себя полные описи некоторых монастырских библиотек, см. об этом: *Демидова 1970. >
[31] ЮЯЦЦ, сюй цзи, 6, 226.
[32] ЮСЦЦ, 3, 22.
[33] ГШБ (СЦТЮ), в, 7а.
[34] ТШ, 89, 3896а; ЦТШ, 167, 3515а.
[35] К. У 1937, с. 259-260; Исида Микиносукэ 1948, с. 105.
[36] Люй Вэнь. «Шангуань Чжао-жун шулоу гэ» < «Песня о башне для книг Шангуань Чжао-жуна» >. — ЦюТШ (изд. 1960 г.), 371, 4171-4172.
[37] Китайское название Тямпы — *Liəm-˙ləp — было остроумно интерпретировано Р. Стейном (1947, с. 237) как Прум Ирап — «Пром слонов».
[38] Все заголовки (и остальные сведения) можно найти в ТШ, 57 и 58.
[39] С. Леви 1900, с. 297-298.
[40] Багчи 1950, с. 72. О путешествии Сюань-цзана в танском Китае знал почти каждый; оно упоминается во многих танских сочинениях, например в ЮЯЦЦ, 3, 31, и в ДТСЮ (ТДЦШ, 3), 95б.
[*40] < Полный перевод романа на русский язык см.: *У Чэн-энь. Путешествие на Запад. Т. 1-4. М., 1959. >
[41] ЦТШ, 198, 3613г.
[42] Английский перевод заимствован из Багчи 1950, с. 83, где он выполнен по французскому переводу Э. Шаванна.
[43] Шаванн 1894, с. 39-40.
[44] Там же, с. 27.
[45] Л. Джайлз 1935, 1.
[46] Л. Джайлз 1937, 1-2.
[47] Основополагающее сочинение школы, получившей в Японии название кэгон. Китайский перевод 700 г. назывался также «Танская сутра» или «Новая сутра» < точнее, «Переведённая при Тан» и «Заново переведённая [сутра]» соответственно >.
[48] СГСЧ (ТСДДК, 50), 2, 718в-719а.
[49] Чжоу 1945а, с. 264; Багчи 1950, с. 53.
[50] ЦФЮГ, 971, 12а.
[51] Багчи 1950; с. 52-53. Об этой миссии говорилось несколькими страницами ранее.
[52] Там же, с. 54; Райт 1957, с. 32.
[53] ЦФЮГ, 972, 6а.
[54] ТХЯ, 49, 864. В 745 г. эти «персидские» (т.е. несторианские) храмы в двух столицах были переименованы в храмы «Великой Цинь» (т.е. в римские), чтобы стало ясно происхождение этой религии.
[55] ТХЯ, 49, 864.
[56] ТШ, 217б, 4142а.
[57] Багчи 1950, с. 68.
[58] ТШ, 221а, 4153в; ЦФЮГ, 971, 4а; ТХЯ, 99, 1776.
[59] Нидэм 1959, с. 202.
[60] *Kiu-d’âm Siĕt-d’ât.
[61] «Наваграха», «Девять опор» (Дж. Нидэм переводил на английский как «Nine Upholders», на китайский переводилось как цзю чжи) — это девять светил, т.е. пять планет, солнце, луна и, кроме того, Раху и Кэту, якобы существующие у пересечения солнечной орбиты с лунной невидимые планеты, вызывающие затмения.
[62] Ябуути 1954, с. 586-589. Автором книги «Кай-юань чжань цзин», опубликованной в 729 г. и включавшей в себя все эти новшества, был Гаутама Сиддхартха (Нидэм 1959, с. 202-203). Расчеты в календаре «Наваграха», судя по переводу, основывались на наблюдениях, произведённых в Чанъани; поэтому эта книга не могла быть точным переводом индийского оригинала. В ней используются знак для нуля, тригонометрические функции и т.п.
[63] «Семь светил» (ци яо) — это солнце, луна и пять планет.
[64] Е Дэ-лу 1942, с. 157.
[65] ТЛШИ, 2 (гл. 9), 82.
[66] Нидэм 1959, с. 202. Принятый здесь перевод заглавия принадлежит П.Ч. Багчи.
[67] Xубер 1906, с. 40-41. Иранские названия, которые я привожу, не являются точно согдийскими формами, но они более привычны, чем согдийские; последние же таковы (Багчи 1950, с. 171): mir, max, mnxan, ţir, wrmzt, maxid (sic.), kewan. Интересно, что название Марса передано китайскими иероглифами, означающими «Облачная Хань» (юньхань) — китайское название Млечного Пути.
[68] Чжуан 1960, с. 271-301 и табл.
[69] Нидэм 1959, с. 36.
[70] Xубер 1906, с. 41.
[71] СуШ, 34, 2452в; перечень книг, основанный на этом же источнике, встречается также в ТЧ, 69, 812б.
[72] ГХЯ, 95, 1712.
[73] ЮЯЦЦ, 12, 92.
[74] Пань 1958, с. 97.
[75] ТЛД, 5, 20б.
[76] ЦТШ, 198, 3613 г.; ср.: С. Леви 1900, с. 308; Уэйли 1952 г. с. 91.
|