главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги

К.А. Иностранцев

Хунну и Гунны

(разбор теорий о происхождении народа Хунну китайских летописей, о происхождении европейских Гуннов и о взаимных отношениях этих двух народов).

// Л.: 1926. 152+4 с. (Второе дополненное издание.)
[Издания Ленинградского ин-та живых восточных языков им. А.С. Енукидзе. 13. Труды туркологичекого семинария. 1.]

 

К.А. Иностранцев. Хунну и Гунны. Л.: 1926.

III.

Теория турчизма Хунну и финнизма Гуннов. Абель Ремюза, как сторонник первой части этой теории и разбор его доводов. Клапрот — главный представитель этой теории. Его исследования и разбор их. Другие последователи этой теории. Её общее значение.

 

Следующая по времени за теорией монголизма была теория, отличавшая Хунну от Гуннов и считавшая первых Турками, а вторых Финнами. Особенно строго проводил её известный полиглотт Клапрот, неоднократно писавший по этому вопросу и доказывавший несомненный, как он думал, финнизм Гуннов и турчизм Хунну. Этот учёный справедливо считается главным представителем теории. Более того, он, собственно говоря, создал её, он же развил и распространил её в науке. Если теория монголизма образовалась постепенно, слагалась из мнений различных учёных и нуждалась в окончательном обобщении, то теория финнизма Гуннов и турчизма Хунну сложилась сразу; она обязана своим явлением одному учёному. Таким образом, если она должна была быть цельнее первой, то в ней однако более допустимы недосмотры. Трудность создания усложнялась ещё тем, что предлагавшему её нужно было не только доказывать верность своего взгляда, но и отрицать другие, предшествовавшие доводы. Из всего этого видно, что взявший на себя такой труд должен был являться настоящим реформатором в изучаемом нами вопросе, и таким действительно нужно назвать Клапрота.

 

Однако, признавая всё значение этого учёного, мы должны сказать, что ещё до него высказался по поводу происхождения Хунну, уже придерживаясь мнения о турчизме этого народа, известный французский монгололог Абель Ремюза в своём сочинении «Recherches sur les langues tartares» (Paris, 1820). В этом исследовании, как уже видно из самого заглавия, не историческом, он однако коснулся некоторых исторических вопросов. К ним принадлежит и вопрос о происхождении Хунну. О Гуннах он почти ничего не говорил. Поэтому мы и можем считать его первым, высказавшимся по поводу новой теории, отвергающей

(51/52)

старую, но только относительно одной её части, именно происхождения Хунну. Вышеназванное сочинение касается татарских языков, т.е. имеет цели филологические. К этим языкам наш автор причисляет: манчжурский, монгольский, восточно-турецкий и тибетский. Кроме небольшого предисловия, введения и небольшого же заключения, сочинение это делится на семь глав. Первая говорит об этих народах вообще. Вторая касается несториянско-татарского алфавита. Третья — древнего письма Татар. Четвёртая — орфографии и грамматики Манчжуров. Пятая — монгольского языка и его диалектов. Шестая — восточно-турецкого или уйгурского языка. Наконец, седьмая — тибетского. Интересующего нас вопроса Ремюза коснулся в первой, пятой и шестой главах. Сообразно с этим начнём и мы обозрение его мнений и доказательств.

 

Говоря о различных именах татарских народов, этот учёный должен был сказать и о происхождении имени Хунну. Он вообще придерживался того взгляда, что почти все варианты имени этих кочевников, приводимые в китайских летописях, тенденциозные переделки с оскорбительным значением. Так «Хунь-ё (Hun-yo) может значить проданные рабы; Гуй-фан (Koueï-fang) — дьявольские, Хянь-юнь (Hian-yun) канальи, Хунну (Hiong-nou) — дурные рабы, Ту-гю (Thou-kiouei) — наглые собаки и т.д. Это — воспоминания о ненависти и презрении, который китайцы всегда имели к Татарам вследствие их невежества, а также разбоев и набегов, которые они постоянно совершали на земли империи» (стр. 8-9). Однако он думает, что Китайцы не произвольно выдумывали эти выражения, а обращали внимание на имена, которые Татары сами себе давали. Он склонен видеть в них татарские имена, только транскрибированные по китайски, с изменениями, свойственными китайскому языку. Он думал, что китайцы старались, чтобы соединение знаков, передовавших [так в тексте] эти имена, имело бы сатирический или презрительный смысл. При этом Ремюза указал на слово Ту-гю, которое, будучи верной передачей слова турок на китайском языке, вместе с тем имеет ругательный смысл

(52/53)

(стр. 9). Подтверждение этому он видит ещё в том, что у китайских авторов иногда имя одного и того же народа изменяется по эпохам, но эти изменения никогда не бывают очень значительны, и без всякого труда можно заметить их общее происхождение. Так один и тот же народ носит то имя Хунь-ё, то Хянь-юнь, то Хунну (стр. 10).

 

Очень трудно, по его мнению, найти настоящее имя народа, имея только китайскую транскрипцию. Причиной этого бывает часто незнание языка народа. Этот случай мы имеем и в отношении Хунну. Тут Ремюза высказал своё мнение о тожестве Хунну и Гуннов и указал на Дегиня, как на главного представителя этого отожествления. «Однако нужно сказать по правде», замечает он, «что Дегинь недостаточно доказал это тожество, которое, хотя и предлагает в свою пользу некоторую вероятность, но представляет и довольно большие затруднения» (стр. 11 и Введение, стр. XLVI). В совершенную противоположность Нейману, Ремюза придерживался того взгляда, что «историки и географы китайские, говоря о татарском народе, всегда стараются указать группу, к которой он принадлежит, относится ли это напр, к Хунну, т.е. Туркам или к Дун-ху, т.е. к Восточным варварам» (стр. 23). Итак, хотя в вопросе о происхождении имени этих кочевников Ремюза и придерживался мнений, не отличавшихся от мнений некоторых из предшествовавших ему писателей 1[1] но он развил их и даже привёл в систему, распространив эти изменения не только на данный случай, но и на другие. Многие сторонники монгольской теории, напр. Нейман и Иоакинф, придерживались этого же мнения относительно измененпя имени, и вообще нужно сказать, что оно может считаться наиболее распространённым в исследованиях, касающихся нашего вопроса.

