главная страница / библиотека / обновления библиотеки

Археология Северной Азии. Новосибирск: 1982. Р.В. Николаев

Кыргызское погребение в Большемуртинском районе Красноярского края (К вопросу о движении тюркоязычных народов на север Сибири).

// Археология Северной Азии. Новосибирск: 1982. С. 131-135.

 

Летом 1977 г. Г.М. Бойковым на левом берегу Енисея, в 100 м от русла реки, на опушке леса между деревнями Юксеева и Береговая Таскина Большемуртинского района Красноярского края, было найдено некоторое количество обломков обожжённых человеческих костей, золы и набор металлических предметов (оружие и детали конской сбруи). Находки, по словам Г.М. Бойкова, залегали на глубине 10 см от современной дневной поверхности. Они были переданы в фонды Красноярского краевого музея.

 

Среди них следующие.

 

Двусоставные железные удила из витого стержня с двойными кольцами, из которых первые составляют продолжение

(131/132)

Находки из кыргызского погребения.

1 — удила; 2, 3 — стремена; 4 — нож; 5 — тесак; 6 — палаш; 7 — заклёпка стержня; 8 — бляшка; 9 — обкладка; 10-14 — детали сбруи.

(132/133)

стержня, а вторые свободно вращаются (см. рисунок, 1). Подобные удила в Минусинской котловине появляются в VII в. н. э. [1]

 

Два железных стремени, одно из выгнутого восьмёркой толстого стержня с плоским овальным подножием (2), другое — с плоской петлёй в виде лопаточки (5). Стремена с пластинками на дуге изготавливались на Енисее в IX в., а стремена в виде восьмёрки с плоским подножием бытовали с таштыкской эпохи до X в. [2]

 

Оружие представлено железным ножом, тесаком и палашом. Нож черенковый, прямой, лезвие заточено с одной стороны (4). Подобные ножи широко распространены в Южной Сибири от средневековья до современности. Тесак выкован из одной полосы металла, сужается в сторону рукояти и расширяется к нижней части лезвия (5). Заточка односторонняя. Аналогии данному виду вооружения в данную эпоху нам не известны.

 

Наибольший интерес, очевидно, представляет собой палаш (6). Клинок палаша тонкий и прямой, заточен с одной стороны. Лишь близ острия клинок обоюдоострый. Основание рукояти, выкованное из одной полосы с клинком, имеет форму сильно вытянутого треугольника с двумя круглыми отверстиями (в центре рукояти и у вершины). Через отверстие в центре рукояти продет железный стерженёк, круглый в сечении, снабжённый с обеих сторон небольшими заклёпками. По-видимому, заклепками этими скреплялись с основой рукояти деревянные или костяные детали обкладки. Перекрестье изготовлено отдельно от палаша. Оно имеет овальную прорезь и надето на основание. Очевидно, посредством прорези скреплялась нижняя часть обкладки рукояти. Перекрестье имеет форму сильно вытянутого овала, заострённого с двух сторон.

 

Среди находок две бронзовые обоймы для портупеи, соединённые небольшими стерженьками с бронзовыми же овальными кольцами для ножен. Обоймы (6, 6а) и кольца по форме и конструкции почти идентичны таким же деталям на сросткинском мече, датируемом VIII-IX вв. [3] Однако орнаментация обойм и колец отличается от сросткинской. Это растительный орнамент, более всего напоминающий узор на украшениях тюхтятского клада. [4] Тюхтятский клад датируется IX-X вв. [5] С. В. Киселёв считал такой орнамент типично кыргызским. Он видел «в аналогичных тюхтятским бляхах X в. с Алтая и др. мест кыргызские изделия». [6]

 

Найден также бронзовый стерженёк с двумя заклёпками. Одна из них в виде розетки с семью лепестками (7) орнаментирована кружками. Сверху стерженёк снабжён гранёным навершием.

 

Круглая выпуклая бронзовая пуговица, или бляха (5), имеет перекладинку, посредством которой она, видимо, крепилась к коже или ткани.

