Д.Г. Савинов

О культурной принадлежности
северокавказских камней-обелисков.

// Проблемы археологии Евразии и Северной Америки. М.: 1977. С. 123-129. [1]

В числе многочисленных археологических памятников Кубанской области, исследование которых проводилось Н.И. Веселовским, были раскопаны в 1889 г. курган у Зубовского хутора и в 1899-1902 гг. курган 1 у станицы Усть-Лабинской. В Усть-Лабинском кургане во впускной могиле «среди голышей был водружён камень-обелиск, длиною 1,75 м... Под обелиском найдены наконечники стрел железные и костяные, кусочки угля и обломки медных пластинок». В насыпи второго яруса найдены несколько бронзовых наконечников стрел «с шипами и без них» (скифского типа. — Д.С.), стеклянная бусина, серьга из медной проволоки с подвеской. [2] В кургане у Зубовского хутора на глубине 1,4 м находился горизонтально лежащий камень длиною 2,3 м. Непосредственно под ним никакого инвентаря не обнаружено. Под этим курганом, сооружение которого производилось в два приёма, имелись три захоронения: центральное, с катакомбной керамикой, и два впускных: в одном найдено медное копьё, в другом — распавшийся железный нож. [3] Отнесение камней-обелисков к катакомбной культуре, судя по имеющимся на них изображениям, вряд ли возможно. В обоих случаях, очевидно, они связаны с впускными захоронениями раннескифского времени.

Обелиски из курганов у Усть-Лабинской и Зубовского хутора, несомненно, относятся к одному кругу памятников. Оформление их одинаково: саблевидная форма, серьги-кольца, наклонные параллельные линии на лицевой стороне, фигуры животных в круглых медальонах, пояса с оружием. Изображённые на них реалии также аналогичны — мечи с крестовидным перекрестием, топоры с широким лезвием и шишечкой на обухе, ожерелья из ромбических и овальных бус (рис. 1, 2).

Топоры на Усть-Лабинском и Зубовском камне по форме соответствуют некоторым кобанским, [4] мечи — мечам кабардино-пятигорского типа, [5] состав ожерелий — сердоликовым и пастовым бусам из склепа 1 могильника Верхняя Рутха. [6] Изо-

(123/124)

бражения собаки типа зубовской, различным образом стилизованные, имеются на кобанских топорах. [7] Последнее изображение П.С. Уварова определила как «какое-то фантастическое животное с перистыми лапами, разинутой пастью, огромным круглым глазом и торчащими ушами». [8] Близко ему оформление зооморфных фибул в Михалковском кладе из Галиции. [9] Передача утрированно когтистых лап у зубовской собаки напоминает бронзовые бляхи позднекобанского времени. [10] Всё это, как и условия нахождения, позволяет датировать северокавказские камни-обелиски VII-VI вв. до н.э. и синхронизировать их с позднекобанской культурой или раннескифским временем степного Предкавказья, где они и были найдены.

Камни-обелиски были в своё время определены И.И. Мещаниновым как вишапоиды. Основанием для этого послужило формальное сходство между глазами и жабрами каменных рыб-вишапов (Имирзек, Гехамские горы, Аджала-Юрт и др.) и серьгами и ожерельями на северокавказских камнях. [11] Точка зрения И.И. Мещанинова нашла отражение в работах Б.Б. Пиотровского и В.А. Миханковой. [12] Далее, И.И. Мещанинов сравнил северокавказские камни с оленными камнями Монголии и также отнёс их к категории вишапоидов. [13] Это толкование оленных камней позволило ему дать фантастическое описание наиболее известного тогда Уюк-Туранского камня, на котором вместо серьги, ожерелья и стоящих друг над другом оленей он увидел рыбий глаз, жабры, фигуры, «напоминающие трёх птичек одну над другой, как бы накрывающих друг друга, и в целом — аиста в своём гнезде». [14] Все остальные камни Центральной Азии он считал вишапоидными по отношению к Уюк-Турану. Представление о «рыбообразности» оленных камней ещё долго держалось в литературе. [15] Наиболее чётко оно выражено в работе М.X. Маннай-оола, который объясняет это «тотемическими представлениями древних обитателей Тувы, Монголии и Забай-

калья» и сделал даже соответствующую подборку сравнительного материала. [16] Н.Л. Членова наряду со скифскими каменными изваяниями и ананьинской плитой трактует оленные камни как изображения воинов. [17]

