Глава V. Некоторые вопросы изучения памятников древнетюркской эпохи
2. Этнокультурные связи (с. 138-141)

В древнетюркскую эпоху многие районы Южной Сибири, Центральной и Средней Азии были связаны между собой рядом караванных маршрутов, представляющих северные ответвления Великого шелкового пути. Из Средней Азии в страну кимаков на Иртыше вело несколько дорог: от Тараза через Бетпак-Далу, из низовьев Сыр-Дарьи по Сары-Су и на восток через Семиречье к Алтайским горам (Ахинжанов, 1968; Кумеков, 1972, с. 50-53). Очевидно, как продолжение последнего пути на восток из страны кимаков шла дорога к енисейским кыргызам, упоминаемая Гардизи (Бартольд, 1973, с. 47). Поскольку сведения Гардизи относятся к началу XI в., когда ставка енисейских кыргызов находилась на севере Минусинской котловины, можно предполагать, что путь от енисейских кыргызов к кимакам проходил по северным районам Южной Сибири, скорее всего через степной Алтай. Существовал также путь из страны кимаков на юг к тогуз-огузам (уйгурам), в местность Öк-Таг (по В. В. Бартольду, Монгольский Алтай). По данным Гардизи, «путь к кыргызам ведет из страны тогуз-огузов» через Манбек-Лу (Танну-Ола) и Когмён (Западные Саяны). Возможно, этому пути соответствует описание двух дорог, проходящих на север от «Гагарьего ключа», по сведениям Таншу (Бичурин, 1950, с. 353). Если это так, то западное его ответвление можно сопоставить с упоминавшейся выше дорогой из страны кимаков к тогуз-огузам. В Западных Саянах существовало несколько проходов (Усинская, Хемчикская, Арбатская тропы н др.), соединявших Минусинскую котловину с территорией современной Тувы. Еще одна дорога из страны енисейских кыргызов вела на восток, в Прибайкалье, к «большому племени фури (курыканам. — Д.С.)» (Бартольд, 1973, с. 47-48). Караванные пути, соединявшие разные районы Южной Сибири -от Средней Азии до Байкала и от Северной Монголии до лесостепного Алтая — играли не только роль торговых коммуникаций, но и обеспечивали этнокультурные связи тюркоязычных народов Южной Сибири.

В период сложения прототюркского субстрата и в раннетюркское время этнокультурные связи носили в основном односторонний характер. Главным источником различного рода инноваций служили, очевидно, северные районы Центральной Азии, откуда на территорию Южной Сибири проникали отдельные (138/139) элементы погребального обряда (обычай трупосожжения, устройство поминальных сооружений, соблюдение определенного интервала между смертью и захоронением) и древнетюркского предметного комплекса.

В период Первого тюркского каганата широкая экспансия тюрков-тугю привела к распространению их культуры на обширных пространствах Центральной и Средней Азии, Южной Сибири и Казахстана. Памятники VI-VII вв. известны на Алтае, в Туве и в Минусинской котловине, но их малочисленность не позволяет проследить конкретные формы осуществления этнокультурных контактов между населением этих районов Южной Сибири. Судя по погребениям с конем, появляющимся в VI-VII вв., на территории Минусинской котловины (Усть-Тесь, Кривинское), определенные связи существовали между енисейскими кыргызами и алтае-телескими тюрками.

В период Второго тюркского каганата, когда основные военные действия тюрков-тугю были направлены против местных племен Монголии и Южной Сибири, наиболее тесные связи устанавливаются между населением Тувы и Горного Алтая (памятники катандинского типа), в результате чего складывается курайская археологическая культура. Здесь повсеместно распространяются погребения с конем, определенный набор предметов сопроводительного инвентаря, древнетюркские каменные изваяния и схематические изображения горных козлов типа Чуруктуг-Кырлан. В то же время происходит некоторое обособление Минусинской котловины, населенной врагами орхоно-алтайских тюрков-тугю — енисейскими кыргызами. Показательно, что на территории Минусинской котловины в многочисленных сериях петроглифов встречено всего несколько схематических изображений козлов тюркского облика, единичные оградки и два каменных изваяния VII-VIII вв. (Евтюхова, 1952, рис. 43, 44). Однако благодаря походам тюрков-тугю за Саяны (подобным походу 711 г.), а также созданию на Среднем Енисее тюркских гарнизонов и участию кыргызской знати в похоронах тюркских каганов этнокультурные связи между населением этих районов Саяно-Алтая не прерывались и в VII-VIII вв.

На протяжении всего существования Древнетюркских каганатов традиционно сохранялось меридиональное направление этнокультурных связей при господствующем значении центральноазиатского юга по отношению к более северным районам Южной Сибири.

Иная ситуация сложилась в период господства в Центральной Азии Уйгурского каганата. Во время уйгуро-кыргызских войн какие-либо связи между Центральной Тувой, включенной в состав уйгурского государства, и Минусинской котловиной прекратились. Население Центральной Тувы подверглось определенному влиянию со стороны уйгурской культуры. Племена (139/140) Западной Тувы, Горного Алтая и прилегающих районов Северной Монголии в результате длительных процессов этнической консолидации сформировались в новую общность алтае-телеских тюрков, видимо, независимых от Уйгурского каганата.