 

Говоря о Монголах, Ремюза в следующих словах охарактеризовал отношение их к Хунну и позднейшим кочевым государ-

(53/54)

ствам: «Монголы наверно часто входили, по крайней мере в качестве вассалов или подданных, в состав тех страшных союзов, которые образовывались к северу от Китая и угрожали целой Азии, под именами Хой-хэ (Hoeï-ke), Ту-гю (Thou-kioueï), Жуань-жуань (Jouan-jouan), a в еще более древнее время Хунну (Hiong-nou), Хянь-юнь (Hian-yun) и др.» (стр. 242). Отыскивая древнейшие известия о Монголах, он даже высказал предположение, что Хунну, разделившись на северных и южных, следовали «естественному разделению двух народов, говоривших на разных языках, но до тех пор соединённых», т.е. что Хунну разделились на два, составлявших их элемента — на Турков и Монголов 1 [2] (стр. 243). В этом предположении, кажется нам, можно слышать отголосок сообщений Абуль-Гази и мнения Дегиня. Однако, трудно определить, каких Хунну он считал отделившимися Турками и каких — Монголами. Если судить по порядку, в котором он упомянул о них, то можно думать, что северные Хунну были, по его мнению, Турки, а южные Хунну — Монголы. Впрочем, он высказался мимоходом, так что его воззрению, как и мнению Дегиня по этому поводу, нельзя придавать большого значения.

 

Более всего он сказал о Хунну в главе, посвящённой турецким народам (стр. 249-330). Турецкое племя, считает он, как и большинство исследователей, одним из самых древних в Средней Азии, самым большим по числу принадлежащих к нему народов, наконец имевшим более всех других сношений с Западом. Он замечает, что, когда Китайцы говорят о народах, принадлежащих к тунгузскому племени, то только сообщают, что они потомки Дун-ху, когда же говорят о народах турецких, то относят их к потомкам Хунну. Сохранённые китайскими летописями слова языка Хунну он считает турецкими; страна, из которой вышли Хунну, та самая, которую все известные нам турецкие

(54/55)

народы называют своей родиной. «Если вероятно, что империя Хунну, рассматриваемая на всём её большом протяжении, заключала в себе многие тунгузские, монгольские, сибирские, готские и может быть финские племена, тем не менее, можно сказать наверно, что главное ядро и господствующий народ были Турки» (стр. 326-327). Исследуя границы распространения Хуннуского владычества, он думает получить правильное понятие о распространении турецкого племени, «если не в его первобытном состоянии, то по крайней мере в самом древнем из известных нам по истории» (стр. 327).

 

Сравнительно очень мало сказал он об отношениях Хунну к Гуннам. Мельком он заметил только, что не могут касаться его сочинения события, «которые распространили имя Хунну на Гуннов, если только это имя есть то же самое, что имя Гунн» (стр. 328). Тут же он добавил, что хотя Дегинь и считал это тожество несомненным, однако он представляет довольно много затруднений (каких именно, он не сказал) и нуждается в новых доказательствах (стр. 328, прим. 3).

 

Из этого обзора мнений Ремюза мы можем заключив, что он главным образом говорил о происхождении Хунну, причём считал как этот народ, так и его потомков Ту-гю — Турками, допуская впрочем, что в их состав входили и другие элементы, но только в виде подданных или вассалов. Гуннов же он считал Финнами. Этого он впрочем не доказывал или считая аксиомой, или думая, что этот вопрос не относится к области его знаний, и потому опираясь на мнение других. Из этой разноплеменности Хунну и Гуннов естественно следовал вывод, что они не могли быть одним и тем же народом. Могла быть только передача имени, о которой, впрочем, как мы уже видели, Ремюза не распространялся.

 

Перейдем теперь к разбору его мнений. То, что он высказал по поводу происхождения имени Хунну, весьма вероятно. Некоторые учёные 1[3] приняв это воззрение, не соглашались при этом

(55/56)

с его переводами некоторых имён этого народа 1[4] Но даже расходясь в понимании смысла отдельных слов, нельзя не видеть сходства в звуках между Хунь-ё, Хянь-юнь и Хунну. При этом созвучии гипотеза Ремюза делается правдоподобной. Говоря неоднократно о бездоказательности Дегиня относительно тожества Хунну и Гуннов, этот исследователь не приводит нигде доводов в пользу принятия его взгляда. Если всё различие между Хунну и Гуннами Ремюза видит в их разноплеменности, то этого ещё недостаточно для отрицания исторической связи и даже, до некоторой степени, тожества этих народов, особенно если он сам допускает передачу имени 2 [5] и правильно смотрит на племенный состав кочевых народов 3[6] Как мы уже говорили, его мнение о стремлении китайских писателей всегда указать племя упоминаемого ими кочевого народа, противоречит утверждению Неймана, что Китайцы не различают кочевые народы по племенам. Выше мы сказали, что этот учёный однако вместе с тем признавал, что сами Китайцы делали различие между Монголами, Тунгузами и Турками. Таким образом он впал в противоречие с самим собою. Об этих взглядах китайских писателей мы скажем дальше (см. главу V), тут же только заметим, что, по нашему мнению, действительности отвечает больше мнение Ремюза.

