главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги

С.И. Руденко. Культура хуннов и Ноинулинские курганы. М.-Л.: 1962. С.И. Руденко

Культура хуннов и Ноинулинские курганы.

// М.-Л.: 1962. 206 с.

 

Глава Х.

Верования и культ.

 

О верованиях хуннов мы знаем очень мало. Известно только, что они поклонялись светилам и приносили жертвы предкам, небу, земле и духам. Отсюда и титул шаньюя «Рождённый небом и землёю, поставленный солнцем и луною». В Шицзи говорится: «Шаньюй утром выходит из лагеря поклониться восходящему солнцу, в вечеру поклониться луне». [1]

 

В Хоуханьшу сообщается: «У хуннов было обыкновение собираться в Лунцы, где в первой, пятой и девятой луне в день, под названием сюй, приносили жертву духу неба». [2]

 

У хуннов имелись волхвы и гадатели. В Шицзи говорится, что они «предпринимают дела, смотря по положению звёзд и луны. К полнолунию идут на войну; при ущербе луны отступают». [3]

 

Были ли у хуннов шаманы и какова была их роль как служителей культа, достаточных сведений мы не имеем. Только в одном манифесте китайского императора (около 90 г. до н.э.) говорится: «По слухам доносили, что хунны перед походом на китайское войско, на всех дорогах и при реках, где надлежало проходить ему, велели шаманам зарыть баранов и волов с заклинанием на китайское войско. Шаньюй прислал сыну неба (императору, — С.Р.) ергак (одежду из конских шкур, — С.Р.), всегда велел шаманам производить заклинания над связанной лошадью. Это есть заклинание на войско». [4] Словом «шамана» Н.Я. Бичурин перевел китайское выражение ху (ву), что скорее означает волхв. Поэтому приведённая выше цитата не может служить доказательством наличия у хуннов шаманов с теми функциями, которые они позднее получили в культе тюркских и монгольских народов. Те, кто в китайских источниках обозначаются иероглифом ху, были, по всей вероятности, гадатели или волхвы, хорошо известные из других источников среди скотоводческих племён Евразии, в частности у скифов.

 

У хуннов был развит культ предков, старейшин и прославившихся своими подвигами. Последнее следует из повествования, изложенного в Шицзи и в Цяньханьшу. Во время похода против хуннов китайский полководец Гуан-ли (Эршыский) получил известие, что семейство его обличено в волховстве и род его предан казни: почему, собрав свои войска, покорился хуннам. [5] «Шаньюй давно

(87/88)

Рис. 64. Пластинка из полупрозрачного камня с нанесённым на неё изображением человеческого лица.

Курган №23. Ноин-Ула (7/8 нат.вел.).

(Открыть Рис. 64 в новом окне)

 

уже знал, что Эршыский был из лучших китайских полководцев, и притом вельможа; почему женил его на своей дочери, и благоволил к нему более, нежели к Вэй Люй... [6] Эршыский прожил у хуннов не более года, как Вэй Люй подорвал шаньюеву благосклонность к нему. Случилось, что занемогла мать яньчжы (Шы-гу пишет: Шаньюева мать, — С.Р.). Вэй Люй приказал волхву по вдохновению покойных шаньюев сказать, что хунны прежде, принося жертвы воинам, всегда говорили, что, получив Эршыского, должно принести ему жертву. Ныне для чего же не исполняете?... После сего закололи Эршыского, чтобы принести жертву ему. Случилось, что сряду несколько месяцев шёл снег, и это произвело падёж на скот, заразительные болезни между людьми, и хлеб на полях не созревал. Шаньюй пришёл в страх, и построил храм для жертвоприношения Эршыскому». [7]

 

Неизвестно, были ли у хуннов изображения предков или духов. В китайских хрониках имеется только одно упоминание об изображении божества, которому поклонялись хунны.