Оленные камни известны давно. Можно с уверенностью сказать, что со времён Орхонской экспедиции В.В. Радлова мало кто из путешественников не упоминал о встретившихся на их пути своеобразных красивых степных монументах Центральной Азии. Однако основные вопросы, связанные с оленными камнями, — определение памятников, классификация, распространение, датировка и семантика — остаются до конца не решёнными. Оленные камни отличаются от других каменных изваяний

(125/126)

Евразии прежде всего отсутствием конкретных признаков антропоморфности, хотя многие из них, несомненно, изображают человеческую фигуру. На поверхности памятников в определённом порядке наносился устойчивый комплекс изображений. Это — опоясывающие линии наверху (ожерелье) и внизу (пояс), выше ожерелья, на боковых сторонах серьги-кольца и на лицевой стороне — три наклонных параллельных линии. На поясе подвешено различное оружие (лук в налучье, клевец, кинжал, нож) и предметы снаряжения воина. Пространство между поясом и ожерельем заполнено фигурами животных — оленей, лошадей, кабанов, козлов. Чаще всего изображались олени, различным образом стилизованные, откуда и происходит название «оленные камни». Памятники, на которых одновременно нанесены не все эти сюжеты, а один, два или несколько из них, также относятся к категории оленных камней. «Полного тождества гехамских вишапов с вишапами верховьев Енисея, конечно, нет, но тождество здесь и невозможно... Отсутствие такого тождества является более показательным, чем его наличие», — писал И.И. Мещанинов. [18] Зато по всем названным выше признакам тождество северокавказских обелисков и оленных камней столь же показательно, как отличие тех и других от вишапов. Совпадают и некоторые детали изображений. На камне из Турана в Туве вверх от пояса отходит прямоугольный выступ, как на северокавказских камнях. [19] На камне Самагалтай II (также Тува) в круге-серьге выбито изображение стоящей лошадки, как на Усть-Лабинском камне. [20] На камне из Тахильты в Хангае и из Хубсугульского аймака Монголии на лицевой стороне нанесены не три, как обычно, а две параллельные линии. [21] Северокавказские камни отличаются от оленных своей двусторонностью, но оленные камни, за исключением Иволгинского, почти не выкапывались; возможно, среди них также есть двусторонние. [22]

Каким образом связать столь далеко расположенные друг от друга памятники? Н.Л. Членова сравнила необычную трактовку ног, как бы обрубленных, трапециевидных, на оленных камнях с такой же передачей ног у лежащего оленя на бляхе из Лизгора (Осетия). На ней и на аналогичных ей бляхах позднекобанской культуры морда оленей показана чрезмерно вытянутой, клювообразной, что является и наиболее выразительным признаком изображений оленя на монгольских камнях. Учитывая случаи находки наскальных изображений, выполненных в стиле оленных камней, из Казахстана и Ферганы, Н.Л. Членова считает, что предположение о связях между Монголией и Кавказом «не кажется таким уж невероятным». [23] Действительно, клювообразную морду с широко отогнутыми губами имеют также и олени на квадратных бронзовых бляхах из Закавказья. [24] Такая бляха была найдена Е.Г. Пчелиной в комплексе позднекобанской культуры в Урс-Дзуар. [25] На истяцкой и айдашинской бляхах из Западной Сибири, которые являются, вероятно, повторением кавказских, морда стилизована так же. [26] Неоднократно встречена она и в кобанском искусстве в изображениях на поясах Калакента, Муси-Ери, Ахталы. М.И. Артамонов писал, что «стилизация морды животного, изображённой с широко раскрытыми и отогнутыми губами, чрезвычайно часто применялась как в кругу кобанской культуры, так и в Закавказье». [27] В Казбекском кладе

(126/127)

были найдены поясные бляхи в виде лежащих собак. Такие фигурки есть и в сериях случайных находок на Северном Кавказе. [28] «Любопытной особенностью казбекских оленей (?) является выступ в месте перехода шеи в морду», — отмечает Е.П. Алексеева, т.е. та же передача туловища животного с вытянутой вперёд длинной шеей и характерным горбом на месте лопаток, что и в стилизованных изображениях оленей на оленных камнях. [29] Эта же черта характерна и для фигур животных на зубовском камне. С другой стороны, на камнях Монголии и Тувы имеется ряд изображений животных, в первую очередь собак, хорошо сопоставимых с широко распространёнными кобанскими собаками. [30] Таким образом, устанавливается отчётливая связь в стилистическом оформлении фигур различных животных в изобразительном искусстве Кавказа и Центральной Азии.