 

Мнение его о возможности видеть в разделении южных и северных Хунну — естественное разделение этого народа на Монголов и Турков, не было проведено с последовательностью, да при том оно и не имеет большого отношения к нашему вопросу, так как Ремюза, как мы уже сказали, считает Монголов скорее за южных Хунну, а для нас именно важен вопрос о племени древних Хунну и их северных потомков, как возможных соплеменников Гуннов Запада. Этих древних Хунну Ремюза, не сомневаясь,

(56/57)

считал Турками, хотя и высказался по этому поводу, не приведя многих доказательств. Так, напр., не мешало бы привести те хуннуские слова, которые Ремюза считал несомненно турецкими. Вообще нужно сказать, что всё, что этот учёный высказал по нашему вопросу, высказано им как то мельком, что объясняется, по нашему мнению, тем, что он в этом сочинении не мог говорить подробно по вопросу о происхождении народов и их племенной принадлежности, так как в таковом случае уклонился бы от основной, Филологической задачи своих исследований. Об этом конечно надо сожалеть, так как такой талантливый и при том обладающий методом учёный бесспорно принёс бы много пользы. Его нужно считать первым, предложившим считать Хунну Турками.

 

Хотя Ремюза и первый высказался за турчизм Хунну, однако главным представителем этой теории, как мы уже сказали, должен считаться Клапрот. Он неоднократно писал об этом и не мимоходом, а посвящая специальныя исследования. Его мнения далеко не всегда были основательны и безошибочны, однако с многим из того, что он писал, надо считаться. Впервые высказался он по этому поводу в «Asia polyglotta» (Paris, 1823). Тут ещё, выступая с новыми взглядами, он, видимо, руководился сообщениями Ремюза. Так, начиная изложение о Турках, он сказал следующее: «китайские летописи называют их Chiun-jü 1[7] при династии Шан (1766-1134 до Р.X.); при Чжоу (1134-256 до Р.X.) они назывались Chian-jün, а при Цинь и Хань (256 до Р.X. — 263 по Р.X.) — Chiung-nu. Видно, что это одно и то же имя с незначительным изменением в выговоре» (стр. 210). Далее он сообщил о древнем китайском известии, что князья этого народа происходили от Шün-wy или Chiun-yü (обе транскрипции Клапрота), сына последнего императора династии Хя (Hiа), который, после смерти отца, бежал с 500 человек в землю этого кочевого народа и сделался чень-ю (шаньюй), или царём.

(57/58)

Оттого и весь народ стал называться Chiun-jü. В этом важно, по нашему мнению, объяснение имени народа; тут Клапрот высказал своеобразный взгляд. Своеобразно также его объяснение некоторых исторических фактов. Движение северных Хунну на Запад считает он первым толчком к переселению среднеазитских народов. В оставленных ими странах между истоками Амура и Селенги с одной стороны и Алтайскими горами с другой появились монгольские и тунгузские племена, которые, усиливаясь, привели к погибели царство южных Хунну, которое и рушилось в III веке. В этом Клапрот видел причину, «второго рассеяния и странствования большей части народа Хунну на Занад». Их бывшая страна была окончательно заселена народами другого племени. Из части этих Хунну, ушедшей на север, вышли впоследствии Ту-гю (стр. 211-212). В этом же сочинении он выразил ту мысль, что как западные Финны были германизованы, так восточные — отуречены (стр. 183).

 

В 1825 году Клапрот напечатал в Journal Asiatique (Novembre) статью Mémoire sur l’identité des Thou-khiu et des Hioung-nou avec les Turcs». И в этой статье Клапрот ещё следовал воззрениям Ремюза, дополняя и доказывая их. Редакция этого журнала сочла даже нужным заметить при напечатании этой статьи, «что неоспоримое тожество Ту-гю и Хунну с Турками также подтверждается и доказывается в сочинении Абеля Ремюза». Как показывает заглавие, автор задался целью доказать турчизм Ту-гю. Родство же этих последних и Хунну «их предков», он считает доказанным 1[8] Прежде всего Клапрот привёл доказательства из языка. Выше мы приводили возражения Шмидта относительно производства слова Турок от «такья». Клапрот предложил другое толкование: он указал на близость слова «терк», которое значит шлем, к слову «турок» 2[9] Кроме

(58/59)

того он привёл до 20 тугюйских слов, сохраненных нам китайскими летописями, и доказывал их несомненное турецкое происхождение и отличие от монгольских слов. К этим лингвистическим доказательствам примыкают, по его мнению, и исторические. Он указал на одновременное появление в византийских летописях известий о Турках и в китайских о Ту-гю, на сходство некоторых обычаев того и другого народа и т.д. Мы не будем долго останавливаться на этой статье, так как, во-первых, тожество это ещё было повторено Клапротом в главном его сочинении по этому вопросу, во-вторых, вопрос о родстве Ту-гю и Турков не относится непосредственно к нашей работе и, в-третьих, после открытия Орхонских надписей тожество это не нуждается в доказательствах.

 

Вышеприведённые доводы относительно происхождении Ту-гю, равно как и некоторые другие соображения, Клапрот повторил ещё и в известной нам по критике Шмидта книге.

 

Все эти исследования и статьи были подготовительными работами для обобщений и заключений, которые Клапрот представил в своём сочинении, озаглавленным: Tableaux historiques de l’Asie (Paris, 1826). Оно заключает в себе исторический атлас и историко-этнографические разыскание. Вот в этих разысканиях Клапрот главным образом и исследовал интересующий нас вопрос. Поэтому мы должны уделить им больше места, чем вышеупомянутым работам. Этот второй том есть собственно историческое и этнографическое объяснение к атласу. Конечно не всё, заключающееся в нём, должно относиться к нашему вопросу. О Хунну он сказал на стр. 101-121 (Aperçu historique et ethnographique des peuples de l’Asie moyenne; peuples de la race turque), a о Гуннах на стр. 234-260 (Recherches sur la grande migra-

(59/60)

tion des peuples de la race finnoise orientale; Huns et les tribus hunniques). Начнём по порядку с его исследования о Турках.