 

Там речь идёт о золотом истукане, перед которым хуннский Хючжуй-князь приносил жертву Небесному жителю. [8] В другом источнике говорится, что китайский наместник Лянь Бао подарил усуньскому старейшине Гумония с прочими золотого идола в 20 лан весом. [9] Отсюда является вопрос, не от китайцев ли был получен и упомянутый выше хуннский золотой истукан? Тем больший интерес представляет найденное в Ноинулинском кургане №23 вырезанное из полупрозрачного камня весьма схематичное изображение человеческой фигуры (рис. 64) — пластинка толщиной около 5 мм с процарапанным изображением человеческого лица. Три просверленные в этой фигуре отверстия указывают на то, что она к чему-то привязывалась. Возможно, что это был какой-то антропоморфный амулет.

 

В связи с культом предков и пережитками родового строя у хуннов может явиться вопрос, не было ли у них культа тотемов — родоначальников родов? Никаких данных по этому вопросу в китайских источниках мы не находим.

 

Этот вопрос я бы и не ставил, если бы не оригинальная интерпретация изображений яков на серебряных пластинах из Ноинулинского кургана №6 (табл. XXXVI, 3; XXXVII, 3) как тотемов-гербов хуннского рода Хуянь, данная этим изображениям А.Н. Бернштамом. Исходя из предположения, вполне правдоподобного, что в кургане №6 был погребён шаньюй Учжулю-жоди, принадлежащий к знатному роду Хуянь, А.Н. Бернштам пытается доказать, что найденные в этом кургане серебряные пластины с изображением яка можно считать тотемами этого «рода быка». Это положение А.Н. Бернштам сравнивает, с одной стороны, с отмеченным Альфолди преданием об уйгурском Огуз-кагане, дожившем в образе быка, и, с другой стороны, с сопоставлением Н.Я. Бичуриным Огуз-кагана с хуннским шаньюем Модэ. [10]

 

Прежде всего нам не известны случаи, когда прародители родов — тотемы изображались бы как «эмблемы-гербы» родов не только у хуннов, но и у других евразийских скотоводческих племён данной эпохи. Затем, на серебряных бляхах, о которых идёт речь, изображены не быки, а яки. [вернее, овцебыки, — прим. автора сайта] Изображения яков в их борьбе

(88/89)

с фантастическими рогатыми зверями мы имеем на войлочных коврах из тех же Ноинулинских курганов №6 и 25, где совсем не место для изображения тотемов. Если тотемом был не як, а бык, то непонятно, каким образом его изображения (голова быка) могли служить поясной пряжкой, найденной в Дэрестуйском могильнике. Наконец, в том же Ноинулинском кургане №6, как мы знаем, была найдена третья серебряная пластина с изображением оленя (табл. XXXVII, 1). Если эти «эмблемы-гербы» были родовыми тотемами, то какого рода тотемом был олень?

 

Я допускаю, что в мировоззрении хуннов в качестве пережитка сохранились представления о зооморфных прародителях тех или иных родов, но не думаю, чтобы их изображения можно было бы видеть в дошедших до нас произведениях искусства.

 

В связи с верой в загробную жизнь хунны покойников своих снабжали всем необходимым в потустороннем мире. К сожалению, так как почти все погребения, а знатных лиц все без исключения, были раскопаны задолго до их исследования в наше время, нам не известен полностью погребальный их инвентарь. Несомненно только, что умершие снабжались вещами, которыми они пользовались при жизни. Это была их одежда и украшения, предметы вооружения, пища, предметы домашнего обихода, такие, как посуда, снаряды для добывания огня, столики для принятия пищи и ковры, покрывавшие пол жилищ и служившие, вероятно, постелью. Чем богаче и знатнее был умерший, тем богаче и разнообразнее был погребальный инвентарь.

 

Среди предметов, найденных в Ноинулинских курганах, обращали на себя внимание косы, а в рядовых хуннских захоронениях обрезки кос или пучки человеческих волос. Наличие в могилах кос и волос объясняется различно.

