Л.К. Галанина

Скифские древности Северного Кавказа
в собрании Эрмитажа.

Келермесские курганы.

// СПб: Изд-во Гос. Эрмитажа. 2006. 80 с. (Коллекции Эрмитажа)
ISBN 5-93572-185-6

Трофеи, подарки, приобретения.

Скиф, убив первого врага, пьёт его кровь. Сколько человек он убьёт в битве — головы их он приносит царю. Если он принесёт голову, то получит долю в добыче, которую захватят, если же не принесёт — не получит.

Геродот, IV, 64.

Отвага и воинская доблесть почитались главными добродетелями в скифском обществе. Однако военная героика стимулировалась не только общественным признанием. Немалую роль играло и материальное поощрение в виде трофеев, захваченных во время междуусобных стычек, набегов на соседние племена и в далёких завоевательных походах.

Среди келермесских древностей, наиболее отчётливо отражающих переднеазиатский этап в жизни скифских воинов, выделяются предметы роскоши, характерные для обихода древневосточных владык. Таковы золотые украшения подлокотников трона с эффектными вставками из красного янтаря, орнаментами из зерни, чеканными головками мака, мордами львов и баранов, у которых глаза, уши и другие детали проработаны тончайшей гравировкой (ил. 79).

Вероятно, с этих или подобных им ближневосточных изделий были скопированы такие же, но менее изящные головки баранов на концах скифской колчанной застёжки, сделанной из бронзы в технике литья по восковой модели и облицованной затем золотой фольгой (ил. 78).

К декоративным деталям сиденья парадного табурета ассиро-вавилонского типа относится пара золотых львиных головок превосходной чеканной работы (ил. 80, 81).

Несовместимость дворцовой мебели с кочевым образом жизни более чем очевидна. Поэтому остаётся предположить, что эти необычные для скифской культуры вещи были либо военными трофеями скифских вождей, либо подарками восточных правителей. Как не вспомнить в связи с этим рассказ Геродота о египетском фараоне Псамметихе, которому только богатыми дарами удалось откупиться от нашествия скифов, чтобы спасти своё царство от разорения (Геродот, I, 15).

К редким для скифских памятников находкам относится древневосточный скипетр. От этого символа власти сохранился только серебряный позолоченный наконечник (ил. 82), обнаруженный внутри одного из двух бронзовых шлемов, лежавших на ступеньке грабительской ямы в кургане №2, исследованном Н.И. Веселовским.

Богатство и пышность дворов восточных правителей пришлись по вкусу скифской аристократии, нажившейся на грабеже переднеазиатских народов. Именно с этого времени в отделке царского оружия, костюма и конской сбруи предпочтение начинают отдавать золоту, которое благодаря своей долговечности ассоциировалось у людей с представлением о бессмертии и всемогуществе.

Ил. 80, 81. Детали парадного табурета — золотые головки львов.

(Открыть Илл. 80-81 в новом окне)

Парадные одеяния знати расшивались сотнями золотых бляшек, которые, судя по келермесским находкам, имели вид гладких пуговок или розеток (ил. 18). Шею обрамляли гривны — атрибуты лиц аристократического происхождения. К сожалению, единственный предмет такого рода среди келермесских находок — золотой витой обруч с несомкнутыми концами — был варварски переплавлен Д.Г. Шульцем в слиток весом 400 г и известен нам только по небрежно сделанному им карандашному наброску.

Особо высокий ранг погребённых в Келермесских курганах подчёркивают три уникальные золотые диадемы — престижные, необычные для скифской культуры украшения.

Несмотря на разницу в декоративном оформлении, все они восходят к типу традиционных для Ближнего Востока ленточных диадем с солярными эмблемами в виде розеток. Как показывает изобразительный материал, такие царские регалии носились поверх головных уборов, наподобие хеттских и ассирийских тиар. Нередко, как, например, на тиарах ассирийских царей, налобную часть тиары обрамлял широкий золотой венец с розетками, выше которого располагались более узкие и более короткие золотые ленты.

Мы уже знаем, что из двух разновеликих диадем, найденных в Келермесском кургане №1, одна, по сведениям Шульца, красовалась на бронзовом шлеме. Некоторые исследователи сомневаются в правдивости этого утверждения. Однако вряд ли случайно совпадение размеров роскошного золотого венца и бронзового наголовья. Можно также вспомнить хорошо известные изображения богини Афины в шлеме с диадемой и другие примеры подобного рода.

Украшавшая скифский шлем диадема с цветами и птицами отличается богатством художественных форм и декоративных приёмов, характерных для произведений переднеазиатской торевтики (ил. 20, 21). Мастер в равной степени хорошо владел техникой тиснения, зерни и цветной инкрустации. Фигурки хищных птиц на диадеме иконографически и стилистически решены в древневосточном духе. По-видимому, благодаря изделиям наподобие келермесской диадемы скифы познакомились с переднеазиатским по своему происхождению образом хищной птицы с повёрнутой в профиль головой, раскрытыми крыльями и распущенным хвостом. В стилистически переработанном виде этот мотив пользовался большой популярностью в сюжетном репертуаре скифского искусства 7-5 веков до н.э. Профильные же изображения сидящей птицы, которые

(59/60)

Ил. 82. Серебряный позолоченный наконечник скипетра.

