главная страница / библиотека / оглавление статьи / обновления библиотеки

Л.А. Евтюхова, С.В. Киселёв

Чаа-тас у села Копёны

// Тр. ГИМ, вып. XI. Сборник статей по археологии СССР. М., ГИМ, 1940. С. 21-54.

[0] [ Введение ] — 21-22

[1] Енисейские кыргызы. — 22-26

[2] Раскопки курганов Чаа-таса. — 26-35, план, рис. 1-13

[3] Тайники. — 35-42, рис. 14-44

[4] Сосуды и рельефы. — 42-53, рис. 45-53

[5] [ Заключение ] — 53-54, рис. 55

[6] [ Таблицы I-VIII ]вклейка

Енисейские кыргызы

 

Область основного расселения кыргызских племён — среднее течение реки Енисея, так называемая «Минусинская котловина», представляет собой одно из благоприятнейших для жизни мест Южной Сибири. Окружённая со всех сторон горами Алтая, Кузнецкого Алатау и Саян, эта котловина-плоскогорье отличается сравнительно мягким климатом, большой солнечностью и вместе с тем достаточными осадками. Её могучий чернозём и сейчас считается лучшим на Востоке. Более тяжёлые почвы также плодородны, но требуют искусственного полива. Реки, прорезающие этот край (главные — Енисей и его притоки: Абакан с Уйбатом, Туба с Амылом, Сыда, Сисим, Тесь, Ерба, Оя и др.) до сих пор изобилуют рыбой. Боровые и горно-таёжные чащи наполнены птицей и зверем. Различные ископаемые, и прежде всего медь, олово, железо, золото и серебро, часто в весьма доступных месторождениях встречаются в очень многих местах. Всё это, а также своеобразная изолированность Минусинской котловины, обусловило весьма раннее её заселение к быстрое развитие в бронзовом и начале железного века.

 

В итоге этого развития к концу так называемой тагарской «скифо-образной» эпохи в III-II вв. до нашей эры замечаются признаки внутренних изменений под влиянием выросшей производительности. Появляются отдельные богатые родовые усыпальницы, прикрытые огромными курганами (до 0,3 км окружностью).

 

Впервые намечающаяся здесь внутриплеменная дифференциация в дальнейшем в «таштыкское» время (II в.до н.э. — IV в. нашей эры) особенно усиливается. В этом отношении, весьма показательны результаты исследования «таштыкских» могильников, особенно в 1936-1938 гг. на Уйбате. Наиболее яркими являются немногочисленные усыпальницы знати; это обширные (10х10 м) подземные деревянные камеры. Остатки сожжённых сородичей уложены в особых свитых из трав гнёздах. На них терракотовые маски — слепки лица покойных. Вокруг масса украшений, очень много золота, которым украшены даже древки стрел. Здесь же лежат аристократические значки и среди них — церемониальные зонты китайского образца. Об обилии погребальной жертвы можно судить хотя бы по тому, что в одной из усыпальниц собрано свыше пятисот астрагалов барана, коровы и лошади. Изображения животных и здесь продолжают украшать различные вещи знати. Таштыкское искусство и другие стороны культуры сближаются с гуннскими и сарматскими. Ближайшие же аналогии минусинским «таштыкским» находкам мы видим на Алтае в больших каменных курганах типа Пазырык-Катанда, также во многом сближающихся с гуннскими памятниками Северной Монголии.

 

В могилах таштыкской знати постоянно находим наряду с останками, прикрытыми маской, кучки жжёных костей каких-то людей, не

(22/23)

удостоенных этого ритуала; нет около них и вещей. Повидимому, это рабы, сопровождающие своих господ в «потусторонний мир». Особенно много их останков около входа и в самом дромосе. Они являлись той внеобщинной силой, на которой могло держаться хозяйство знати. Иную картину представляют массовые таштыкские могильники. Наиболее хорошо сохранившийся Оглахтинский особенно подчеркивает своеобразный «деревенский» характер быта оставившего его населения. Небольшой рубленый дом-склеп, наполненный берестяной и деревянной посудой (бочками, плошками, ковшами), деревянные идольчики — пенаты семьи, хлеб, которым обсыпан покойник (далеко не всегда сжигавшийся),— всё это воссоздаёт картину быта рядового земледельца. Далеко не всегда он имеет даже оружие.