Включение северокавказских камней-обелисков и оленных камней в один круг памятников ставит, естественно, вопрос о западных границах их распространения. Наибольшее их количество, как известно, сосредоточено в Монголии, Туве и Забайкалье. Несколько новых оленных камней обнаружено нами в 1971 г. в Кош-Агачском районе Горного Алтая. [31] Сюда же следует отнести наиболее известный камень с Чуйского тракта и стелу с Западного Алтая. В небольшом количестве имеются они в Казахстане и Оренбургской области. [32] Один оленный камень с изображением стоящих кабанов находится в собрании Исторического музея, г. Фрунзе.

Оленные камни, как и обелиски с Северного Кавказа, — мегалитические памятники. Основная их особенность заключается в том, что они, изображая человеческую фигуру, лишены признаков антропоморфности. Подобные камни есть и в Иране. О них сообщает Л.М. Меликсет-Беков: «Вишапы и вишапоиды обнаружены и вне Армении — на Северном Кавказе, в Северной Монголии, в Грузии и даже, насколько нам известно, в Иране». [33] Некоторые параллели имеются и в Европе. В Магдебургской области есть камень, известный у местного населения под названием «Волчьего камня», той же саблевидной формы, верхняя часть которого отделена ожерельем с круглой бляхой на задней стороне. Выше ожерелья выбита большая круглая серьга, а на боковой стороне — изображение конской ноги, поставленной на кончик копыта, — сюжет характерный для раннескифского времени и, как установила Н.Л. Членова, уходящий в искусство древнего Востока. [34]

Обычно оленные камни связываются с культурой плиточных могил. Однако в Северо-Западной Монголии, где находится наибольшее количество оленных камней, плиточные могилы встречаются реже, чем в Восточной. Для восточных же районов МНР характерны в основном плиточные могилы, а оленных камней там пока известно значительно меньше, чем в Северо-Западной Монголии. В Туве, занимающей второе место по количеству этих памятников, плиточные могилы вообще не известны. Нет их на Алтае и в Казахстане. Здесь оленные камни связаны с курганами и херексурами. Часто оленные камни стоят одиноко в степи, на куче камней, в оградке или образуют сложные ритуальные комплексы типа даган-дельских. [35] Таким образом, ареалы распространения плиточных могил и оленных камней не совпадают. Оленные камни как самостоятельный вид археологических памятников

(127/128)

перекрывают культуру плиточных могил и тянутся на запад через степную Туву и Алтай, сопровождая различные типы погребальных сооружений. Возможно, оленные камни, как и северокавказские камни-обелиски, — это часть очень широкого круга мегалитических памятников, связанных с различными культурами раннескифского времени.

И, наконец, одна интересная деталь. На оленных камнях в редких случаях показан головной убор, [36] серьги выбиты на боковых сторонах, как правило, выше ожерелья, следовательно, лицо изваяния должно было бы находиться на верхней лицевой стороне камня. Именно здесь постоянно расположены три (реже две) наклонные параллельные линии, которые можно, очевидно, рассматривать как символическое изображение человеческого лица. На одном камне из Хубсугульского аймака в Монголии представлено изображение схематично выполненного лица, которое пересекают две наклонные линии (татуировка?). [37] Схематические изображения лиц имеются и на некоторых других оленных камнях. [38] Таким образом, неожиданно оленные камни оказываются антропоморфными, как и остальные каменные изваяния Евразии, но несут в себе более сложную изобразительную символику. Что означают три (две) наклонные линии на оленных камнях Центральной Азии и северокавказских обелисках — более точно сказать сейчас трудно. Некоторые данные относительно семантики трёх параллельных линий имеются в погребальном обряде тувинцев. Шаман «проводит по земеле три черты; это делается для того, чтобы покойник не смог вернуться домой». Эти линии обозначают границу между живыми и мёртвыми: её не могут переступить ни родственники покойного, ни душа умершего. [39] Возможно, между наклонными линиями, нанесёнными на месте лица умершего воина на оленных камнях, и этой деталью погребального обряда тувинцев имеется какая-то сильно приглушённая временем семантическая связь.

[1] Доклад на Конференции по проблемам скифо-сарматской археологии 1967 г. в Москве.

[2] ОАК за 1903 г. СПб., 1906, с. 67-68, рис. 121.

[3] ОАК за 1900 г. СПб., 1902, с. 38-40.

[4] Уварова П.С. Могильники Северного Кавказа. — МАК, т. VIII. М., 1900, табл. IV, 3; табл. XXIX, 5.

[5] Крупнов Е.И. Древняя история Северного Кавказа. М., 1960, с. 208-210.