(Открыть Илл. 82 в новом окне)

также представлены на диадеме, появились в скифском зверином стиле значительно позже и явно из другого источника.

Вторая золотая диадема из того же комплекса имеет чисто древневосточный облик (ил. 19). Абсолютно тот же тип — узкая лента с бортиками по краям и спирально закрученными петлями на концах, но декорированная не пятилепестковыми цветками с гнёздами для вставок, а розетками с цветной инкрустацией, найдена в знаменитом скифском погребении 7 века до н.э. близ местечка Зивие в Иранском Курдистане. Некоторые исследователи считают её маннейским изделием с ассирийским влиянием.

С ассирийской изобразительной традицией связано и композиционное решение келермесской диадемы. Орнаментальную схему в виде розеток, отделённых друг от друга вертикальными линиями, можно увидеть на диадеме Ашшурнасирпала II, изображённого на рельефе из Нимруда. Розетками в рамках из горошин украшены одежды Ашшурбанипала и его приближённых, запечатлённых в хорошо известных сценах охоты на дворцовом рельефе из ассирийской столицы Ниневии.

Великолепна третья золотая диадема из Келермесских курганов, украшенная каплевидными подвесками, свисающими на цепочках бараньими головками и накладными розетками, лепестки которых были заполнены голубой эмалью (ил. 14, 83). Возвышающаяся над центром ленты объёмная головка орлиного грифона со спиральными «локонами» на длинной шее и филигранными чешуйками, имитирующими оперение, подчёркивает особый, ритуальный, характер диадемы. Со времён ближневосточных походов скифов этот исконно месопотамский фантастический персонаж, обладавший телом крылатого льва и головой ушастой хищной птицы, прочно вошёл в систему мифологических представлений евразийских кочевников.

Эта келермесская диадема выполнена в традициях ионийской школы восточногреческой торевтики. По общим пропорциям, рисунку изгиба шеи и деталям головы грифон на диадеме напоминает головы грифонов на греческих бронзовых котлах-треножниках второй половины 7 века до н.э., найденных на о. Самос.

Интересно, что подобный иконографический тип греческого архаического грифона, но переданный в обобщённой скифской манере, представлен на бронзовых культовых навершиях, найденных вместе с золотой диадемой (ил. 84). По изображению треугольного глаза, трактованного в виде углублённого гнезда, окаймлённого рубчатым ободком, голову грифона на диадеме можно сопоставить с львиными мордами на деталях древневосточного трона (ил. 79). Сходство между такими разными предметами проявляется также в расцвечивании лепестков розеток голубыми эмалями и типе объёмных бараньих головок. Напомним, что аналогичными головками завершаются и концы парадной скифской застёжки от горита (ил. 78).

Уникальным произведением ионийского художественного творчества является серебряное дисковидное зеркало, оборотная сторона которого покрыта электровыми пластинками (электр — сплав золота с серебром), сплошь заполненными рисунками, сделанными с помощью стиля в технике металлопластики (ил. 85). В центре диска сохранились остатки сломанной ещё в древности ручки-петельки, обрамлённой в основании розеткой. Главным персонажем многофигурной композиции выступает крылатая женская фигура с пантерами в руках — обычными спутницами великой малоазийской богини Кибелы, владычицы зверей и людей. Ок-

(60/61)

ружают богиню фантастические сфинксы и грифоны, а также львы, медведь, лиса и иные обитатели подвластного ей царства.

В иконографии антропоморфных и зооморфных образов, способе передачи шерсти мелкими насечками и в других стилистических приёмах отчётливо проступают черты, свойственные греко-восточному искусству. Между тем, тип самого зеркала и отдельные мотивы — стоящая пантера с кольчатыми лапами, баран с поджатыми ногами — явно скифского происхождения. Да и малоазийская Кибела по своей сути во многом напоминала скифскую Аргимпасу, божество плодородия животного и человеческого мира. Месопотамская по своим истокам сцена борьбы льва с быком, навеянная сменой созвездий с теми же названиями и символизировавшая весеннее возрождение природы, также была понятна скифам, которые, как и все восточно-иранские племена, отмечали весенний новогодний праздник Навруз.

Судя по археологическим и этнографическим материалам, зеркало в первобытном сознании ассоциировалось с солнцем и наделялось магической силой содействовать плодородию, отражать всё сущее, угадывать прошлое и настоящее. Отсюда важная роль зеркал в гаданиях, свадебных и других обрядах. Волшебные свойства зеркал ещё более усиливались нанесёнными на них изобразительными знаками. Хотя конкретное содержание келермесской композиции остается пока не ясным, совершенно очевидно, что чужеземный мастер попытался отразить в ней скифские религиозно-мифологические представления, воплотив их в привычных для него восточно-греческих изобразительных формах.