 

Население Минусинской котловины в таштыкскую эпоху оказывается сложным по общественной организации. От первобытно-общинной массы резко отличаются своим воинственным бытом, богатством и собственным хозяйством представители знатных родов. Их окружают зависимые от них родственники и рабы.

 

Политическая сложность соответствует социальной. Постоянные военные столкновения племен и знатных родов из-за угодий и имущества приводят к перетасовке населения и инфильтрации новых этнических элементов. Это является причиной сложения в Минусинской котловине кыргыз, или по-китайски хягяс, которые в VII-IX вв. уже очень близки к современному населению Хакассии и Тувинской Народной Республики. Смешанность населения таштыкской эпохи отразили погребальные маски, изображающие то лица древнесибирских европеоидов — основного физического типа этих мест ещё в бронзовом веке, то новые, монголоидные. Процесс образования кыргызского древнехакасского народа отражён и письменными сообщениями. Называя древнее население Минусинской котловины дин-лин, китайская летопись считает хягясов-кыргызов происшедшими от дин-лин, смешавшихся с гянь-гунь и тюрками Алтая. Характерно, что описывая хягясов-кыргызов, китайцы присваивают им внешний вид дин-лин: «рыжие волосы, румяное лицо и голубые глаза». Об устойчивости этих особенностей у кыргызов даже в XIII в. говорит ибн-Мукаффа, отмечая «красные волосы и белую кожу». В.В. Бартольд дополнил эти данные основанным на исторических данных и анализе языка выводом, что значительная часть кыргызов являлась отуреченными енисейскими остяками. Местное формирование кыргызов подтверждает весь облик их материальной культуры, тесно связанной с древними культурами Минусинской котловины. Такой процесс формирования кыргыз на среднем Енисее — не единичное явление в Саяно-Алтайской горной стране. Совершенно аналогичную картину мы наблюдаем и на Алтае, где на близкой к таштыкской основе культуры Пазырык-Катанда к VI в. складываются алтайские тюрки (китайские туг'ю), основатели обширного государства, с территорией от Б. Хингана на востоке до Аму-Дарьи на западе и от Саяно-Алтая на севере до Великой Стены на юге. Если при этом учесть тюркоязычность кыргызов, то придется признать, что их формирование явилось частью более широкого этногонического процесса сложения тюркских народностей Саяно-Алтая.

 

Эту общность подчёркивает и сохраненная китайской летописью местная легенда о происхождении алтайских тюрок-туг'ю. Они происходят от одного из сыновей легендарного богатыря Ичжи-Нишиду. Этого сына звали На-ду-лу, и жил он в Чуйских горах Южного Алтая. Рядом с ним на реке Чуе жил другой брат. Третий стал родоначальником со-

(23/24)

временных алтайцев-лебединцев (Ку-кижи). Наконец, четвёртый «царствовал под именем Цегу (искаженное кыргыз) между реками А-бу (Абаканом) и Гянь (Кемом-Енисеем)», т.е. как раз в исконных землях кыргызов. Ранняя история кыргызов должна поэтому рассматриваться не изолированно, но в связи с событиями в Центральной Азии [7].

 

Взаимоотношения Центральной Азии и енисейских кыргызов в рассматриваемую эпоху их формирования неясны. После полулегендарных сообщений о вхождении енисейских племён таштыкского времени в орбиту державы гуннов, что подкрепляется и совпадениями в материальной культуре, мы узнаём о кыргызах в Центральной Азии только с образованием каганата орхонских тюрок, основание которому положили алтайские племена в VI в. нашей эры. Это огромное государство в VII в. распалось на две части. Кыргызы много терпели от восточного каганата тюрок, имевшего центр на р. Орхоне. Известен ряд походов орхонских тюрок на Енисей. В 699-700 гг. они «завели порядок (!) в немногочисленном народе кыргызов» [8]. В 711 г. они также «кыргызского кагана убили и эль его покорили» [9]. Однако завоеватели вынуждены были и отступать. Один военачальник кыргызского народа Ач вспоминает, как «войско тюркского шада мы уронили» [10]. Хан кыргызов был самым опасным: врагом восточных тюрок. Он был активным членом военного союза, образовавшегося в конце VII в. против восточно-тюркского кагана в составе каганов кыргыз и западных тюрок и китайского императора.