 

Разбирая известие о народах турецкого происхождения, Клапрот конечно должен был начать с Хунну. Описав обычаи этого народа и передав китайские известия об именах в разные времена (Хунь-ю, Хянь-юнь и т.д.), он высказал о происхождении этих имён то же мнение, какого ранее держались Ремюза и он сам в Asia poliglotta. Затем он перешёл к изложению истории этого народа. Для понимания взаимных отношений Хунну и Гуннов чрезвычайно важно правильное отношение к фактам, сообщаемым китайскими летописями. Однако в этом отношении Клапрот далеко не безупречен. Передавая о неурядицах, происшедших в государстве Хунну в половине первого века до Р.X. и о подчинении Китаю Ху-хань-е (Hou-han-sie), он совершенно не упомянул о том, что случилось с частью Хунну, откочевавшей под предводительством Чжи-чжи на Запад. Более того — он даже совершенно не говорил об этом факте, чрезвычайно важном в нашем вопросе, и которому придают большое значение два других исследователя истории Хунну 1[10] Признавая, что северные Хунну откочевали в 91-92 гг. на Запад, вот что он сказал об их дальнейшей судьбе: «остатки северных Хунну перешли в своём бегстве в Цзинь-вэй (Kin-wei) и направились па Запад к Кан-гюю (Khang-khiu) или Согдиане... (затем) они были принуждены остановиться к северу от Гуй-цу (Khuei-thsu) или нынешнего Куча, стране, имевшей несколько тысяч ли протяжения, и в которой они пребывали некоторое время под именем Юе-бо или Юе-бань (Jue-po или Jue-pan). Позже они пошли на северо-запад и жили под тем же именем в стране, расположенной по обе стороны гор Улу-тау (Oulou-tau) и Алгин-тау (Alghin-tau), которые служили южной границей Ишимской степи. Затем эти Юе-бо заключили союз с Жуань-жуань, но в конце концов пос-

(60/61)

сорились, и эта ссора служит поводом для многих сражений. В 448 году они отправили посольство к Вэй (Goei), чтобы предложить им напасть на Жуань-жуань с Востока, в то время как они сами нападут с Запада. После этого история не упоминает об этих Хунну, которые вероятно смешались с другими турецкими народами» (стр. 109-111). Вот и всё, что сообщил Клапрот о выселении северных Хунну на Запад. Оставшиеся после таких поражений немногочисленные северные Хунну вполне подчинялись усилившимся Сянь-би и таким образом совершенно утратили как имя, так и политическое существование. Ту-гю или Турки, по его мнению, потомки Хунну. Тут он передал сообщённое китайскими летописями предание об удалении части Хунну к Си-хаю или Западному морю и об их усилении там. Сходство же предания о происхождении Турков с тем, что Санан-Сэцэн сообщил о происхождении Монголов, Клапрот объяснял заимствованием последними у первых.

 

Перейдём теперь к известиям о Гуннах. Первым сообщившим о них Клапрот считал Дионисия Периегета, упомянувшего о следующих четырёх народах, живших на западном берегу Каспийского моря, по порядку их расположения с севера на юг: Скифы, Гунны (Οΰννοι), Каспии и Албаны. Это известие наш исследователь привёл в связь с тем, что сообщил Эратосфен (умерш. в 194 г. до Р.X.), известие которого дошло до нас лишь в цитате у Страбона. Он называет те же народы, живущие к западу от Каспийского моря, и в том же совершенно порядке, только вместо Гуннов у него стоят Уитии (Ούίτιοι), «которые», прибавляет Клапрот: «были вероятно гунским племенем, наиболее выдвинувшимся на запад». Птолемей 1 [11] упомянул о Гуннах, которые по его словам, жили между Бастарнами и Роксоланами, т.е. на берегах Борисфена (Днепра). Армянские историки тоже знают этот народ, который они называют Хунк. По их сообще-

(61/62)

ниям он жил между Волгой и Доном. Зонара передает, что по мнению некоторых император Кар был убит во время похода на Гуннов. На основании всех этих известий Клапрот думал, что Гунны были известны ещё до своего вторжения, и если Аммиан Марцеллин заметил, что они были мало известны древним, то вовсе не хотел сказать, что древний мир ничего ровно не слыхал о них. Затем Клапрот привёл известия современные и последовавшие за гунским вторжением. Это — известия Аммиана Марцеллина, Зосима, Иорнанда, Аполлинария и Сидония. Признавая, что ужас, который эти варвары внушали всем народам Европы, содействовал возникновению известий об их отталкивающей внешности, он однако не считал их арийцами. Различные варварские народы, каковы, напр., Лонгобарды, Готы, Вандалы и др., которые раньше Гуннов вторгались в земли Римской империи, не отличались по внешнему виду от европейских народов, до сих пор известных, и от самих Греков и Римлян. Гунны же поражали и удивляли как несдерживаемым нападением, так и наружностью, безобразною и от того, что принадлежали к чуждой, до тех пор неизвестной расе, и, быть может, от искусственного изменения её.

 

Отдавая должное знанию и трудолюбию Дегиня, Клапрот считал неосновательным отожествление Хунну и Гуннов. Он особенно указывал на то, что в эпоху своих переселений этот народ 1 [12] уже не назывался Хунну, а Юе-бо или Юе-бань. Это же имя ничего общего с именем Гунн (Хунн) не имеет. Более того, Гунское племя, упомянутое Эратосфеном, жило за 200 лет до нашей эры к.западу от Каспийского моря, тогда как Юе-бо не пришли ещё тогда к истокам Ишима, а жили вместе с другими Хунну на севере от Китая.

 

Раньше мы привели возражения Клапрота против объяснений гунских имён из монгольского языка, предложенных Бергманом.