 

С.А. Теплоухов высказал предположение, что косы, обнаруженные в Ноинулинских курганах, являлись знаками траура. [11] Иного мнения придерживался А.Н. Бернштам. Исходя из сообщений китайских источников о том, что племена тоба явились «поколением сянбийских косоплётов» и в Китае только в IV в. н.э. основателем китайской династии Тоба было дано распоряжение «в столице и за её пределами связывать волосы на голове», А.Н. Бернштам приходит к следующему выводу. Поскольку на рубеже н.э. сянби находились в подчинении у хуннов, то, несомненно, им и могли принадлежать косы, положенные в могилу, в частности, шаньюя, погребённого в кургане №6. Итак, обнаруженные в Ноинулинских курганах срезанные с головы косы А.Н. Бернштам объясняет своеобразным приношением со стороны подчинённых племён их владыке — хуннскому шаньюю. [12]

 

Мне думается, что в тех случаях, когда в могиле встречаются пучки волос, возможно, что это были волосы погребённого. Широко известен обычай, во избежание колдовства, хранения вычесанных или срезанных волос при жизни и положения их в могилу вместе с умершим. Что касается срезанных кос, а косы несомненно были женскими, так как хунны мужчины кос не носили, то здесь возможно другое толкование их наличия в погребениях знатных хуннов.

 

В Шицзи сообщается, будто бы вместе с хуннскими шаньюями по их смерти на тот свет насильственно отправлялись их приближённые и наложницы. «Из приближённых вельмож и наложниц соумирающих бывает от ста до нескольких сот человек». [13] Археологическими раскопками это сообщение не подтверждается. Если такой обычай у хуннов когда-то и существовал, то в интересующее нас время фактическое направление в потусторонний мир вместе с вельможей их прибли-

(89/90)

женных и наложниц мог быть замещён чем-то символическим, в частности срезанием волос и положением их в могилу.

 

Всего из Ноинулинских курганов после их раскопок экспедицией было извлечено свыше 120 кос, при этом 21 коса из кургана №1, 85 кос из кургана №6, 14 из Кондратьевского, из кургана №24 только один чехол от косы.

 

Показательно, что из самого богатого кургана №6, где предполагается погребение шаньюя Учжулю-жоди, мы имеем огромное количество (85) кос. Из погребения более скромного, но всё же знатного хунна в кургане №1 обнаружена 21 коса. Любопытно, что в заведомо женском погребении, в кургане №24, не было найдено ни одной косы. Отсюда можно предположить, что мужчины были погребены только в курганах №№1, 6 и Кондратьевском.

 

Косы эти все интенсивно черноволосые, свитые в жгут из двух прядей или заплетённые в три пряди, туго перевязанные у верхнего конца. Почему часть кос завита жгутом, а часть заплетена в три пряди, не ясно. Возможно, что здесь мы имеем дело с косами женщин из разных племён, с различными приёмами оформления своих кос.

 

Хотя несколько кос в ноинулинской коллекции без футляров, вероятно, все они были заключены в футляры или накосники из шёлковой ткани, обшитые снаружи горизонтальными рядами шёлковых же треугольных фестонов. Все футляры однотипны. Это узкий и длинный чехол, обычно соответствующий размерам косы, из шёлковой ткани песочного цвета. Только в одном случае он из чёрной шёлковой ткани. По окружности чехлы эти обшиты из такого же или иных цветов шёлковой ткани рядами поясков с треугольными фестонами.

 

Нижний конец кос свободно свисает в футлярах; только в одном случае он был завязан узлом. Напротив, оформление ее верхней части довольно разнообразно. Нередко срезанная вместе с футляром коса перевязывалась шнурком так, что её волосы выдавались из футляра. Иногда волосы в верхней части косы на значительном участке обвязывались шнуром. В большинстве случаев верхний край косы был закрыт футляром и тщательно перевязан. Встречались косы, у которых верхний конец волос простегивался ниткой. У верхнего конца некоторых кос имелась специальная петля для подвешивания из витого шёлкового шнура или полоски материи. В двух случаях сохранились обломки лучинок с зарубками, к которым были привязаны косы.

