А.А. Гаврилова
Могильник Кудыргэ как источник по истории алтайских племён.
// М.-Л., 1965. 145 с.
Введение
Появившееся в 1927 г. небольшое предварительное сообщение С.И. Руденко и А.Н. Глухова с публикацией результатов раскопок могильника Кудыргэ на Алтае (Руденко и Глухов, 1927, стр. 37-52) сразу привлекло внимание широкого круга археологов. С того времени ни одна работа, касавшаяся древностей раннего средневековья, не обходила этот могильник. Поставленный в один ряд с источниками тюркского, а затем предтюркского периода истории племён Алтая, он был включён в число памятников эпохи великого переселения народов, времени появления близких по культуре племён в Подунавье. Многие вопросы уже освещены, с использованием наряду с другими и материалов могильника Кудыргэ: занятия, образ жизни, социальные отношения и культурные связи населения Алтая (Грязнов, 1930; Бернштам, 1939а, 1946; Киселёв, 1951; Потапов, 1953), искусство металлопластики кочевников (Fettich, 1929), распространение культа предков и древнего шаманизма (Mavrodinov, 1943; Кызласов, 1949; Kollautz, 1955), центрально-азиатское происхождение культуры авар в Подунавье (Marosi et Fettich, 1936, и др.).
Кудыргинские могилы казались исследователям настолько близкими к могилам аварского времени Подунавья, что венгерский археолог Д. Лашло заключил: «Если бы кудыргинские курганы были раскопаны в Венгрии, их материалы без всяких сомнений можно было бы включить в материалы венгерских аваров» (Laszlo, 1943, стр. 164). Но вопросу о происхождении кудыргинцев и их отношении к другим племенам ещё не уделялось внимания в нашей литературе. Остался не выясненным и основной вопрос для использования этого памятника как исторического источника — сооружён ли он в одно время или состоит из разновременных могил. Несмотря на то что неоднородность опубликованных вещей — стремян, наконечников стрел заметна и в имеющейся публикации, могильник Кудыргэ всеми рассматривался как памятник, сооружённый в один период. Датированный первоначально VII в. (Руденко и Глухов) или концом VII в. (Бернштам, Потапов), т.е. временем тюркских каганатов, могильник был отнесён затем к V-VI вв. (Киселёв, Кызласов), ко времени, предшествующему первому тюркскому каганату (до 552 г.). Причина неясности датировки могильника — использование его материалов по предварительному сообщению, без источниковедческого анализа, без его полной публикации. Выполнению этих давно назревших задач и посвящена основная часть данной работы, чем и объясняется её источниковедческий характер.
Раскопки могильника, открытого А.Н. Глуховым (псевдоним Л.Н. Глушкова) в 1924 г., были начаты в том же году экспедицией Этнографического отдела Русского музея, руководимой С.И. Руденко, при участии А.Н. Глухова и студентов Б.А. Борнемана и С.П. Суслова, и продолжены в 1925 г. А.Н. Глуховым. В 1924 г. исследовались только могилы, в 1925 г. — могилы и обнаруженные на могильнике оградки. Отчёты поступили в Археологический комитет (Архив ЛОИА, № 20, 1924 и № 206, 1925), коллекции — в упомянутый музей и лишь в послевоенные годы были переданы
(3/4)
Рис. 1. Карта распространения могил поздних кочевников, раскопанных в Горном Алтае.
Типы могил: а — одинцовский; б — берельский; в — кудыргинский; г — катандинский; д — сросткинский; е — часовенногорский; ж — оградки; з — каменные изваяния.
Арабскими цифрами обозначены пункты раскопок.
