М.И. Артамонов

Сокровища скифских курганов
в собрании Государственного Эрмитажа.

// Прага — Л.: «Артия», «Советский художник». 1966. 120 с.+ табл.

Боспорское царство.

Куль-оба. — 62

Ещё сильнее, чем в степях Приднепровья или Кубани, эллинизация местного населения проявляется в могилах, расположенных в непосредственной близости к греческим колониям, таким как Пантикапей или Фанагория на Керченском проливе. Они принадлежат представителям туземной знати, в той или иной форме влившейся в состав господствующего слоя греческих городов, но ещё сохранившей связи с племенами, из которых они вышли, и вместе с тем и некоторые традиции этих племён. Устойчивость традиций находилась в прямой зависимости от основанного на эксплуатации соплеменников, на численности и военной силе представляемых ими племён экономического и социального положения этой по происхождению местной знати. Вместе с тем, не только в быту, но и в своих идеологических представлениях эта знать всё более и более эллинизировалась. Боспорские курганы, представляющие процесс эллинизации туземцев, содержат примеры различной степени подчинения местных обычаев греческим, замены местной бытовой обстановки вещами чисто греческого характера.

Как известно, во главе Боспорского царства, объединявшего греческие города-колонии по обе стороны Керченского пролива и простиравшего свою власть на местное население Керченского полуострова и на племена Прикубанья и Восточного Приазовья, с 438-437 г. стала негреческая династия Спартокидов. Каким образом она оказалась у власти — остаётся неизвестным, неизвестно и её происхождение. Основываясь на сходстве таких имён представителей этой династии,

(61/62)

как Спарток или Перисад, с фракийскими именами, обычно полагают, что Спартокиды ведут своё происхождение из Фракии, что основатель династии Спарток был предводителем фракийских наёмников на службе греческих правителей Боспора и что, опираясь на войско, он узурпировал власть в государстве. В подтверждение такого заключения указывают на распространение на Боспоре погребальных каменных склепов со ступенчатым перекрытием (ложным сводом), таких же, какие известны во Фракии. В погребальной обстановке боспорских погребений также много общего с фракийскими курганами.

Такое решение вопроса о боспорских курганах можно признать возможным. Однако вероятнее другое предположение, а именно, что боспорские курганы оставлены не фракийской, а местной племенной знатью. Известно, что скифы издавна находились в тесных связях с фракийцами, что скифские и фракийские цари роднились между собой, что те и другие носили одинаковые имена, а также, что в числе подвластных скифам были фракийские племена, сохранившие свою племенную самостоятельность. Более того, имеется обоснованное предположение, чго киммерийцы, господствовавшие в Северном Причерноморье до скифов, были фракийской этнической принадлежности и что с появлением скифов часть их осталась в Причерноморье. К остаткам киммерийцев причисляются тавры, обитавшие в горном Крыму. Киммерийцы могли сохраниться и на Керченском проливе, где память о них жила особенно упорно: Керченский пролив назывался Боспором Киммерийским, здесь была известна Киммерийская переправа, существовали и другие топонимические обозначения с именем киммерийцев. Таким образом, и боспорская династия Спартокидов могла быть не фракийского, а местного киммерийского происхождения, хотя ко времени её появления киммерийцы, меоты и другие не иранские племена Причерноморья были охвачены общей со скифами культурой и их частные этнографические особенности почти не поддаются определению.

 ^

Античное влияние на местное население началось сразу же после появления греков на северных берегах Чёрного моря. Погребения с признаками местного обряда возле греческих городов известны с V в. К числу их относятся описанные выше Нимфейские курганы. Но особенно многочисленные и яркие примеры скрещивания скифской и греческой культур относятся к IV-III векам. Рассмотрение их следует начать со знаменитого куль-обского кургана, в котором местная основа погребального обряда выступает со всей очевидностью. Погребение в КУЛЬ-ОБЕ [ список ] было устроено в большом каменном склепе с так называемым ложным, уступчатым сводом (рис. XIV). Большую часть склепа занимал деревянный расписной саркофаг (рис. 139), разделённый вдоль на две части. В одной лежал остов мужчины в остроконечном башлыке из тонкого войлока. Башлык был украшен двумя лентовидными обручами из листового золота с рельефными изображениями (табл. 254), тут же лежало пять пластинок с изображениями скифов — на одной две фигуры в сцене братания (табл. 204), остальные в виде фигуры скифа с горитом и круглодонным сосудом в одной руке (табл. 203). На шее скелета находилась большая золотая гривна со скульптурными фигурками конных скифов на концах (табл. 202). На правой руке его, выше запястья, был надет широкий золотой браслет, украшенный розетками и мифологическими сценами (табл. 206); на запястьях обеих рук — массивные