 

Возникает вопрос, не являются ли фестончатые накосники траурными или они были обычным убором? Учитывая сообщение в Шицзи, что хунны «траурного одеяния не имеют», [14] вероятнее предположить об обычном ношении накосников хуннскими женщинами. Кроме того, вряд ли имело смысл шить траурный накосник, если коса клалась в могилу. Уместно отметить, что в одном из горноалтайских курганов скифского времени была найдена женская коса в кружевном накоснике. [15] Ношение накосников, таким образом, было в древности обычаем женщин не только хуннов, но и других скотоводческих племён, в частности юечжей.

 

Особого внимания заслуживают миниатюрные шёлковые кошельки, привязанные у верхних концов кос. Все они абсолютно одинаковы, одного и того же размера и покроя. Таких кос с кошельками в кургане №6 оказалось десять. В некоторых из них были обнаружены срезанные ногти, но были и пустые. В двух из захоронений скифского времени в Горном Алтае были обнаружены пучки волос, зашитые в кожаные и войлочные лоскуты. В одном из этих курганов в маленьком кожаном кошельке такого же типа, как и ноинулинские, оказались и срезанные ногти. [16] Наличие в могиле срезанных при жизни волос и ногтей вскрывает вполне определённые анимистические представления. С ранних стадий культурного развития известно повсеместное представление не только о теле, заключающем

(90/91)

в себе жизненный элемент (душу), но и об отдельных его частях, в том числе о волосах и ногтях, как имеющих свою частную, парциальную душу: волосы и ногти непрерывно растут и не умирают, не гниют, не разрушаются после смерти. Достаточно овладеть волосами или ногтями данного человека, чтобы получить власть над его душою, чтобы влиять на жизнь этого человека. Отсюда чрезвычайно распространён древний обычай хранить вычесанные или остриженные волосы и остриженные ногти, чтобы избежать опасности через их посредство быть околдованным или подвергнуться воздействию злых духов.

 

С другой стороны, из веры в бессмертие, в продолжение жизни в загробном мире вытекает обычай сохранять не только тело, но и части его — волосы и ногти. Этим, надо полагать, объясняется наличие прядей волос и ногтей в хуннских захоронениях.

 

Таким образом, можно согласиться с предположением С.А. Теплоухова, что хуннские женщины после смерти своего повелителя в знак траура срезали свои косы. Косы эти клались в могилу умершего, что символизировало следование этих женщин в потусторонний мир за своим повелителем. Женщина со срезанной косой уже, естественно, не могла принадлежать другому мужчине. Столь же символическое значение имело и положение в могилу вместе с волосами и срезанных ногтей (pars pro toto), которые женщины при жизни хранили в особых кошельках, привязанных к косам.

 

Объяснять, следуя за А.Н. Бернштамом, наличие кос в хуннских могилах своеобразным приношением со стороны подчиненных племён, в частности сянбийцев, их владыке — хуннскому шаньюю нет никаких оснований.

 

В Ноинулинских курганах найдены шёлковые флажки, подобные тем, которые можно видеть и ныне в буддийских храмах и молельнях Монголии, и известные под названием «джалсан». Особенно много таких флажков из кургана №6. Флажки эти двух типов: цилиндрические на деревянном обруче со шнурками для подвешивания, сшитые наподобие накосников, и плоские. Цилиндрические флажки (табл. LII, 2, 3) в зависимости от их размеров с наружной поверхности обшиты рядами треугольных от одного-двух до девяти фестонов, обязательно с двумя треугольными «хвостами» на нижнем конце. Таких большинство. Плоские флажки в двух вариантах: либо подобные цилиндрическим, но только с нашитыми по одной стороне полосками треугольных фестонов, либо в виде прямоугольных полотнищ (табл. LI, 1). Для таких флажков характерно наличие завязок не только у верхнего края, но и посередине.

 

Назначение этих флажков для меня неясно. Во всяком случае, их наличие связано с погребальным ритуалом. Цилиндрические подвешивались, вероятно, на тех шипах, которые мы видели в бронзовых навершиях древок (табл. XXXIII, 1, 2, 4-6).

 

В Ноинулинских курганах сохранилось несколько бронзовых втулок различных размеров (рис. 27, г-е), которые, по всей вероятности, одевались на нижние концы таких древок.

