главная страница / библиотека / обновления библиотеки

Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия. Красноярск: 2005. Д.В. Черемисин

К семантике «рогатых лошадей» пазырыкских курганов.

// Археология Южной Сибири: идеи, методы, открытия. Сборник докладов международной научной конференции, посвящённой 100-летию со дня рождения С.В. Киселёва, г. Минусинск. Красноярск: 2005. С. 204-206.

 

Изображения копытных животных с чертами различных природных видов — коня, быка, оленя, горного козла — известны в петроглифах Саяно-Алтая (Калбак-Таш, Цаган-Салаа), Тянь-Шаня (Тамгалы), Центральной Азии (Чулуут), Южной Сибири (Оглахты) и др. А.-П. Франкфор усматривает широкое распространение образа «рогатой лошади» в петроглифах Евразии эпохи бронзы и раннего железа, приводя, кроме наскальных, известные предметные аналогии (Francfort, 1995). Ниже кратко обозначен возможный подход к семантической интерпретации подобных изображений (см. также: Черемисин, 2004).

 

Интерпретация конской маски с рогами оленя из Пазырыка-I была определена постулатом Н.Я. Марра о том, что олень как средство передвижения «стадиально» предшествует коню. Поскольку транспортным животным мог служить только северный олень, археологи в свете концепции Марра усматривали в пазырыкской маске образ северного оленя. Взгляды М.П. Грязнова и С.И. Руденко на пазырыкские маски как на «религиозные пережитки», связанные с «древним оленеводством», развивались на фоне господства и последующего развенчания идей Марра.

 

Тотемическая концепция совмещения в одном персонаже черт диких и домашних копытных животных объяснялась консерватизмом религиозных представлений при смене хозяйственных укладов населения Евразии от охоты к скотоводству (Потапов, 1935). Для её сторонников не существовало принципиальной разницы в определении вида оленя — у финноугров и самодийцев «священным» животным был северный олень («боговы олени» хантов или эвенков), у тюрков Южной Сибири — марал, т.е. олень благородный. Видимо, поэтому при интерпретации образа оленя в наскальном искусстве Евразии исследователи не всегда дифференцируют разные виды семейства Cervidae, интерпретируя изображения благородных оленей и лосей в свете этнографических данных о домашних северных оленях в культуре оленеводов. При этом приводятся

(204/205)

важные сведения о том, что в ходе обряда посвящения домашнего оленя у эвенков на теле посвящаемого животного шаман наносил знаки кровью дикого оленя, убитого охотниками в указанном шаманом месте и «принесённого в жертву» (Дэвлет Е.Г., Дэвлет М.А., 2004).

 

Наглядным свидетельством актуальности в древности подобного мировоззренческого комплекса, объединявшего в одном образе домашних и диких животных, являются материалы Пазырыка-I, Башадара-II и Туэкты-I (конские маски и наголовники в виде рогов горного козла) и наголовники из кургана 11 могильника Берель. Здесь на 4-х из 13-ти коней зафиксированы кожаные маски с деревянными рогами горного козла в натуральную величину (Самашев и др., 2000), и именно эти кони помещены в могилу первыми.

 

Копытные в силу хозяйственного значения у скотоводов I тыс. до н.э. были основными жертвенными животными, играя важную роль в погребальном обряде. А.Д. Грач писал о многослойности и взаимоперекрываемости понятий линии «олень (горный козёл, баран) — конь» считая, что «скифское время... было той эпохой, когда родилась полисемантичность термина “буура”, объединявшего образы рогатых животных и коня» (Грач, 1980. С. 91). Термином бура в тюркских языках обозначали небесного коня шаманов. Конь, ездовое животное тувинского шамана, представал диким рогатым животным, маралом или горным козлом. В шаманских мистериях бубен назывался маралом, лосем, горным козлом, конём или верблюдом, а также «горным козлом-лошадью» или «конём-маралом» (Потапов, 1935). Именно эта лексика использовалась для обозначения священных животных в культовой практике тюрков Саяно-Алтая. Вероятно, лошадь, наиболее близкое кочевнику хозяйственное животное, в сфере ритуала должна была являть черты дикого, более сакрально значимого животного. Видимо, в представлениях пазырыкцев домашним видам мелкого рогатого скота соответствовали их дикие родичи, коня же в ритуалах иногда «маскировали», надевая маски с рогами оленя или горного козла, скрывая гриву и хвост, превращая в рогатое дикое животное.

 

На пазырыкских диадемах на ряде фигур оленя помещены парциальные изображения других копытных, причём все экземпляры демонстрируют единую схему — на передней ноге оленя помещена голова сайгака, на крупе — голова горного барана. Данную традицию определённым способом совмещать изображения копытных животных можно трактовать как манифестацию иерархизированной общности представителей животного мира, семантика образов которых наиболее полно раскрывается в их совокупности. Так, ряд диких копытных животных — горный козёл, горный баран, косуля — у киргизов обозначались одним термином «кийик» и считались «божьим скотом» (Баялиева, 1972). В лексике тюрков Саяно-Алтая жертвенное или посвящаемое божеству животное — лошадь, бык, баран, козёл — независимо от вида называлось ‘ыдык’ (алт. ‘ыйых’, хак. ‘ызых’, тув. ‘ызык’, по Л.П. Потапову, восходят к древнетюркскому термину ‘ыдук’, известному по руническим памятникам).

 

Очевидно, не случайно именно на круп (заднюю ногу) у фигур оленей помещались изображения архара. Особенности погребальной обрядности пазырыкцев (предпочтение крестцовой части барана в качестве сопроводительной пищи) и традицию помещения изображений горных баранов на крупе оленей можно связать с общеиранскими представлениями о фарне (Б.А. Литвинский, В.Н. Топоров). Согласно осетинским этнографическим материалам образ или понятие «баран фарна» заключён в курдюке барана. Исследователи отмечают особую роль курдючной части барана в осетинском свадебном обряде; именно «кончик курдюка» считался покровителем мелкого рогатого скота, с ним связана репродуктивная функция, плодородие скота, процветание рода.

 

Атрибуты пазырыкских головных уборов выражают комплекс представлений языком изобразительного искусства, совмещая и обобщая черты копытных животных:

(205/206)

помимо того, что все фигурки лошадей имели приставные рога, в курганах Уландрыка представлена серия объёмных резных фигурок с чертами коня и барана. В.Д. Кубарев отметил синкретичный характер этих изображений, определяющим признаком считая воспроизведение подшейного клока шерсти. У ряда фигур «баранов» непропорционально длинные конечности, характерные для изображений лошади или оленя. Зафиксировано, что приставные рога у всех фигур коней имели вид рогов горного козла, а не архара или оленя. Таким образом, в изображениях копытных совмещены признаки разных животных; возможно, другой изобразительный эквивалент презентации данной идеи — фигуры оленей с вписанными в них образами архаров и сайгаков.

 

Преобладание в искусстве ранних кочевников образов диких животных, ритуальное «маскирование» жертвенных коней в Пазырыке, Туэкте и Берели, а также нюансы ритуалистики эвенков-оленеводов, согласно которым требовалось принесение в жертву дикого оленя и использование его крови в обряде посвящения оленей домашних, по всей видимости, основано на более сакральном для многих традиций значении диких животных. В частности, этимологически надёжно установлено, что в индоевропейских языках исходным значением слова «дикий» было «божий» (Вяч.Вс. Иванов, В.Н. Топоров). С этой концептуальной идеей, на мой взгляд, связана традиция наделения лошадей, задействованных в погребальном ритуале пазырыкской знати, чертами диких рогатых копытных — марала и горного козла (маски), а также сочетание признаков различных копытных животных в иконографии персонажей, изображенных на ритуальной атрибутике. Система зооморфных образов на подобных артефактах определена мифологическими представлениями, отражёнными также в погребальном обряде. Очевидно, и пазырыкские маски, и образ рогатой лошади на головных уборах, и полиморфные персонажи петроглифов связаны с древнейшими мифологизированными зоологическими классификациями скотоводов степной Евразии.

 

 

Баялиева Т.Д. Доисламские верования и их пережитки у киргизов. — Фрунзе, 1972.

Грач А.Д. Древние кочевники в центре Азии. — М., 1980.

Дэвлет Е.Г., Дэвлет М.А. Об изображениях оленей с солярными знаками на корпусе // Комплексные исследования древних и традиционных обществ Евразии. — Барнаул, 2004.

Потапов Л.П. Следы тотемистических представлений у алтайцев // СЭ. — 1935. — №4-5.

Самашев З., Базарбаева Г., Жумабекова Г, Сунгатай С. Берел. — Алматы, 2000.

Черемисин Д.В. К интерпретации образа коня-оленя в пазырыкских комплексах // Проблемы археологии, этнографии, антропологии Сибири и сопредельных территорий. Т. X. Ч. I. — Новосибирск, 2004.

Francfort H.-P. Le cheval cornu // Bulletin of the Asia Institute. — 1995. — №9.

 

 

 

наверх

главная страница / библиотека / обновления библиотеки