(4/5)
в Государственный Эрмитаж (ГЭ-4150 и 4389). Материалы из могил вошли в упомянутую статью Руденко и Глухова не полностью, материалы из оградок остались неопубликованными. Незначительность вещей из оградок потребовала продолжения исследования этих памятников. Поэтому мною при содействии С.И.Руденко в 1948 г. были продолжены раскопки могильника Кудыргэ, давшие дополнительные материалы из оградок и могил (Архив ЛОИА, № 60, 1948; ГЭ-2280). Раскопки могильника ещё не закончены, но и добытые результаты представляют большой интерес для изучения далекого прошлого не только Алтая, но и широкой полосы степей. Основным итогом проделанного мною изучения материалов могильника явилось установление разновременности кудыргинских могил. Могильник Кудыргэ, считавшийся ранее памятником одновременным, оказался местом погребения в течение двух периодов — в период тюркского господства (VI-VII вв.) в основной его части и в период монгольского господства (XIII-XIV вв.) в меньшей части (5 могил), причём могилы обоих периодов попали в упомянутую суммарную публикацию. [Прим.: К монгольскому времени относятся некоторые опубликованные раннее вещи (Руденко и Глухов, 1927, рис. 3, справа; 4, 1-3; 6-8; 13; 16, 4; 17, 4-6), не исчерпывающие всех материалов из этой группы могил. В приведенном здесь списке памятников указаны только те могилы, которые можно отнести к тому или иному периоду поздних кочевников (от начала I до начала II тысячелетия н.э.).]
Для определения места кудыргинских могил среди других памятников Алтая были учтены все доступные автору материалы из алтайских раскопок.
Территория предгорий — левого берега р. Оби от р. Чарыш до р. Катунь — и Горного Алтая — в пределах бассейнов pp. Чулышман, Башкаус, Чуи, Катуни, правых притоков pp. Иртыша и Чарыш — издавна привлекала внимание путешественников и археологов.
Первые сведения об этих памятниках относятся к началу XIX в., когда Ледебур при содействии известного культурного деятеля Алтайского горного округа П.К. Фролова раскопал несколько курганов на р. Чарыш (Ledebour, 1829, стр. 230-234, Atlas, табл. 12).
Во второй половине XIX в., значительные работы по изучению алтайских памятников были проделаны В.В. Радловым, вскрывшим в 1865 г. в Горном Алтае ряд поздних погребений. Основное систематическое изучение памятников Алтая произведено советскими археологами как центральных научных учреждений Москвы и Ленинграда (особенно много уделили внимания поздним памятникам Л.А. Евтюхова и С.В. Киселёв), так и местных краеведческих музеев — Бийска (М.Д. Копытов, Д.П. Марков) и Горноалтайска (С.М. Сергеев). Все исследователи применяли современную методику, кроме М.Д. Копытова, обесценившего кладоискательскими раскопками материалы части могильника Сростки I.
К настоящему времени памятники поздних кочевников вскрыты в ряде пунктов Горного Алтая и предгорий, где обнаружены и могилы (рис. 1, а-е), и оградки (рис. 1, ж), и каменные изваяния (рис. 1, з).
А. Горный Алтай
1. Берель — берег р. Бухтармы, в 6 км ниже впадения р. Берели, 3 кургана вскрыл В.В. Радлов в 1865 г., ГИМ-54660 (Zakharov, 1928).
2. Онгудай (Андогайская миссия), 3 оградки вскрыл В.В. Радлов в 1865 г. (Захаров, 1926, стр. 73).
3. Река Табажек. 4 оградки вскрыл В.В. Радлов в 1865 г., ГИМ-54660 (Захаров, 1926, стр. 74 и табл. I, 1, 3).
4. Катанда I, левый берег р. Нижней Катанды, притока р. Катунь. 8 курганов и 4 оградки вскрыл В.В. Радлов в 1865 г., ГИМ-54660 (Zakharov, 1925; Захаров, 1926, стр. 76-80).
(5/6)
5. Катанда II, между реками Верхней и Нижней Катандой, Уймонская степь, 4 кургана и впускные могилы в большом кургане вскрыл В.В. Радлов в 1865 г., ГИМ-54660 (Zakharov, 1925; Захаров, 1926, стр. 81, 100-106); 2 кургана — С.И. Руденко в 1925 г., ГЭ-4390; 5 курганов и впускные могилы в большом кургане вскрыла А.А. Гаврилова в 1954 г., Горноалтайский музей.
6. Река Кара-каба, западный Алтай. 2 оградки вскрыл А.В. Адрианов (1916, стр. 45-49).
7. Кудыргэ, правый берег р. Чулышман. 11 могил вскрыли С.И. Руденко и А.Н. Глухов в 1924 г.; 10 могил и 6 оградок — А.Н. Глухов в 1925 г., ГЭ-4150 и 4389 (Руденко и Глухов, 1927); 5 могил и 9 оградок вскрыла А.А. Гаврилова в 1948 г., ГЭ-2230.