(62/63)

Однако он не только отрицал его мнение, но и приводил своё. Он указал на некоторые гунские имена, которые не могут быть ни турецкими, ни монгольскими вследствие скопления согласных, напр., Бледа, Глонес, Боарекс, Сиракс Скотта и др. Тут Клапрот задался вопросом, к какому племени могли принадлежать Гунны, и ответил, что византийские историки оставили нам подробные разъяснения по этому поводу. «Никита, Лев Грамматик, Георгии монах сообщают нам, что Венгры — тот же народ, что Гунны». «Древние венгерские хроники говорят то же самое». «Киннам называет Венгров — западными Гуннами (Οΰννοι ἐσπέριοι)». Наконец, он видит сходство даже в имени Гуннов и Венгров (Oungri). В именах многих гунских племён встречается имя Oungri или Ougri (Венгры), напр., Огор (Ogor), Унигур (Ounigour), Утигур (Outigour), Кутригур (Koutrigour), Сарогур (Sarogour) и др. Основываясь на словах Феофилакта Симокатты, что «Авары по происхождению Гунны», Менандра, который назвал переводчика, участвовавшего в переговорах византийцев с хаканом аварским — «переводчиком с гунского», Кедрина, который сообщил, что Хозрой желал заключить против Византийцев договор с «западными Гуннами, которых также называют Аварами», — Клапрот признал, что Гунны и Авары одно и то же племя. Он старался объяснить имена гунские при помощи венгерского и лезгино-аварского языков. Так, слово Αττυλης или Etsel он сближал с венгерским Atzel — сталь и с очень распространённым именем у Лезгино-Аваров Adilla, Μουνδιουχος или Μουντζαχ (имя отца Аттилы) с венгерским словом Mentseg, которое значит «покровительство», Χρναχ (имя сына Аттилы) с венг. словом Hir-nagy «большая слава», Δεγγισιχ (имя сына Аттилы) с венг. Tenyészes, «плодородие», с лезгино-авар. Dingatsik, собственным именем семейства и т.д. Нарицательные гунские слова он также старался объяснить словами этих языков. Река называется по лезгино-аварски «op» (or, hor, ouor), а по гунски она называлась «вар». Впрочем Клапрот заявлял, что не считает Гуннов и Лезгино-Аваров за один и тот же народ.

(63/64)

Он думал, что после разрушения аварского царства часть народа могла удалиться на Кавказ и основать там новое государство. Авары смешались с древними обитателями этой страны, лезгинами, язык которых они и приняли, сохранив лишь некоторые свои слова и имена.

 

Что касается до наружности, то она, как мы уже говорили, подходит, по мнению Клапрота, не только к народам монгольского происхождения, но и ко многим другим. Он счёл возможным найти сходство между наружностью Гуннов и Вогулов, которые по описаниям «очень походят на Калмыков». К этому сходству по наружному виду Клапрот присоединил то, что «во многих диалектах вогульского языка houm, khoum и koum означает — человек», а это слово хун есть то же, что Гунн (правильнее Хунн). Вогулы живут как раз в тех местах, которые прежде назывались Великой Гуннией или Великой Угрией. По словам Рюисбрёка «из страны Паскатиров (т.е. Башкиров) вышли некогда Гунны, которые потом были названы Венграми». Однако и в данном случае Клапрот вовсе не утверждал, что Гунны и Венгры совершенно тожественны. В состав последних вошли ещё турецкие, славянские и германские элементы, так что совершенно изменили наружность Венгров, но ядро народа было финское и даже специально-гунское.

 

Наконец большую разницу между Хунну и Гуннами видел Клапрот и в обычаях. Так, по рассказам китайских летописцев Хунну жили в войлочных палатках, тогда как западные писатели сообщают, что Гунны ездили в повозках, запряжённых волами. Это по его мнению «характерное различие». Итак, Клапрот полагал, что Хунну были Турки, с Гуннами ничего общего не имеющие. Эти же последние были Финны, предки теперешних Венгров.

 

Уже до нас высказался по поводу теории Клапрота Семёнов. Поэтому приведём сначала его возражения, которым посвящены стр. 631-634 I тома «Землеведения Азии» Риттера (в русском переводе, СПб., 1850). Одновременно с этим Семёнов из-

(64/65)

дожил и свои взгляды. Так как его мнения примыкают к третьей теории, то мы и приведём их в следующей главе; тут же ограничимся его разбором доказательств Клапрота. Всю его теорию Семёнов разделяет на три части: первая — доказывает соплеменность Гуннов и Финнов, вторая — тожество Ту-гю и Турков, третья — соплеменность Хунну и Ту-гю. Изложив вышеприведённые доводы Клапрота, Семёнов вполне согласился с тем, что Гунны были, по всей вероятности, финского племени. Он также не считает возможным возразить что-нибудь против тожества Ту-гю и Турков. Это, по его мнению, «самая несомненная часть целой теории Клапрота». Но третья часть теории, тожество Хунну и Ту-гю, встречает с его стороны опровержение. Считая единственными доказательствами в пользу этого полное заменение Хунну Тугюйцами или турецкими племенами на северо-западных пределах Китая (в Иньшаньской альпийской стране) и показания китайских летописей относительно того, что Ту-гю произошли от Хунну, Семёнов признает их совершенно недостаточными. Тожество двух народов по его мнению таким путём не доказывается. Происхождение Ту-гю от Хунну могло быть не этнографическое, а политическое — если же дело обстояло так, то конечно Турки могли произойти от Финнов.

 

Прежде чем представить разбор главного сочинения Клапрота, мы должны сказать ещё несколько слов о его мнениях, выраженных ранее в «Asia polyglotta». Мы уже говорили о разных именах Хунну при изложении и разборе мнений Ремюза. Здесь повторим, что считаем гипотезу его и Клапрота весьма правдоподобной. Мнение о происхождении имени народа Хунь-ю от основателя царствующего дома мы сочли бы весьма возможным, если бы это известие подтвердилось сообщениями других писателей. Однако никто не говорит, что Шунь-вэй (Шün-wy у Клапрота) иначе назывался бы ещё Хунь-ю, и что народ назывался по его имени, а сам Клапрот не указал источника, из которого почерпнул это известие, и ни в одном из последовавших сочинений не упомянул о нём. В этом же сочинении он видел при-

(65/66)

чину движения Хунну на Запад, во-первых, в падения северных Хунну (конец I века по Р.X.) и, во-вторых, в разрушении государства южных Хунну (в III веке по Р.X.). Однако о переходе Хунну на Запад в III веке ничего не сообщается у китайских историков. Мы допускаем, что это переселение было возможно, но, не имея точных данных, не можем считать несомненным. О тожестве Ту-гю и Турков, равно как и о возражениях против теории Шмидта, мы уже говорили. Поэтому теперь обратимся к главному сочинению.