(133/134)

 

На обломке бронзовой обкладки (9), по-видимому, овальной формы с двумя выступами в виде распущенных павлиньих хвостов в центре овала изображена звезда, окаймлённая кругом, от которого расходятся линии наподобие лучей. «Павлиний хвост» украшен растительным орнаментом, подобным орнаменту на обоймах палаша.

 

Среди деталей сбруи обломок бронзового предмета, по-видимому украшения; бронзовая обоймочка, по форме напоминающая борта спичечного коробка (11); три бронзовые пластинки с заклёпками (12), вероятно, обкладка для конской сбруи; железная пластинка в форме пятиугольного щита с тремя круглыми отверстиями (13), возможно обкладка для конской сбруи; железное овальное колечко с язычком (14), очевидно, служившее для скрепления сбруйных ремней.

 

Таким образом, рассматривая находки в общем комплексе, представляется наиболее достоверным датировать их X в. Форма и особенно орнаментация предметов типичны для изделий енисейских кыргызов. Важно, что подобный растительный орнамент встречается и сегодня у хакасов. Можно, конечно, допустить, что набор кыргызских предметов попал в таёжный район в результате торговли. Однако и сам погребальный обряд (трупосожжение) типичен для кыргызов этой эпохи. [7]

 

Археологические памятники эпохи средневековья данного региона пока не изучены. Тем не менее сочетание особенностей, типичных для кыргызов, заставляет подумать о возможности их походов на север.

 

По данным Таншу, обитавший к северу от кыргызов народ бома был им крайне враждебен. [8] Не менее важно, однако, что ещё в XVII в. кыргызские князьки считали северные племена (аринов, коттов, качинцев н др.) своими данниками — кыштымами и подкрепляли претензии набегами на эти племена и на русские остроги.[9]

 

Не исключено, что погребение принадлежало воину-кыргызу, участвовавшему в таком набеге на таёжные племена Севера.

 

Если же предположить, что погребение принадлежало представителю коренного населения, то тогда следует отметить сильнейшее влияние кыргызской культуры на более северные народы. В этой же связи следует отметить сбруйный набор, найденный близ с. Ладейского (ныне правобережная часть г. Красноярска), в состав которого входило 66 орнаментированных бронзовых накладок и обоймочек [10]. Мотивы орнамента напоминают, с одной стороны, орнаментацию вещей из тюхтятского клада, с другой — орнаментацию предметов из погребения у Береговой Таскиной — Юксеевой.

 

В.Г. Карцов относил эти украшения к выделенной им в Красноярско-Ачннской лесостепи средневековой ладейской культуре, подчеркивал её сходство с курумчинской и допускал возможность формирования праякутской культуры на Ени-

(134/135)

сее.[11] Как бы то ни было, но Юксеевское погребение ещё раз подтверждает влияние енисейских кыргызов на этнические процессы и исторические судьбы народов северной тайги бассейна Енисея.

 


 

Примечания

 

[1] Евтюхова Л. А. Археологические памятники енисейских кыргызов (хакасов). Абакан, 1948, с. 27.

[2] Киселёв С. В. Древняя история Южной Сибири. М., 1951, с. 578, 579.

[3] Киселёв С. В. Древняя история..., с. 555, табл. LVIII, 5.

[4] Евтюхова Л. А. Археологические памятники..., рис. 130-132.

[5] Там же, с. 67.

[6] Киселёв С. В. Древняя история, с. 631.

[7] Евтюхова Л. А. Археологические памятники..., с. 10.

[8] См.: Кюнер Н. В. Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии и Дальнего Востока. М., 1961, с. 52, 53.

[9] Миллер Г. Ф. История Сибири, т. 2, М.—Л., 1941, с. 47, 414, 416 и др.

[10] Карцов В. Г. Материалы к археологии Красноярского района. Красноярск, 1929, с. 51, табл. VI, 28, 29.

[11] Там же, с. 47.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки