С.В. Киселёв
Древняя история Южной Сибири.
// МИА №9. М.-Л.: 1949, 364 с.
Предисловие.
Интерес к изучению древней истории Сибири возник давно. Уже при Петре I собирались археологические раритеты и описывались сибирские памятники. Весь XVIII и первую половину XIX в. продолжалась собирательская работа. Однако каких-либо широких задач научного исследования при этом не ставилось; интересовались только древним бытом — дальше этого не шли изучавшие Сибирь ни при Гмелине, ни при Спасском.
Вторая половина XIX в. ознаменовалась прогрессом двух отраслей языкознания, имевших непосредственное отношение к сибирской древности,— тюркологии и исследования финно-угорских языков. И не случайно, что в этот новый период исследования древностей Сибири действовали М.А. Кастрен и В.В. Радлов. Однако у преемников Кастрена — финнов И. Аспелина, А. Гейкеля, И. Грено и других, задачи археологического изучения, тесно сплетаясь с реакционными взглядами националистической панфиннистской лингвистики, всё дальше отходят от исторической достоверности к стремлению доказать древность и широту распространения финно-угорских элементов на востоке. Что касается учеников В.В. Радлова, то большинство из них — П. Мелиоранский, К. Иностранцев, С. Малов и другие, наоборот, уходит от археологического материала в область чисто лингвистическую и литературную; их связь с древностью поддерживается лишь работой над древними текстами и эпиграфическими памятниками.
Археологические исследования в Сибири в дореволюционный период оказываются в руках главным образом местных краеведов-любителей, которые произвели многие значительные раскопки, но дальше выполнения раскопочных работ и более или менее обстоятельного их описания эти исследователи не шли. Ни Кузнецовы, ни Адрианов, ни Савенков, ни Гуляев и другие не ставили перед собой задач исторического исследования. Между тем историческая важность сибирских археологических материалов становилась всё более очевидной.
Первые попытки их систематизации и привлечения к решению вопросов древнейшей истории были сделаны в отношении бронзового века В.А. Городцовым и А.М. Тальгреном, в отношении скифо-сарматского времени — Н.П. Кондаковым и И.И. Толстым, И.Е. Миннзом и М.И. Ростовцевым, а применительно к среднему железному веку — Д.Н. Анучиным и А.А. Спицыным. Однако при всей важности сделанных наблюдений и остроумии предложенных гипотез их научному утверждению препятствовала буржуазная ограниченность анализа, ведшегося по традиционной миграционистской схеме. Эта методологическая несостоятельность и полная несистематичность и отрывочность археологических материалов из Сибири оставляла одинаково неподтверждёнными исключающие одна другую схемы этнических передвижений, конструированные Городцовым и Тальгреном на основании распространения типов сибирских кельтов, и также во многом противоположные теории скифо-сибирских связей, созданные Миннзом и Ростовцевым. По той же причине могли существовать весьма далёкие от науки расистские построения панфиннистов или реакционные «исследования» В.М. Флоринского, приписывавшего древности Сибири... славянам.
Величайший подъём культуры и науки, ознаменовавший жизнь нашей страны после Великой Октябрьской социалистической революции, решительно изменил положение в области археологического исследования Сибири. Это дело перешло в руки советских археологов, поставивших перед собой цели исторического изучения сибирских древностей. В связи с этим стала первоочередной задача систематизации накопленных коллекций. Умело поставленными раскопками собирался надёжный систематизированный контрольный материал, который и помог заговорить языком истории всю массу сибирских древностей.
Первые и решающие шаги на этом новом пути были достигнуты при изучении памятников среднего Енисея.