 

Клапрот не точно изложил историю Хунну. Он совершенно не упомянул об откочевании шаньюя Чжи-чжи. Какое бы значение ни придавать этому движению, несомненно о нём необходимо упомянуть. При изложении истории части северных Хунну после их откочевания на Запад он сообщил, что этот народ остановился на севере от Куча, где и жил под именем Юе-бо или Юе-бань 1[13] Здесь мы сталкиваемся с каким то недоразумением, которое более склонны приписать просто ошибке Клапрота. Мы выше говорили, что Нейман предполагал видеть в стране Юе-бань или Юе-бо Эйлюзия древних или Угорский край. Дегинь (т. I, ч. II, стр. 278) тоже сообщил, основываясь на китайском сочинении Вэнь-сянь-дун-гао (Ven-hian-tung-kao), что шань-юй (или как он говорит «таньжу», tanjou) северных Хунну, перейдя страну Кан-гюй, прибыл в страну, называемую Юе-бань (по мнению этого учёного — область, соответствующая нынешней Уфимской губернии). Иакинф высказал мнение, что страна Юе-бань была, вероятно, расположена по бассейну Зайсана и занята Хунну на их пути в Кан-гюй. Часть их там и осталась. Слово Юе-бань, по его мнению, название династии, правившей над этими отсталыми 2[14] Таким образом все эти учёные утверждают вопреки

(66/67)

мнению Клапрота, что Юе-бань имя страны, при чём один высказывает мнение, что страна получила имя от династии, оставшейся там после ухода Хунну далее на запад. Что касается до известия, сообщённого Клапротом, об отправлении посольства от народа Юе-бань в Китай, то об этом подробнее сообщил Дегинь на стр. 342 II части I тома. Основываясь на известиях, сообщённых в Ган-му (Kam-mo), Ли-дай-цзи-су (Lie-tai-ki-su) и Вэнь-сянь-дун гао (Ven-hian-tung-kao), он рассказал следующее: «Более всего беспокоило жужанского Чу-ло-хана посольство, которое Гунны, жившие в Юе-бане или стране Башкиров, отправили к императору Вэй, чтобы предложить ему заключить договор, по которому они обязывались напасть на Жу-жань со стороны запада, тогда как Вэй сделали бы то же самое с другой стороны Азии; кажется, это посольство было отправлено Аттилой, который только что подчинил все народы северной Европы и государство, примыкавшее к Жужанам». Дегинь, как и Клапрот, относил это событие к 448 году по Р.X. Таким образом, этот факт нисколько не противоречит существованию Гуннов в Юе-бане. Так как Гунны в 448 году, т.е. за три года до Каталаунской битвы, подвинулись на Запад очень далеко от пределов Восточной Европы, то, быть может, посольство не было снаряжено самим Аттилой, а какой нибудь оставшейся позади ордой, которая и вступила в сношения с далёким Востоком. Может быть также, что, когда Гунны ушли из Юе-баня, имя их осталось там памятным и перешло на другой народ, ничего общего с ними не имевший. Наконец, если принять мнение

(67/68)

Иакинфа, то и в таком случае ничто не будет противоречить тожеству Хунну и Гуннов — ведь тогда Юе-бапь являются отсталыми Хунну, далее на Запад не пошедшими.

 

Клапрот привёл не много доказательств в пользу турчизма Хунну. Это, вероятно, объясняется тем, что он уже не первый писал об этом, а только повторял и распространял то, что до него сказал Ремюза. Дальше мы приведём свои дополнительные соображения по поводу турчизма Хунну.

 

Такое же недоразумение, как и с Юе-бань, мы встречаем у Клапрота и в другой раз, именно в изложении истории Гуннов. Сообщив, что первыми известиями о Гуннах обязаны мы Дионисию Периегету, он старался сопоставить эти сообщения с тем, что передал нам Эратосфен (по Страбону). Нужно сказать, что это сопоставление первый сделал не Клапрот, а гораздо раньше его Тунман (Untersuchungen über die Geschichte der östlichen, europäischen Völker, 1774, Erster Theil). Приведём его слова: «Дионисий Периегет располагает Гуннов у Каспийского моря, там, где впадает в него Волга,.. Уже по словам Страбона сидел здесь, у Каспийского моря народ Уитиев, к северу от Каспиев, тогда как эти последние жили к северу от Албанов. В таком же порядке поместил Дионисий Гуннов, всего далее на север, потом к югу Каспиев и Албанов» (стр. 24-25). Поэтому, в данном случае Клапрот только повторил то, что сказали уже до него. Посмотрим теперь, насколько возможно подобное отожествление. Против него восстал уже Нейман (см. стр. 39 его сочинения). Действительно, неужели достаточно одного этого порядка для того, чтобы утверждать, что два народа, не имеющие никакого сходства в имени, как Гунны и Уитии (Ουίτιοι или Κουίτιοι, Utii) одно и то же? Разве не мог Дионисий, который, как и все писатели греко-римского мира, плохо знал географию Средней и Северной Азии, прямо списать из Страбона перечень народов, живших на запад от Каспийского моря, заменив только менее всех других в этом перечне известный ему народ Уитиев — Гуннами, которые в его время настолько усилились на границах

(68/69)

Европы и Азии, что неясные слухи о них стали доходить и на Запад? Итак, принимая отожествление Гуннов с Уитиями произвольным, мы считаем Дионисия Периегета и Птолемея, сохранившими нам древнейшие известия о Гуннах. Остальные известия древних о Гуннах, по нашему мнению, переданы у Клапрота правильно.