8. Мешейлык, близ ур. Арагол на р. Улаган. 2 оградки вскрыл С.И. Руденко в 1924 г., ГЭ-4243.
9. Сайлюгемская степь. 3 оградки в ур. Бугузун и по одной в ур. Узундаш и на р. Чибит вскрыл А.Н. Глухов в 1924 г., одну на р. Кукури в том же году — С.И. Руденко (Архив ЛОИА, № 126, 1924).
10. Кокса, приток р. Катунь. 3 кургана вскрыл С.И. Руденко в 1925 г., ГЭ-4392.
11. Шибе, на р. Урсул, притоке р. Катунь. 5 курганов вскрыл М.П. Грязнов в 1927 г. (коллекция не сохранилась, есть зарисовки).
12. Кулада, на р. Каракол. 3 оградки вскрыли Л.А. Евтюхова и С.В. Киселёв в 1934 г. (Евтюхова и Киселёв, 1941, стр. 114, 116).
13. Курай I-VII. Серию курганов и оградок вскрыли Л.А. Евтюхова и С.В. Киселёв в 1935 г., ГИМ-78209 (Евтюхова и Киселёв, 1941, стр. 92 сл.): Курай I — 1 курган (там же, стр. 93) и 5 оградок (там же, стр. 116—117); Курай II — 3 кургана (там же, стр. 93—94 и рис. 13—15, 17, 18) и 1 каменная площадка (там же, стр. 114, 116); Курай III — 3 кургана (там же, стр. 92, 97 и рис. 16, 19, 20, 27-35); Курай IV -- 3 кургана (там же, стр. 93, 103—113, табл. I, III, А и рис. 36—64) и 1 каменная площадка (там же, стр. 114, 116); Курай V — 1 курган (Киселёв, 1951, стр. 530 и табл. XLVIII, 2); Курай VI — 2 кургана (Евтюхова и Киселёв, 1941, стр. 93, 100—103 и рис. 23—26); Курай VII — 1 курган (Киселёв, 1951, стр. 530).
14. Туэкта (Туяхта). 4 могилы вскрыли А.П. Марков и С.М. Сергеев в 1935 г. Горноалтайский музей; 9 курганов и 1 оградку вскрыли Л.А. Евтюхова и С.В. Киселёв в 1937 г., ГИМ-79601 (Евтюхова и Киселёв, 1941, стр. 93—95, 113—114, табл. II, III, Б, и рис. 65—68 (курганы), стр. 93 (оградка); Киселёв, 1951, стр. 530 сл., табл. LI, LII, 2, 3, 5, 7).
15. Курота I. 3 кургана вскрыли Л.А. Евтюхова и С.В. Киселёв в 1937 г., ГИМ-79601 (Киселёв, 1951, стр. 530 сл.).
16. Пазырык, близ р. Улаган, притока р. Башкаус, 2 оградки раскопал С.И. Руденко в 1924 г.; впускные могилы в курганах 5 и 6 вскрыли С.И. Руденко и А.А. Гаврилова в 1949 г. ГЭ-1687 и 2063.
17. Яконур, истоки р. Чарыш, 5 курганов и 2 оградки вскрыл М.П. Грязнов в 1939 г., ГЭ-1554 (Грязнов, 1940, стр. 18-21).
Б. Предгорья Алтая
18. Сростки I, село близ г. Бийска. Вещи из 26 могил собрал М.Д. Копытов в 1925 г., Бийский музей (Zakharov, 1934; Киселёв, 1951, табл. LVIII); 11 курганов вскрыла М.Н. Комарова в 1925 г., ГЭ-4381 (Грязнов, 1930, стр. 9 и рис. 143—170); 6 курганов вскрыл С.М. Сергеев в 1930 г., ГЭ-1285.
19. Красноярское I, на р. Змеевке. 3 кургана вскрыли М.Д. Копытов и С.М. Сергеев в 1929 г., Бийский музей; 2 впускные могилы вскрыл С.М. Сергеев в 1930 г., ГЭ-1284.
(6/7)
В этот список не вошли теленгетские могилы, выходящие за рамки данной работы. Остались не учтёнными и коллекции ряда краеведческих музеев (Барнаульского, Томского и др.). Но и приведенные здесь из 19 пунктов памятники, объединяющие около сотни могил и около полусотни оградок и площадок, дают значительный материал для сопоставления с кудыргинскими могилами и оградками. По ходу исследования этот материал неоднократно обобщался, с необходимыми для этой цели периодизациями.