Наиболее интенсивные этнокультурные связи в этот период прослеживаются между енисейскими кыргызами (копёнский этан культуры енисейских кыргызов) н алтае-телескими тюрками (туэктинский этап курайской культуры). Они выразились в общих деталях погребального обряда (трупосожжение с «тайниками») в копёнских н курайских курганах (Гаврилова, 1965, с. 65-66) и отмеченном выше сходстве ряда предметов сопроводительного инвентаря. Данные параллели, свидетельствующие об определенных этнокультурных контактах между населением Алтая и Минусинской котловины в период господства в Центральной Азии уйгуров, соответствуют сведениям письменных источников об антиуйгурской коалиции племен Саяно-Алтайского нагорья, в частности о союзе енисейских кыргызов и алтайских карлуков. О западной ориентации культурных связей енисейских кыргызов в VIII-IX вв. говорит н единственное известное в Минусинской котловине каменное изваяние этого времени (с. Знаменка), на которое нанесена руническая надпись от имени знатного тюргеша (Малов, 1952, с. 67; Евтюхова, 1952, с. 94, Худяков, 1979, с. 204).

После падения Уйгурского каганата, выхода енисейских кыргызов на историческую арену Центральной Азии и сложения кимако-кыпчакского объединения с центром на Иртыше, начинают абсолютно преобладать этнокультурные связи широтного направления. Определяющими среди них были отношения между енисейскими кыргызами и кимаками, мало исследованные в литературе. Уже многим исследователям бросалось в глаза сходство основных форм предметов сопроводительного инвентаря из погребений сросткинской культуры и культуры енисейских кыргызов. Первым это отметил С. В. Киселев, который писал: «Уздечные и поясные наборы Тюхтятского клада совершенно аналогичны украшениям, обнаруженным в погребениях IX-X вв. сросткинских курганов Северного Алтая. Очевидно, в IX-X вв. по всему Саяно-Алтайскому нагорью распространяется мода на вещи тюхтятско-сросткинских типов» (Киселев, 1951, с. 56). К. И. Петров также пишет, что «инвентарь погребений в известном кургане (? — Д.С.) близ с. Сростки на р. Катуни, будучи связан с древними местными алтайскими традициями, резко отличающимися от приенисейских, вместе с тем имеет ряд характерных черт более развитой материальной культуры енисейских кыргызов» (Петров, 1963, с. 50). Орнамент сросткинских и кыргызских украшений IX-X вв. привлекал внимание исследователей н как пример художественного творчества кочевников (Федоров-Давыдов, 1976, с. 62, 69, 81). (140/141)

Проведенный выше анализ предметных серии сопроводительного инвентаря показал, что, несмотря на особенности оформления отдельных вещей, материальные комплексы культуры енисейских кыргызов и сросткинской существенно не отличаются друг от друга. Варьируются в основном элементы декоративного убранства при одинаковом или близком конструктивном решении. Поэтому имеются основания говорить о двух вариантах культуры IX-X вв. в Южной Сибири — кыргызском и сросткинском, развивающихся параллельно и в несомненном взаимодействии друг с другом. Видимо, их взаимодействие может рассматриваться как свидетельство не только культурных, но н этнических связей между двумя наиболее сильными государствами позднетюркского времени — енисейских кыргызов и кимако-кыпчакским. Показательно, что на Западном Алтае (Корболнха) н в Восточном Казахстане (Зевакинский могильник) кыргызские и кимакские погребения находятся на одном могильном поле.

Об этнокультурных связях между енисейскими кыргызами и кимаками свидетельствуют и письменные источники. Известно, что в конце X в. после отпадения кыпчаков кимако-кыпчакское объединение распалось па несколько самостоятельных областей: Андар аз кыфчак, Йагсун-йасу, Кыркырхан (Кумеков, 1972, с. 66). Андар аз кыфчак представлял собой «область кимаков, где жители напоминают гузов некоторыми своими обычаями», а Кыркырхан была «еще одна область, принадлежавшая кимакам и жители ее напоминают по своим обычаям хырхызов» (Материалы по истории киргизов и Киргизии, 1973, с. 44). По мнению Б. Е. Кумекова, Кыркырхан — это район, который находился гораздо ближе к каким-то группам кыргызов, чем к другим тюркским племенам (Кумеков, 1972, с. 66) К. И. Петров помещает эту область на границе с владениями енисейских кыргызов, в верховьях Оби, а местное население называет приобскими, или «периферийными, кыргызами» (Петров, 1963, с. 50, 64). По Рашид ад-дину, урасуты, теленгуты (доланьгэ) и куштеми «обитают по лесам в пределах страны киргизов и кем-кемджиутов», а затем оказываются «по ту сторону киргизов на расстоянии одного месяца пути» (Рашид ад-дин, 1952, с. 123). О племени кеснм (те же куштеми) и другом источнике говорится, что «это один из хырхызских родов, их речь ближе халусской (карлукской.— Д.С.), а по одежде они напоминают кимаков» (Материалы по истории киргизов н Киргизии, 1973, с. 42). Сообщения о том, что жители кимакской области Кыркырхан по своим обычаям близки енисейским кыргызам, а подчиненные енисейским кыргызам куштеми по одежде напоминают кимаков, можно рассматривать как свидетельство определенных ассимилятивных процессов, происходивших в Южной Сибири на рубеже I н II тыс. н. э. (141/142)