 

Вполне верно сообщение, что византийские писатели производили Мадьяров от Гуннов. В данном случае впрочем нельзя относиться строго к этому мнению византийцев. Дело в том, что страшные набеги кочевников не скоро забывались, и долго ещё народы, приходившие из тех же мест, откуда пришли некогда грабители и враги культуры и осёдлости, назывались теми же именами. Вспомним только, как долго держалось имя Скиф. Далеко не все учёные согласны производить Мадьяров непосредственно от Гуннов. Некоторые видят причину существующих, у Венгров преданий о происхождении их от Гуннов, просто в том, что они поселились там же, где некогда жили Гунны, т.е. в Паннонии и в силу этого унаследовали местные предания. Таковы, напр., мнения Уйфальви (Migrations des peuples touraniens, стр. 85) и Ам. Тьерри («Histoire d’Attila», tome II, р. 360). С. Кассель, исследователь древнейшей истории Мадьяров, тоже не соглашался с этим отожествлением (см. S. Cassel, «Madyarische Alterthümer». Berlin, 1848, стр. 1-70) 1[15] Хотя Клапрот не утверждал, что Мадьяры чистые потомки Гуннов, а думал, что ядро этого народа, т.е. правители и окружавшая их дружина были Гунны, однако мы именно это и считаем сомнительным.

 

Мы не видим также особенного «характерного различия» в том, что один народ жил в войлочных палатках, а другой

(69/70)

ездил в повозках, запряженных быками. В одном случае византийцы могли говорить о способах передвижения Гуннов, а в другом китайцы могли рассказывать о жизни Хунну во время стоянки.

 

За Ремюза и Клапротом последовали многие учёные. Под явным влиянием последнего находился А. Жардо в сочинении «Révolutions des peuples de l’Asie moyenne» (Paris, 1839). Хунну у него Турки (t. I, pp. 175-6), Гунны же Финны (t. I, p. 139), и при том Финны восточные (t. I, pp. 166-168; см. также приложенные ко II тому таблицы). Отожествлять Хунну и Гуннов он не считает возможным. Возражения его против Дегиня и теории монголизма есть повторение возражений Клапрота (особенно ясно влияние Клапрота в том, что он считал Юе-бань именем Хунну, ушедших на Запад). Знаменитый географ Карл Риттер в первом томе своего «Землеведения Азии» (русский перевод, СПб., 1850), говоря об Инь-шане, коснулся и Хунну. Тут он высказал тот взгляд, что «они принадлежали к родам многочисленного туркского племени» и что имя их есть «обращение в дурной смысл неимевшего такого смысла, созвучного туземного имени» (625). Мы не будем долго останавливаться на том, что сообщил Риттер, так как в его сочинении повторены мнения Ремюза и Клапрота 1[16] К этому же взгляду на происхождение Хунну присоединился и другой известный географ Рихтхофен (China, т. I, стр. 49). В пользу турчизма Хунну высказались ещё известные этнографы Ф. Мюллер (Allgemeine Ethnographie, Wien, 1873, стр. 347-348) и Жирар-де-Риалль

(70/71)

(Mémoire sur l’Asie Centrale, Paris, 1875, стр. 37, придерживавшийся, повидимому, того взгляда, что Хунну и Гунны один и тот же народ, см. стр. 29), В.В. Радлов (К вопросу об Уйгурах, LXXII т. Зап. Ак. Наук, ирилож. №2), Н.А. Аристов (Заметки об этническом составе тюркских племён в Живой Старине за 1896 г.) и др. В пользу финнизма Гуннов высказались финские учёные Кастрен и Коскинен. Первый в своих «Reiseberichte und Briefe» (herausgegeb. von A. Schiefner, 1856) на стр. 9 высказал мнение, что «Гунны были по всей вероятности предками Финнов», а в «Ethnologische Vorlesungen» (СПб., 1857) повторил то, что сообщил Клапрот (стр. 55-58), хотя тут, признавая Гуннов алтайцами, сомневался, к какой группе их отнести (стр. 71) 1[17] Коскинен в своей «Finnische Geschichte» (Leipzig, 1874) на стр. 4 причислил Гуннов к угорской ветви финского племени 2[18] F.H. Müller в своём сочинении «Der Ugrische Volksstamm» (Berlin, 1837), в I томе, сказал по поводу происхождения этого народа следующее: «Мы понимаем под именем гунских народов тех, которые обыкновенно называются финскими и которые русскими называются чудскими, также угорскими народами, но лучше всего могли бы вообще назваться уральскими, хотя это наименование имеет более географический, чем историко-этнографический характер» (стр. 2). Шафарик в «Славянских древностях» (перев. Бодянского, 1847 г., т. I, кн. II, стр. 87-88) повторил выводы Клапрота и отрицал словопроизводства, предложенные сторонниками монголизма. К его мнению относительно несостоятельности этих словопроизводств присоединился венгерский учёный P. Hunfalvy в «Ethnographie von Ungarn» (Budapest, 1877). Однако этот исследователь не считал

(71/72)

возможным с точностью определить племенную принадлежность Гуннов; Гунны, как и их потомки Болгары, были, по его мнению, Угры; но к какому отделу этого племени они принадлежали — сказать трудно (см. у него стр. 77 и 252-255). Историк Пальман высказался за финнизм Гуннов (Geschichte der Völkerwanderung, 1863, стр. 91). Из русских учёных явился сторонником теории финнизма Гуннов этнограф Риттих (Материалы для этнографии России, Казань, 1870, т. I, стр. 25), который даже склонен был прямо считать их за Остяков, смешанных с Вогулами, Вотяками и Башкирами. (Впрочем позже, в изданных этим исследователем «Четырёх лекциях по русской этнографии», говоря мимоходом о Гуннах, он назвал их турецким народом, в войсках которого были Угры, Финны и Славяне. См. стр. 36 этого исследования).

 

Найдутся, конечно, и ещё многие другие сторонники этой теории; мы старались указать, главным образом, наиболее авторитетных. Одни из них просто высказывались за принадлежность Гуннов к обширной Финской группе урало-алтайских народов, другие даже считали их специально Уграми и предками Мадьяров.

 

Рассмотрев взгляды учёных сторонников этой теории и представив разбор их, мы должны сказать, что она совершенно противоположна теории монголизма. Она отрицает все три положения этой последней: и монголизм Хунну, и монголизм Гуннов, и тожество этих двух народов. Что касается до её общего значения, то нужно сказать, что, хотя некоторые положения её мы и считаем смелыми и недоказанными, однако большой заслугой её является то, что её представители, излагая ход переселений народов из Средней Азии в Европу, внесли в свою работу больше порядка, больше системы, чем сторонники первой теории, придерживались более правильного мнения о ходе переселений различных народов из Средней Азии в Европу. Поэтому она стала ближе к истине, чем первая. Только при знании общего хода истории, можно решать отдельные вопросы.

 


 

[1] 1 Вспомним мнение Дегиня по этому поводу.

[2] 1 Хотя роль Монголов до разделения он, видимо, считал совершенно незначительной, так как Хунну (до разделения) он называл Турками.

[3] 1 Напр., как мы уже видели, Нейман.

[4] 1 Напр. Ремюза переводит Хунь-е — проданные рабы, а Нейман — лукоеды.

[5] 2 Впрочем Ремюза не объяснил, каким путём могла произойти эта передача. По нашему мнению передача имени может быть в подобном случае только при перенесении династионного имени одного народа на другой.

[6] 3 В этом же отношении он может служить примером. Вспомним его мнение о составе Хунну.

[7] 1 Транскрипция Клапрота, как и все следующие транскрипции этого имени в данном отрывке.

[8] 1 В настоящее время, как видим, получается обратное. Турчизм Ту-гю, благодаря Орхонским надписям, несомненен, тогда как их тожество с Хунну требует доказательства.

[9] 2 Проф. Шотт (Ueber das Altaische oder Finnisch-Tatarische Sprachenge schlecht в Abhandlungen Berliner Akademie, 1847, стр. 292) указал формы слова (58/59) «дулга» в турецких языках. В монгольском языке он отметил формы dughulga или dûlgha, a в турецких thughulgan, tughulga, tulgha, daghulghan, daulghan, daulgha, talgha, dalgha. Слово «терк» он считал не турецким. Форму «турок» он сближал с «дулга» с заменой звука _l_ звуком _r_.

[10] 1 См. Дегинь, «Histoire des Huns», т. 1, ч. I, стр. 60-95 и Иакинф, «История народов Средней Азии», т. I ч. I, стр. 76-80.

[11] 1 Заметим, что Клапрот ошибочно думал, будто Птолемей писал в половине третьего века по Р.X. (Tab. hist., стр. 235), тогда как он писал в половине второго века.

[12] 1 Даже не весь, а только часть его, потому что другая часть осталась в Восточной Азии.

[13] 1 По мнению Вивьен де Сен Мартена, высказанному в статье «Sur les Huns Blancs ou Ephtalites» (в Nouvelles Annales des voyages, t. III, 1849, стр. 39, np. 4) при Ханях Кан-гюем называлась не Согдиана, а киргиз-казацкая степь, вопреки мнениям Клапрота и Ремюза (Nouveaux mélanges asiatiques, стр. 225).

[14] 2 Вот текст перевода с китайского: «Владение Юе-бань лежит от Усуня на северо-запад... это есть аймак, прежде принадлежавший северному хуннускому (66/67) шаньюю, прогнанному китайским полководцем Дэу-хянь. Северный шаньюй, перешед через хребет Гинь-вэй-шань (Тарбагатай), ушёл на запад, в Кангюй; а малосильные, которые не в состоянии были следовать за ним, остались по северную сторону Кучи» (Собр. свед. о нар. Ср. Азии, т. III, стр. 163-5); а вот собственное мнение Иакинфа: «Юе-бань есть название владения, занимавшего земли от Усуня на северо-запад. Это был один из аймаков, принадлежавших северному хуннускому шаньюю... Слабосильные заняли нынешний Тарбагатайский округ под названием дома Юе-бань» (ibid., указатель имён географических, стр. 109).

[15] 1 Французский угролог Сейус (Sayous) в своей небольшой, но очень полезной, как обобщение всех предшествующих исследований в этой области, книге «Les origines et l’époque païenne de l’histoire de Hongrois» (Paris, 1874), считал, однако, возможным установить через Секлеров связь Мадьяров с Гуннами, «в том смысле по крайней мере, что переселения Гуннов, Аваров и Венгров три результата аналогичных движений народов одной и той же расы» (см. стр. 29). Впрочем отожествление подобного рода устанавливает лишь очень отдалённую связь между двумя народами.

[16] 1 Заметим, что Риттер, следуя за Лассеном (Die altpersischen Keilinschriften von Persepolis), признал в десятом народе персепольской гвоздеобразной надписи (Hunâ, Hunas) — Гуннов (см. русский перевод Землеведения Азии, Иран, 1874, стр. 106). Однако это имя надо читать Яўна и разуметь под ним Ионян или вообще Греков (см. там же статью Шпигеля, стр. 166). Витерсхейм, руководившийся исследованием Фейера (о нём см. ниже), повторил однако то, что сообщил Лассен. Барон П.К. Услар (Древнейшие известия о Кавказе в Известиях Кавказского Отдела Географ. Общ., XII, стр. 535) тоже принял это мнение (следуя уже не Лассену, а Риттеру). Д.И. Иловайский повторил сообщенное Усларом (Поборники норманизма и туранизма в Русской Старине, 1882. т. XXXVI, стр. 612).

[17] 1 Вот почему мы и не можем считать Кастрена определённо высказавшимся за мнение Клапрота, как то думал Семёнов на стр. 632 I тома «Землеведения Азии» Риттера.

[18] 2 В «Geschichte von Ungarn», Fessler’a (второе издание, обработанное Клейном, Leipzig, 1867, Erster Band, 11) хотя ничего не сказано определённого относительно того, к какой этнографической группе надо отнести Гуннов, однако принято то мнение Клопрота, что они и Хунну не тожественны.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки / оглавление книги