Трудами В.И. Громова, Н.К. Ауэрбаха и Г.П. Сосновского был детально изучен енисейский палеолит, впервые ставший известным
(5/6)
ещё в дореволюционное время. Благодаря этим новым исследованиям выяснился мадленский возраст большинства стоянок и, кроме того, были выделены стоянки послепалеолитической стадии. [1]
С.А. Теплоухов и С.В. Киселёв ту же работу по систематизации выполнили для бронзового и железного века Минусинской котловины, выделив ряд археологических культур и их стадий, отразивших культурно-историческое развитие древних племён долины среднего Енисея. [2]
На Алтае систематические работы были выполнены М.П. Грязновым, а более поздние раскопки палеолитической стоянки у с. Сростки Г.П. Сосновским и курганов бронзового и железного века С.В. Киселёвым позволили дополнить и уточнить созданную классификацию. [3]
Аналогичная работа была проведена и на востоке. Г.П. Сосновский обследовал палеолитические местонахождения Забайкалья и расклассифицировал древности долины Селенги раннего железного века. [4] А.П. Окладников своими систематическими раскопками в Прибайкалье, по Ангаре и верховьям Лены сделал возможным хронологическое определение обнаруженных там памятников от палеолита до X-XIV вв. н.э. [5]
Работы А.П. Окладникова по среднему и нижнему течению Лены в Якутии дали первые материалы для систематизации древностей на севере Сибири. [6]
Нам остается упомянуть исследования М.П. Грязнова и О.А. Граковой в Северном и Северо-Западном Казахстане, а также работы П.А. Дмитриева по Восточному Приуралью и В.Н. Чернецова в низовьях Оби, Иртыша и на полуострове Ямал, [7] позволившие составить первое представление о развитии населения Западной Сибири.
В результате этих и многих других исследований, разбираемых в моей книге, археологический материал Сибири оказался в большей своей части систематизированным, наглядно представляющим культурно-историческое значение областей Сибири в соответствующие хронологические периоды, взаимоотношения этих областей и особенности судеб их древних обитателей.
В кратком введении невозможно даже сжато описать все наблюдения, сделанные при систематизации древностей Сибири. Этому посвящены последующие главы.
Успехи в области археологической периодизации поставили на очередь выяснение причин наблюдаемых изменений в хозяйстве и культуре древнего населения Сибири.
Первые попытки в этой области ещё не отличались полнотой исследовательских приёмов. Как и в аналогичных опытах над археологическим материалом Европейской части СССР, и здесь дело ограничивалось показом в истории древних сибирских племён общих закономерностей развития первобытно-общинного строя, сформулированных в работах классиков марксизма-ленинизма.
Примером такого построения является работа С.В. Киселёва «Разложение рода и феодализм на Енисее», опубликованная в 1933 г. В ней ещё сильно сказывается социологический схематизм, господствовавший в нашей науке до выступлений тт. Сталина, Кирова и Жданова по основным вопросам истории. [8]
Разработка общетеоретических вопросов истории и связанная с этим исследовательская работа над материалом заставили во многом пересмотреть первоначальные взгляды. Это коснулось и таких кардинальных вопросов истории первобытного общества, как процесс возникновения патриархальных отношений и проблема перехода от первобытнообщинного строя к классовому. Углублённое исследование материала показало упрощённость прежнего понимания раннеклассовых форм у народов Южной Сибири и Центральной Азии как форм только раннефеодальных, основанных на раннефеодальных видах эксплоатации. Выяснилась очень большая роль рабовладения, на основе которого первоначально и осуществлялось развитие индивидуального хозяйства аристократии, именно на этой основе постепенно освобождавшегося от связывавших его норм первобытно-общинного строя. Вместе с тем было обращено большое внимание на местные особенности хозяйства, быта, культуры и «международных» отношений племён, обитавших в различных областях Сибири. Это позволило наметить ряд направлений в развитии древних племён Сибири. Наконец, этот новый период в исследовании древней истории Сибири ознаменовался и первыми попытками решения вопроса о происхождении современных сибирских народов. Этногенетические проблемы впервые встали перед археологами, работавшими на Саяно-Алтае.
Все это нашло своё первое отражение в выпущенных в 1938 г. Академией Наук СССР на правах рукописи первых двух томах «Истории СССР». В соответствующих разделах этого труда, составленных М.П. Грязновым, А.Н. Бернштамом, С.В. Киселёвым, А.П. Окладниковым, Л.П. Потаповым, Г.П. Сосновским и С.П. Толстовым, была дана попытка исторического обобщения нового археологического материала по Сибири с ярко выраженным стремлением к выяснению особенностей развития различных племён.