[6] Алексеева Е.П. Позднекобанская культура Центрального Кавказа. — УЗ ЛГУ, вып. 13, №85, 1949, с. 231, табл. VIIIб, №5, 6.

[7] Куфтин Б.А. Археологическая маршрутная экспедиция 1945 года в Юго-Осетию и Имеретию. Тбилиси, 1949, с. 19, рис. 1; Hančar F. Zum Problem des «kaukasishen» Tierstils. — In: WBKKA, IX, 1934, Taf. 1.

[8] Уварова П.С. Указ.соч., с. 18, рис. 15.

[9] Лебедянская А.Р. Михалковский клад. — ИАК, №53, 1914, с. 35, рис. 11.

[10] Ивановская Т. Материалы к изучению искусства древнего Кавказа, вып. I. Бронзовые прямоугольные пряжки с изображением бегущего зверя. Киев, 1929, табл. I, II.

[11] Мещанинов И.И. Каменные статуи рыб-вишапов на Кавказе и в Северной Монголии. Л., 1925, с. 405.

[12] Пиотровский Б.Б. Вишапы. Л., 1939, с. 16-17; Миханкова В.А. Вишапы. — СГАИМК, 1931, №9-10, с. 51.

[13] Мещанинов И.И. Указ.соч., с. 405-408.

[14] Мещанинов И.И. Указ.соч., с. 408.

[15] Окладников А.П. Оленный камень с р. Иволги. — СА, XIX, 1954, с. 209.

[16] Маннай-оол М.X. Тува в скифское время. М., 1970, с. 28-29.

[17] Членова Н.Л. Об оленных камнях Монголии и Сибири.— В кн.: Монгольский археологический сборник. М., 1962, с. 27-34.

(128/129)

[18] Мещанинов И.И. Указ.соч., с. 408.

[19] Appelgren-Kivalo H. Alt-Altaische Kunstdenkmäler. Helsinki, 1931, S. 37, Abb. 331.

[20] Памятники древнетюркской письменности Тувы, вып. I. Кызыл, 1963, с. 38, рис. 20.

[21] Сэр-Оджав Н. Монголын тэв умарт хэсгийн археологийн талаар судлан шинжилсэн нь. — «Studia Archaelogica», IV, fasc. 7. Улаан-Батор, 1966, зураг 6.

[22] Например, на некоторых камнях из Монголии наклонные параллельные линии, как и на северокавказских камнях, изображены дважды — снизу и сверху. (См.: Tallgren A.M. Inner Asiatic and Siberian Rock Picktures. — ESA, t. VIII. Helsinki, 1933, fig. 26).

[23] Членова Н.Л. Указ.соч., с. 30.

[24] Уварова П.С. Указ.соч., с. 350-352, рис. 237, табл. CXXXIV, 3, 4.

[25] Куфтин Б.А. Указ.соч., с. 21-22, табл. III.

[26] Спицын А.А. Шаманские изображения. — ЗРАО, [б.г.], кн. VIII, вып. 1, рис. 48, 49.

[27] Артамонов М.И. Третий Разменный курган у станицы Костромской. — СА, 1948, X, с. 174.

[28] Уварова П.С. Указ.соч., с. 147-149, рис. 129, табл. LXVIII, 4, 5.

[29] Алексеева Е.П. Указ.соч., с. 222.

[30] Волков В.В., Новгородова Э.А. Археологические исследования в Монголии. — В кн.: АО 1970 г. М., 1971, с. 461.

[31] Савинов Д.Г. Археологические памятники в районе хребта Чихачёва. — В кн.: АО 1971 г. М., 1972, с. 286.

[32] Маннай-оол М.X. Указ.соч., с. 29-30.

[33] Меликсет-Беков Л.М. Вишапы и вишапоиды Грузии. — КСИИМК, 1947, вып. XV, с. 28.

[34] Kirchner H. Die Menhire in Mitteleuropa und der Menhirgedanke. Mainz, 1955, S. 183, Taf. XXII.

[35] Granö J.G. Archäologische Beobachtungen von meiner Reise in Südsibirien und der Nordwestmongolei im Jahre 1909. — JSFO, t. XXVIII. Helsinki, 1912, S. 47-50, Taf. XVII-XIX.

[36] Памятники древнетюркской письменности Тувы, вып. I, рис. 20.

[37] Сэр-Оджав Н. Указ.соч.

[38] Вяткина К.В. Археологические памятники в МНР. — СЭ, 1952, №1, рис. 3.

[39] Дьяконова В.П. О погребальном обряде тувинцев. — ТР. ТКАЭЭ, т. II. М.-Л., 1966, с. 72-73.

наверх