 

После радения государства тюрок в 758 г. и перехода власти к уйгурам кыргызы защищали свою землю от новых властителей Ц. Азии. Несмотря на ряд тяжелых поражений во втором десятилетии IX в., кыргызы в 840 г. разгромили столицу уйгур на р. Орхоне и убили их хана. Власть над Центральной Азией попала в руки кыргызских каганов. Даже ставка их была перенесена на Орхон. Однако усилившиеся на Дальнем Востоке кара-китаи, или кидане, в самом начале X в. вытеснили кыргыз из Монголии. В XI и XII вв. кыргызы живут только на Енисее, в своей исконной стране. В 1208 г. они подчиняются Чингисхану и за проявленную непокорность в 1218 г. подвергаются разгрому, от которого не могут оправиться. В XVII в. русские казаки застают на Енисее лишь слабые княжества кыргызов-кочевников, утративших прежнюю высокую культуру.

 

В эпоху расцвета, в VII-X вв., высота развития культуры являлась основой внешне-политических успехов кыргыз. Знанием её особенностей мы обязаны археологии и енисейской эпиграфике.

 

Летопись китайской династии Тан так рисует хозяйство хакасов-кыргызов этого периода: «сеют просо, ячмень, пшеницу и гималайский ячмень... муку мелют ручными мельницами... нет ни плодов древесных, ни овоща огородного... лошади плотны и рослы. Есть верблюды и коровы, но более коров и овец». Археологические находки указывают на существенное изменение в технике земледелия. С V-VI вв. кыргызы начали обрабатывать землю конными сохами и вывезенными из Китая

(24/25)

плугами с отвалом. Зернотёрки были заменены ручными мельницами с вращающимися жерновами. Производительность размола возросла в 5-6 раз. Был освоен ряд засушливых районов, где построена новая сеть орошения. Её остатки видны в ряде мест Минусинской котловины и в Туве. То же подтверждают находки кыргызских земледельческих орудий в засушливых районах. Ещё более усилилась богатая родовая знать. Её представители, согласно Тан-шу, имели по нескольку тысяч голов скота. Это подтверждают и местные надписи. Стела, стоявшая в Кайбальской степи, рассказывает, что у бэга Уры «на земле снабжённые тамгой (т.е. собственные, клеймёные) табуны лошадей были бесчисленны... в сумах находившееся имущество было бесчисленно, как чёрные волосы» [11]. В таком владельческом хозяйстве работали главным образом рабы. Тан-шу сообщает, что хакасы отправлялись в таёжные районы современной Карагассии к местным племенам и добавляет: «хакасы ловят их и употребляют в работу». Указаний на обслуживание хозяйств знати рядовыми общинниками-кыргызами нет.

 

Не менее чем сельское хозяйство в V-Х вв. развились и ремёсла, в первую очередь железообрабатывающее, кузнечное. Минусинский музей исследовал многочисленные остатки кыргызских мастерских с сыродутными горнами. Непрерывна цепь кузниц и плавилен вдоль всех важнейших рек Минусинской котловины. Кузнецы и другие ремесленники сосредоточивались и в городах, имена которых сохранила летопись. Археологи их пока не исследовали.

 

Качество изделий кузнецов было весьма высоко. По словам китайцев, железное оружие кыргызских мастеров было так остро, что могло пронзить кожу носорога. Поэтому оно было широко распространено в Северной Азии и даже принималось императорским двором Китая.

 

Кыргызские оружейники делали брони. Серебряных и золотых дел мастера ковали, чеканили и отливали прекрасные хакасские серебряные и золотые кубки, чаши, стремена, украшения сбруйные и личные. С этой отраслью ремесла, а также с художниками мы ещё познакомимся ближе по материалам Чаа-таса в Копёнах. Ремесленные приёмы проникли у кыргызов даже в гончарное дело, где применялся круг. Одна из уйбатских надписей сохранила нам сведения ещё об одном ремесле, о каменотёсах и резчиках орхоно-енисейского алфавита, «сыновьях искусных людей», наследственно владевших тайной своего ремесла. Сложное хозяйство, особенно ремесло кыргызов, ориентировалось на обмен и его развивало. Недаром кыргызские стрелы так широко распространены по Сибири и Монголии. Развитие обмена подтверждают китайские и мусульманские писатели. Обмен с Китаем установлен и археологически — большим количеством находок китайских металлических изделий (плуги, бронзовые зеркала, украшения) и китайских монет, особенно Танской династии. Из страны арабов Даши к кыргызам каждые три года приходил караван из 20 верблюдов, нагруженных вышитыми золотом шёлковыми тканями. Приходили на Енисей и купцы из Тибета, от уйгур, из городов Кучи и Бешбалыка, куда в свою очередь ездили кыргызы. Они продавали пушнину, металлические изделия и золото. В IX в. к этому прибавились мускус, берёзовое дерево и моржовая кость.

 

Развитые экономические и социальные отношения способствовали распространению у кыргызов письменности той же системы, как и у

(25/26)

орхонских тюрок. Надписи, делавшиеся этим алфавитом, служат драгоценнейшим источником для истории кыргызов. По религии кыргызы были шаманистами; с IX в. стал распространяться ислам.

 

Сложен и социальный состав кыргызских племён. Массы земледельцев и скотоводов, их богатая знать и рабы этой знати — вот три основные группы. Быт первых был весьма скромен; народ «будун» не находился ещё в зависимости от своей знати, и если кыргызские ханы и бэги изредка и называли себя владельцами, то только земли. Нигде не говорится о владении народом. Наоборот, народ знатью всячески восхваляется («превосходный народ, большой могучий народ») к выступает как самостоятельная сила наряду с ханом и аристократическим родом «элем». Попытки же элей наложить руку на народ у кыргыз (как и у орхонских тюрок) приводил к восстаниям. Повидимому, восстания и имеет в виду хвастливый кыргызский богатырь Эрен-Улуг, когда ставит себе в заслугу, что при нём «народ Большар не жил в возбуждении» [12].

 

Что же представляет собой «эль», противопоставляющийся в надписях «народу»? Из енисейских надписей видно, что элем называется то вся знать кыргызов в целом, то знатный род того или иного бэга, таркана, кагана. Их главные заботы сосредоточиваются вокруг своего эля. Основное богатство элей составляли стада, добыча и рабы, руками которых велось хозяйство крупной знати. Стремление как можно больше награбить и окружить себя роскошью постоянно отражается в надписях. Однако до раскопок на Чаа-тасе в Копёнах не было источников для воссоздания традиций, вкусов и культурных связей верхов кыргызского народа.

 

Стремление к добыче не было единственным побудителем воинственности кыргызской знати. Резкая имущественная дифференциация особенно чётко видна при анализе погребений типа Чаа-тас. Попытками прибрать «свой превосходный народ» к рукам аристократия не могла не вызывать его «возбуждений». Тогда война из средства простого обогащения превращалась в средство ослабления противоречий между знатью и народом. Патриархально-родовая традиция давала возможность аристократии широко вовлекать массы в свои военные предприятия. Это делало их особенно страшными для тех, против кого они направлялись. Внутренние противоречия, временно замирая, с каждым новым походом, с каждой новой добычей, львиная доля которой попадала знати, получали новый материал для развития. Иногда в интересах классовой стратегии бэгам выгодней было возглавлять движение массы против кагана, если тот посягал на древнюю независимость племён. Но, устранив такого кагана, знать вновь должна была обеспечить политику войны.

 

Только встреча с аналогичной, но более мощной организацией монгольской знати, возглавляемой Чингисханом, оказалась для кыргызов роковой.

 


 

[7] Аристов, Заметки об этническом составе тюркских племён и народностей и сведения об их численности. «Живая Старина», кн. III. 1896 г.

[8] Из надписи у могилы принца орхонских тюрок Кюль-Тегина (685-731 гг.) на р. Орхоне (МНР), см. П.Н. Мелиоранский. Памятник в честь Кюль-Тегина, ЗВОРАО, т. XII, стр. 69.

[9] Там же, стр. 73.

[10] С.В. Киселёв, «Неизданные енисейские надписи» (ВДИ, 1939, № 3, стр. 127).

[11] Radloff. W. «Die Alttürkischen Inschriften der Mongolei», Dritte Lieferung. SPb., 1895 г.

[12] Radloff W. «Die Alttürkischen Inschriften der Mongolei», Dritte Lieferung. SPb., 1895 г.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / оглавление статьи / обновления библиотеки