Естественным продолжением источниковедческого анализа могильника Кудыргэ явилось определение места двух упомянутых групп кудыргинских могил тюркского и монгольского времени среди других памятников Саяно-Алтая, потребовавшее уточнения и дополнения имеющихся периодизаций алтайских могил (Грязнов, 1930; Киселёв, 1951), что явилось второй задачей данной работы. При этом ввиду спорности ряда имеющихся датировок основное внимание уделено относительной хронологии позднекочевнических могил как наиболее прочной базы для абсолютной хронологии. Поэтому в данной работе детально рассматривается материал не только из кудыргинских могил, но и ряда других памятников Саяно-Алтая, типичных для каждой из описанных групп, в том числе могилы, датируемые монетами.
Могильник Кудыргэ публикуется почти полностью, несмотря на значительные утраты вещей. За время войны 1941-1945 гг. Музей этнографии при бомбёжке лишился части материалов могильника: утрачены вещи, снятые с экспозиции, в том числе известный валун с рисунком, вещи плохой сохранности, выделенные в изолятор, и полевая документация. К счастью, большая часть утраченных вещей была зарисована мною до войны, а копия дневника раскопок 1925 г., сохранившаяся у Л.Н. Глушкова, как и «эстампаж» рисунка на валуне были предоставлены в моё распоряжение. Это позволило воспроизвести на публикуемых здесь таблицах рисунки почти всех вещей, в том числе и валуна, на котором лишь очертания камня пришлось сделать по памяти. Определить сохранившиеся незаинвентаризированные вещи из оградок позволили список, приложенный к описи № 4389, и полевые номера могил на некоторых вещах. Соответствующие им номера оградок установлены по упомянутой копии дневника Л.Н. Глушкова. Для других групп могил мы ограничились публикацией характерных памятников, особенно с монетами, при этом установлены отличия одной группы от другой как хронологические, так иногда и этнические и учтены памятники алтайского типа вне Алтая. К настоящему времени такие памятники известны на Верхней Оби, среднем Енисее, в Туве, Монголии, Средней Азии, Казахстане и Подунавье.
И, наконец, третьей задачей данной работы явилось рассмотрение в свете археологических данных имеющихся этнических определений населения могил.
Основная трудность при использовании археологических материалов из позднекочевнических могил в качестве исторического источника — неясность их этнической принадлежности. А.Н. Бернштам, а затем Л.П. Потапов все алтайские памятники тюркского времени приписали тюркам, применяя это название не в этническом, а политическом значении, но такое толкование далеко стоит от конкретной истории племён. Ближе подошёл к решению этой задачи С.В. Киселёв. Он противопоставил тюркам-тугю, известным по памятникам орхонским, местное алтайское племя теле (тйелэ), приписав ему все алтайские могилы тюркского времени (VI-VIII вв.). Но разноплеменность населения Алтая, отраженная для древнего населения в письменных источниках, осталась не выявленной. На данном этапе исследования можно установить лишь разные традиции в культуре, объясняющиеся не хронологическими, а этническими причинами, отражающими судьбы населения Алтая в разные периоды его истории. По вопросу об этнической разнородности древнего населения Алтая здесь высказаны лишь некоторые гипотезы, основанные на сопоставлении алтайских памятников с орхонскими и на ретроспективном взгляде на древние племена
(7/8)
в свете изучения языка, антропологического типа и некоторых обычаев современных племён.
Данная работа — одна из начальных стадий изучения могильника Кудыргэ, ещё ожидающего доследования. Только планомерными раскопками на Алтае может быть создана более полная картина жизни далеких предков современных алтайских племён.
Использованную литературу можно установить по приведённому списку литературы и принятым сокращениям: издания, упомянутые по условным сокращениям, в список литературы не помещены. Рисунки утраченных вещей выполнены в линейных контурах, в отличие от сохранившихся вещей, выполненных объёмно, за исключением роговой облицовки луки, но в этом случае прилагается, кроме контурного рисунка, её фотоснимок. Пользуюсь случаем выразить благодарность художнику Е.С. Матвееву за выполненные им рисунки вещей из могильника Кудыргэ и других памятников Алтая.
|