 

Особо следует отметить наличие китайских зеркал в хуннских могилах. Два из них из Суджинского могильника (рис. 65, а, в), одно из Ильмовой пади (рис. 65, б) и одно из Ноинулинского кургана №25 (рис. 65, г).

 

Примечательно отсутствие целых зеркал. Все они представлены половинами, а одно из них даже обломком зеркала. Единственное китайское зеркало типа цинь, найденное в одном из Пазырыкских курганов на Алтае, также оказалось поломанным.

 

Зеркало в жизни китайцев играло роль не только обычной туалетной вещи, оно в их представлении имело магическую силу и наделялось известным символическим значением. Так, «разбитое зеркало» было символом расставания супругов. Не этим ли объясняется отсутствие в могилах хуннов целых китайских зеркал, ибо вместе с китайскими зеркалами хунны воспринимали и особое отношение китайцев к зеркалам.

(91/92)

Рис. 65. Фрагменты китайских бронзовых зеркал (2/3 нат.вел.):

а, в — Суджинский могильник; б — Ильмова падь; г — Курган №25. Ноин-Ула.

(Открыть Рис. 65 в новом окне)

 

Весьма интересны обряды, которыми сопровождались клятвенные договоры хуннов. В Цяньханьшу описывается клятвенный договор, заключенный Хуханье шаньюем с представителями китайского двора Чаном и Мыном. Договор заключался словами: «Кто из них прежде нарушит договор, да воспримет кару от Неба, и потомство его из рода в род да постраждет под сею клятвою. Чан, Мын, шаньюй и его старейшины взошли на Хуннускую гору по восточную сторону реки Но-Шуй и закололи белую лошадь. Шаньюй взял дорожный меч (драгоценный у хуннов меч, — С.Р.), и конец его омочил в вино; это клятвенное вино пили из головного черепа юечжыского государя, убитого Лаошан шаньюем». [17]

 

В этом обряде обращает на себя внимание культ меча, напоминающий ещё более ярко выраженный культ меча у западных скифов. По словам Геродота, во время человеческих жертвоприношений мечу (Арею) на него лили кровь принесённых в жертву. [18]

 


 

[1] Н.Я. Бичурин, 1950, ч. I, стр. 50 (Шицзи).

[2] Там же, стр. 119 (Хоуханьшу).

[3] Там же, стр. 50 (Шицзи).

[4] Н.Я. Бичурин, 1953, ч. III, стр. 202 (Цяньханьшу).

[5] Н.Я. Бичурин, 1950, ч. I, стр. 74 (Шицзи).

[6] Вэй Люй — хунн, воспитанный в Китае, приближённый Цзюйдихэу шаньюя и пользовавшийся исключительным его доверием.

[7] Н.Я. Бичурин, 1950, ч. I, стр. 76 (Цяньханьшу).

[8] Там же, стр. 65 (Шицзи).

[9] Н.Я. Бичурин, 1953, ч. III, стр. 197 (Цяньханьшу).

[10] А.Н. Бернштам, 1951, стр. 40, 224, 225.

[11] С.А. Теплоухов, 1925, стр. 20.

[12] А.Н. Бернштам, 1951, стр. 46-47. Пряди срезанных человеческих волос были найдены в ряде хуннских могил в Забайкалье. В Ноинулинском кургане №25 обнаружены пучки волос нижней части косы длиною 20-25 см. То же отмечено в курганах №№6 и 24.

[13] Н.Я. Бичурин, 1950, ч. I, стр. 50 (Шицзи).

[14] Н.Я. Бичурин, 1950, ч. I, стр. 50 (Шицзи).

[15] С.И. Руденко, 1953, стр. 129, табл. XXV [надо: LXXV], 5, 6.

[16] Там же, стр. 335-336, табл. XXXVI [надо: LXXXVI], 5.

[17] Н.Я. Бичурин, 1950, ч. I, стр. 92 (Цяньханьшу).

[18] Геродот, IV, 62.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги