главная страница / библиотека / оглавление книги / обновления библиотеки

 

А.Д. Грач, Д.Г. Савинов, Г.В. Длужневская. Енисейские кыргызы в центре Тувы (Эйлиг-Хем III как источник по средневековой истории Тувы). М.: «Фундамента-Пресс». 1998.

А.Д. Грач, Д.Г. Савинов, Г.В. Длужневская

Енисейские кыргызы в центре Тувы

(Эйлиг-Хем III как источник по средневековой истории Тувы)

// М.: «Фундамента-Пресс». 1998. 84 с.

 

Глава II.
Могильник Эйлиг-Хем III — памятник енисейских кыргызов в Центральной Туве.

Отчёт о раскопках 1965 года.
Д.Г. Савинов, Г.В. Длужневская

Могильник Эйлиг-Хем III — памятник енисейских кыргызов в Центральной Туве. — 12-13
    I. Погребальный обряд (с. 14-21)
    II. Сопроводительный инвентарь (с. 22-44)
          1. Предметы вооружения.
          2. Предметы снаряжения верхового коня.
          3. Бытовые предметы.
          4. «Приклад».
    III. Историко-культурная интепретация (с. 44-53)

II. Сопроводительный инвентарь.
     3. Бытовые предметы.

 

Бытовых предметов, относящихся к человеку, в эйлиг-хемских курганах найдено несравненно меньше, чем предметов вооружения или конского убранства, что наиболее ярко демонстрирует дружинный характер этих погребений.

 

Топор-тесло из кург. 3 (табл. XX, 23) представляет собой обычную находку в погребениях Южной Сибири от хуннского до монгольского времени. Несмотря на внешнее однообразие, топоры-тёсла несколько отличаются друг от друга по размерам, пропорциям и внешнему оформлению. Эйлиг-хемский экземпляр, по классификации С.П. Нестерова, относится к типу топоров «с плечиками» [Нестеров, 1981, с. 170-171]. Ближайшие аналогии его в Туве — топоры-тёсла из курганов IX-X вв. могильников Шанчиг [Кызласов, 1969, рис. 34, 1; 1978, рис. 8, 21] и Тора-Тал-Арты [Нечаева, 1966, рис. 20, 2]. Судя по этнографическим параллелям (алтайское «керги»), орудие это было полифункциональным. Однако, пишет С.П. Нестеров, «не исключая универсального применения тесла, следует отметить, что в погребениях с конём (как и в трупосожжениях. — Д.С., Г.Д.) оно встречается вместе с набором вооружения легковооружённого всадника и, вероятно, служило рубящим оружием ближнего боя» [Нестеров, 1981, с. 172]. Из того же кург. 3 происходит предмет, не имеющий себе аналогий, — склёпанный из двух пластин металлический футляр (табл. XXIV, 22), возможно, служивший для хранения этого топора, что в принципе подтверждает точку зрения С.П. Нестерова.

 

Ножи (5 экз.) найдены в двух курганах (№ 1, 3). Все они черешковые однолезвийные с чётко выраженными уступами (табл. XVIII, 32-34; XX, 24, 25). Такие ножи живут на протяжении всего I тыс. н.э., типология их не разработана, и хронологического значения находки эти пока не имеют.

 

Пинцеты (3 экз.) найдены в двух курганах (№ 3, 4). Два из них простые, в виде тонких пружинящих пластин (табл. XX, 20; XXI, 6), а один крупных размеров с расширенными концами и кольцом для подвешивания (табл. XX, 26). Простые пинцеты в составе сопроводительного инвентаря встречаются начиная с IX-X вв. — Тора-Тал-Арты [Нечаева, 1966, рис. 24, 5]; Куй-Бар, кург. 104 [Кызласов, 1969, табл. III, № 50] и продолжают жить до монгольского времени — Каменка V, кург. 3 [Кызласов И., 1978, рис. 4, 3]. Пинцеты с расширенными концами пластин для Южной Сибири не характерны. В предшествующее время они встречаются в аварских древностях Подунавья [Хампель, 1, 1905, рис. 264, 266 и др.], в Поволжье [Генинг, Халиков, 1964, табл. X, 7] и в Приуралье [Генинг, 1962. табл. VIII, 70]. Таким образом, ареал их распространения как будто совпадает с подвесными сбруйными бляхами с шарнирным креплением.

 

Кресало найдено только в одном кургане — № 1 (табл. XVIII, 31) и точных аналогий не имеет.

 

Детали поясных наборов найдены во всех курганах могильника Эйлиг-Хем III. Это накладные орнаментированные бляхи — кург. 3 (табл. XX, 2-4), пряжки со щитком — кург. 2 (табл. XIX, 5, 6), кург. 4 (табл. XXI, 2); длинные наременные наконечники — кург.  1   (табл.  XVIII, 26,  27),  кург.  2 (табл.  XIX16,  17), кург.  3 (табл.  XX19); наременные обоймы — кург. 2 (табл. XIX, 8, 9), кург. 3 (табл. XX, 7).

 

Наиболее яркой находкой из поясных наборов является крупная позолоченная бляха, украшенная растительным орнаментом, с фестончатым краем и прорезью для ремешка из кург. 3 (табл. XX, 2). Поясные бляхи такой формы впервые появляются в памятниках катандинского типа, VII-VIII вв. — Кокэль, кург. 22 [Вайнштейн, 1966, табл. V, 6-8; VI, 72]. В окончательно сложившемся виде, но без орнаментации, они широко распространяются начиная с VIII-IX вв. и хорошо определяются находками в датированных слоях Пенджикента [Распопова, 1965, рис. 1, 7; 1980, рис. 63, 8, 10, 11]. Пояс с крупными позолоченными бляхами такой же формы, по характеру орнаментации очень близкий эйлиг-хемскому, был найден в погребении IX-X вв. на Горном Алтае — Узунтал I, кург. 2 [Савинов, 1982, рис. 6]. Обращает на себя внимание, что к концу I тыс. н.э.

(37/38)

поясные бляхи с фестончатым краем по сравнению с предыдущими не только богато декорируются, но и значительно увеличиваются в размерах. Типологически близкие бляхи найдены в погребениях IX-X вв. в Туве — Тора-Тал-Арты [Нечаева, 1966, рис. 7, 1] и Хемчик-Бом II (раск. А.Д. Грача и Г.В. Длужневской). Самая крупная из них — эйлиг-хемская. Такие же крупные поясные бляхи с фестончатым краем существовали в X в. у киданей, о чем можно судить как по предметным находкам [Каогу, 1954, № 8, рис. 7], так и по скульптурам чиновников династии Восточное Ляо [Тори, 1936, табл. IV, рис. 323].

 

Из кург. 3 происходят также более мелкие поясные накладки, крыловидное оформление верхней части одной из которых (табл. XX, 3) близко напоминает находки из могильника Шанчиг [Кызласов, 1969, рис. 35, 3].

 

Длинные ременные наконечники от подвесных ремешков (табл. XVIII, 26, 27; XIX, 16, 17; XX, 19) наиболее характерны для поясов сросткинской культуры IX-X вв., где аналогии их достаточно многочисленны. В свою очередь населением сросткинской культуры они были восприняты от уйгуров. «Особенности сросткинского пояса, — отмечает А.А. Гаврилова, — указывают на уйгурское влияние: пояса с украшенными подвесными ремешками с наконечниками изображены на росписях из Турфана, на уйгурах, обосновавшихся там в VIII-IX вв.» [Гаврилова, 1965, с. 72].

 

Пряжки со щитками и наременные обоймы обычны для поясов древнетюркского времени. Ближайшая аналогия крупной бронзовой пряжке с орнаментированным щитком из кург. 4 (табл. XXI, 2) происходит из могильника Дагылганныг [Маннай-оол, 1968, табл. II, 2, 7]. Орнаментированные обоймы (табл. XX, 7) найдены в Кара-Тале (раск. Ю.И. Трифонова, 1970 г.) и в Малиновке, кург. 1 [Кызласов, 1969, рис. 43, 10].

 

Серебряный сосуд из кург. 2 сохранился не полностью, но форма его реконструируется совершенно определенно: низкий поддон, округлое тулово, уступчик на плечиках, отогнутый венчик (табл. XIX, 28). Сосуды этого типа найдены в погребениях конца I тыс. н.э. на Горном Алтае — Катанда, малый курган [Смирнов, 1909, табл. XII], Туэкта, кург. 3 [Евтюхова, Киселёв, 1941, табл. II, рис. 2], Юстыд [Кубарев, 1979, рис. 8]; в Туве — MT-58-IV [Грач, 1960, рис. 88], Калбак-Шат [Маннай-оол, 1963, табл. II, рис. 12], Хемчик-Бом II — поддон (раск. А.Д. Грача и Г.В. Длужневской, 1971 г.); в Минусинской котловине — Уйбатский чаа-тас [Степи Евразии в эпоху средневековья, 1981, рис. 28, № 15]. Из них кыргызскими могут считаться найденные в Калбак-Шат, Хемчик-Бом II и в Уйбатском чаа-тасе. Эйлиг-хемский сосуд, очевидно, завершает серию находок подобного рода в погребениях Южной Сибири.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

 

главная страница / библиотека / оглавление книги