К сожалению, дальнейшая работа была задержана Великой Отечественной войной. Однако тотчас же после войны работа вновь оживилась. Уже в 1946 г. вышла книга А.Н. Бернштама «Социально-экономический строй орхоно-енисейских тюрок VII-IX вв.». Она имеет несомненное значение для выяснения общей картины исторического развития населения Южной Сибири и Центральной Азии. Она разрешает ряд очень важных частных вопросов истории тюркоязычных племён Саяно-Алтайского нагорья, а также впервые широко ставит этногенетическую проблему. Но вместе с тем эта книга имеет и ряд существенных недостатков, проистекших главным образом от некритического использования из вторых рук археологического материала, которым автор оперировал весьма произвольно. Это позволило А.Н. Бернштаму создать ряд весьма спорных конструкций, из которых утверждение некоего орхоно-енисейского древнетюркского единства является несомненно наиболее порочным, подменяющим умозрительным построением реальную историю нескольких тюркоязычных народов: алтайских тюрок — туг-ю, енисейских кыргызов — хакасов и прибайкальских курыкан (последние, судя по исследованиям А.П. Окладникова, сыграли решающую роль в этногенезе самого северного из тюркоязычных — якутского народа).
Предлагаемая работа стремится учесть предшествующий опыт исследования истории древних племён Южной Сибири и Центральной Азии. В ней ставится задача рассмотреть весь важнейший археологический и письменный материал, накопленный по настоящее время, и на основе его изучения сделать выводы о реальном ходе исторического развития и его причинах в двух основных областях Южной Сибири — в Минусинской котловине и на Алтае. При этом автор стремится подобрать возможно полнее все материалы по этногенезу современных народов Южной Сибири и прежде всего алтайцев и хакасов (енисейских кыргызов), привлекая, как этого требовал Н.Я. Марр, самые разнообразные виды источников.
Состояние источников и степень их изученности для разных эпох в этих областях различны. Поэтому в одних случаях можно было ограничиваться необходимым напоминанием хорошо исследованных фактов и главное внимание сосредоточить на историческом анализе и выводах. В других же случаях было необходимо проделать всю источниковедческую работу и лишь после неё перейти к обобщениям. К сожалению, таких случаев было немало, и источниковедческий элемент в книге велик. Однако я считал обязательным строгое обоснование всех выводов, а это неизбежно влекло к оценке фактов, обосновывающих эти выводы. Насколько мог и умел, я старался рационализировать изложение источниковедческих разделов, но не мне, конечно, судить о достигнутом.
Читатель пусть судит и о том, насколько правильно я осветил сложные пути истории южносибирских племён в их многовековом развитии от первобытной матриархальной древности к сложению народов Саяно-Алтая и их древних государств.
Руководствуясь образцами анализа, осуществленного в исторических работах К. Маркса, Ф. Энгельса, В.И. Ленина и И.В. Сталина, я прежде всего стремился показать исторический процесс во всей сложности его проявлений и вместе с тем старался не терять основных его направлений. Конечно, решение этой задачи было бы мне совершенно не по силам, если бы не под-
(6/7)
держка и помощь моих сотоварищей по работе в Сибири. Все они с готовностью предоставляли мне свои материалы и охотно делились со мной своими предположениями и выводами. Я приношу им за это самую глубокую благодарность.
Моя работа в значительной мере написана на основании исследований, осуществлённых во время поездок по Сибири и двадцатилетних экспедиций, руководимых Л.А. Евтюховой и мною. Эти экспедиции были организованы Институтом истории материальной культуры имени Н.Я. Марра Академии Наук СССР и Государственным историческим музеем при постоянной поддержке местных учреждений, из которых Минусинский музей и Хакасский научно-исследовательский институт сделали особенно много. Поэтому я благодарю все эти научные учреждения особо. Вместе с тем я всегда буду помнить тот радушный приём и содействие, которые я встречал в руководящих органах Хакасской, Тувинской и Горно-Алтайской областей, а также со стороны всех центральных и сибирских музеев от Тюмени до Владивостока.