(61/62)

Почти «интернациональный» характер имеет набор посуды из Келермесских курганов. Наряду с глиняными лепными горшками меотской работы (ил. 86) здесь представлены бронзовые, серебряные и золотые сосуды, доставленные из разных мест.

Бронзовая клёпаная ситула — ведёрко, а также сосуд, от которого уцелела только своеобразная зооморфная ручка, относятся к числу изделий, производившихся в массовых количествах в 8-7 веках до н.э. в горных районах Центрального Кавказа (ил. 87, 88). Оттуда они экспортировались как на юг в Закавказье, так и на север, проделывая длинный путь через северокавказские предгорья и равнины в северопонтийскую Скифию.

Бронзовые литые котлы на высоких ножках с фигурками козлов, служившими ручками, как нельзя лучше отвечали условиям кочевого быта (ил. 23). По свидетельству Геродота, в котлах туземного производства, похожих на лесбосские кратеры, только значительно больших размеров, скифы варили мясо жертвенных животных. И, действительно, во многих котлах, обнаруженных при раскопках в погребениях, сохранились кости баранов, лошадей и другие остатки мясной пиши.

Специфически скифскими ритуальными сосудами служили деревянные чаши, от которых в погребениях сохранились только золотые оковки, прибивавшиеся гвоздиками к венчикам.

Из двух найденных вместе серебряных ритонов, которые дошли до нас в отдельных фрагментах, один был орнаментирован изображением Великой богини с пантерами в руках, кентавра Хирона, фигурами страусов, оленя и других животных (ил. 89). В стилистическом отношении этот сосуд идентичен серебряному зеркалу (ил. 85), что позволяет видеть в них изделия одного греко-ионийского мастера.

Ритоны играли важную роль в религиозных обрядах скифов. На каменных изваяниях, изображающих легендарного родоначальника скифов Таргитая, который представлялся в виде могучего вождя с мечом, луком и другим оружием, нередко можно видеть зажатый в его руке ритон — атрибут жреческих функций скифских царей.

Ритоны использовались в различного рода жертвоприношениях, посвящённых божествам. Они употреблялись также при совершении обряда побратимства, широко распространённого в скифской среде, где превыше всего ценились храбрость, верность и чувство товарищества.

Лица, не принадлежащие к одному роду или племени, могли навечно скрепить свою дружбу кровавой клятвой на верность. По сообщениям Геродота и Лукиана, вступающие в союз делали надрез на пальцах и окропляли своей кровью вино в сосуде. Затем в сосуд погружали меч, секиру, стрелы и копьё. Завершалось это священнодействие произнесением магических заклинаний и совместным осушением сосуда с культовым напитком (ил. 90).

Лукиан отмечал, что в союзы дозволялось вступать не более чем трём лицам, потому что, по убеждению скифов, «дружба... человека, разделённая между многими, уже не может быть столь прочной» (Лукиан. Токсарид, или Дружба, 37).

К категории культовых сосудов относятся и две золотые чаши (ил. 22), которые лишь по счастливой случайности не разделили участь других, проданных Д.Г. Шульцем и переплавленных по его настоянию, вещей. Наиболее интересны полусферическая фиала, орнаментированная снаружи тремя рядами чеканных изображений (ил. 91, 92). Вверху представлена вереница бегущих, словно чем-то испуганных страусов — популярнейших

(64/65)

Ил. 89. Серебряный ритон в форме рога с гравированными изображениями.

(Открыть Илл. 89 в новом окне)

персонажей ассирийского искусства, и особенно произведений глиптики — резных печатей. Под ними развёртываются сцены борьбы зверей, где волк преследует козу, а лев терзает козла. Ниже показаны лежащие олени, козлы и тур, а на дне сосуда помещена розетка — символ животворящего Солнца.

Ил. 90. Золотая бляшка с изображением двух скифов пьющих из одного ритона — сцена побратимства. Курган Солоха. Приднепровье. 4 в до н.э.

(Открыть Илл. 90 в новом окне)

Сухая натуралистическая трактовка тел животных, у которых нарочито подчёркнуты рёбра, шерсть, мускулы и другие анатомические детали, выдаёт руку мастера — приверженца ассирийской художественной манеры. Судя по приёмам стилизации фигуры льва, пожирающего козла, которые характерны для изобразительного канона времён ассирийского царя Ашшурбанипала, золотая чаша была изготовлена в 669-633/27 годах до н.э. Подбор сюжетов для её украшения показывает, что художник в меру своих сил и возможностей ориентировался на вкусы скифов. Однако чисто скифские элементы здесь отсутствуют. Даже такой классически скифский образ, как лежащий олень, представлен словно со снятой шкурой, в так называемой скелетной манере.

(65/66)

наверх