Я должен также вспомнить о тех скромных простых людях, русских, хакасах, тувинцах и алтайцах, которые делили с нами все трудности наших экспедиций и, работая на раскопках, добыли тот материал, который лёг в основу моей работы. Я стремился им отплатить посильным разъяснением древнейших периодов нашей славной многовековой истории.
С. Киселёв
[1] Сосновский Г.П. Палеолитические стоянки Северной Азии. Труды II Международной конференции АИЧПЕ, вып. V, 1934; его же. Поселение на Афонтовой горе; его же. Поздвепалеолитические стоянки Енисейской долины; Ауэрбах Н.К. и Громов В.И. Материалы к изучению Бирюсинских стоянок (всё — в Изв. ГАИМК, в. 118, М.-Л., 1935).
[2] Теплоухов С.А. Древние погребения в Минусинском крае. Материалы по этнографии, т. III, в. 2, Л., 1927; его же. Опыт классификации древних металлических культур Минусинского края. Материалы по этнографии, т. IV. в. 2, 1929; Киселёв С.В. Тагарская культура. Труды секции аохеологии Института аохеологии и искусствознания РАНИОН, в. IV, М., 1929.
[3] Грязнов М.П. Древние культуры Алтая. Материалы по изучению Сибири, вып. 2. Новосибирск, 1930; Сосновский Г.П. Палеолитические находки в предгорьях Алтая, и его же. Палеолитические стоянки около Бийска. Труды АИЧПЕ, в. III. Л, 1932; Киселёв С.В. и Евтюхова Л.А. Отчёт о работах Саяно-Алтайской археологической экспедиции в 1935 г. Труды ГИМ, в. XVI, М., 1941; Киселёв С.В. Алтай в скифское время. ВДИ, 1947. №2.
[4] Сосновский Г.П. О находках древней каменной индустрии и остатков страуса в Селенгинской Даурии. Сообщения ГАИМК, 1932, №11-12; его же. Следы пребывания палеолитического человека в Забайкалье. Труды Комиссии по изучению четвертичного пепиода, вып. III, 1933; его же. Ранние кочевники Забайкалья. Краткие сообщения ИИМК, VIII; его же. Плиточные могилы Забайкалья. Труды Отдела истории первобытной культуры Гос. Эрмитажа, в. I, Л., 1941.
[5] Окладников А.П. Археологические данные о древнейшей истории Прибайкалья. ВДИ, 1938, №1; его же. Каменные рыбы. Советская археология, 1936. №1; его же. Буреть — новая палеолитическая стоянка на Ангаре. Советская археология, 1940, №5; его же. Новые данные о палеолитическом прошлом Прибайкалья. Краткие сообщения ИИМК, в. V; его же. Погребения бронзового века в Ангарской тайге. Краткие сообщения ИИМК, в. VIII; Герасимов М.М. Мальта — палеолитическая стоянка. Иркутск, 1931, и его же. Раскопки палеолитической стоянки в с. Мальта. Изв. ГАИМК, в. 118, М.-Л., 1935.
[6] Окладников А.П. Ленские древности, в. 1 и 2. Якутск, 1945 и 1946; его же. Исторический путь народов Якутии. Якутск, 1943.
[7] Грязнов М.П. Погребения бронзовой эпохи в Зап.Казакстане. Сб. «Казаки», Л., 1927; его же. Казакстанский очаг бронзовой культуры. Сб. «Казаки», Л., 1930. Гракова О.А. Алексеевское поселение и могильник. Труды ГИМ, вып. XVII, М., 1948. Дмитриев П.А. Липчинская неометаллическая стоянка. Труды секции археологии Института археологии и искусствознания РАНИОН. т. II; его же. Мысовские курганы (там же, т. IV); Чернецов В.Н., Древняя приморская культура на полуострове Ямале. Советская этнография, 1935, №4-5.
[8] И. Сталин, А. Жданов, С. Киров. Замечания по поводу конспекта учебника по истории СССР См. «К изучению истории», стр. 22-24, Гасполитиадат, 1938 г.; И. Сталин, С. Киров, А. Жданов. Замечания о конспекте учебника новой истории. Там же, стр. 25-27.
|