(62/63)

браслеты с фигурками сфинксов на концах (табл. 200, 205). В другом отделении саркофага лежало оружие покойного: железный меч с обложенной золотом рукояткой с изображением двух животных, золотая обкладка ножен этого меча с фигурой гиппокампа на пластине для подвешивания и с изображениями зверей вдоль самих ножен (табл. 208). Здесь представлены грифон и лев, терзающий оленя (табл. 209), а также леопард, настигший лань или козла. На самом конце ножен маска льва, а несколько повыше надпись греческими буквами: ΠΟΡΝΑΧΟ, означающая имя или владельца, или мастера, изготовившего этот предмет. Здесь же найдены: золотая лента, обвивавшая рукоятку нагайки, точилка в золотой оправе (табл. 212), бронзовая позолоченная кнемида (другая находилась за головой погребённого) и золотая массивная фиала, украшенная бордюрами из дельфинов и рыб, масками Горгоны со змеями и Силена, головками козлов и хищников, а также растительным орнаментом (табл. 207, 210). Рядом с саркофагом главного покойника помещалось ложе с женским скелетом. На голове погребённой находилась электровая диадема, украшенная на концах разноцветными эмалевыми розетками, а спереди — изображениями сидящих женщин и грифонов. Частями головного убора являются также электровые ленты (рис. [табл.] 199) — одна широкая с рельефным орнаментом, другая узкая с подвесками на крючках и третья с мелкими привесками по нижнему краю. На шее её была золотая массивная гривна с фигурками лежащих козлов на концах (рис. 140). На скелете были найдены две большие круглые золотые подвески с головой Афины в шлеме, украшенном сфинксом и парой крылатых лошадей, с совой и змеёй и с многочисленными амфоровидными привесками на плетеных цепочках (табл. 214, 215) и две круглые подвески, заполненные розетками с орнаментом и привеской в виде калачиков с розетками на концах, пальметкой посредине и амфоровидными привесками на плетёных

(63/64)

цепочках (табл. 221-[222]-223) — все замечательные по тонкости ювелирной работы. Здесь же найдена и знаменитая электровая ваза с изображениями скифов, которая, возможно, была вложена в руки покойницы (табл. 226-229, 232, 233).

В отличие от других сосудов того же рода, куль-обская ваза имеет довольно высокий прямой венчик и ножку в виде приделанного ко дну кольца. Тело вазы разделено орнаментальным пояском из плетёнки на две части, из которых нижняя заполнена канеллюрами в виде узких лепестков розетки, а верхняя — рельефными изображениями скифов, образующих 4 группы. В одной из них представлены два беседующих скифа (табл. 228): один сидит на кочке, прислонившись головой к копью, которое он держит перед собой обеими руками. Его непокрытая голова с длинными волосами обвязана по лбу лентой или диадемой. Собеседник этого скифа сидит перед ним на корточках. Он вооружён копьём и щитом. На голове его надет башлык. Дальше следует одиночное изображение скифа в башлыке, натягивающего тетиву на лук (табл. 232). Следующая сцена состоит опять из двух сидящих на корточках скифов без головных уборов. Один из них засунул в рот другому палец, видимо лечит его больной зуб (табл. 233). В последней сцене скиф в башлыке перевязывает раненую ногу другого скифа (табл. 229). Во всех этих сценах скифы изображены в обычных одеждах, украшенных нашивными бляшками и узорами, с подвешенными к поясу с левого бока горитами и с другими указанными выше предметами вооружения. Под ногами человеческих фигур, как и на воронежском сосуде с изображениями скифов, представлена почва с цветами и травой. На руках женского скелета были широкие золотые браслеты с изображениями грифонов, терзающих оленей (табл. 236-[237]-238). Где-то возле этого скелета находилось зеркало с обложенной золотом ручкой с фигуркой грифона, преследующего оленя (табл. 213), и серебряное веретено.

В головах двух описанных скелетов в перпендикулярном направлении к ним на полу вдоль южной стены склепа лежал скелет слуги. Возле него было найдено шесть ножей с костными рукоятками и один с ручкой, обложенной золотом и украшенной изображениями хищников (табл. 211). В юго-западном углу камеры, в головах слуги, в особом углублении в полу лежали кости лошади; здесь же находились шлем и поножи (кнемиды). Вдоль западной стены была расставлена посуда: четыре амфоры, большой бронзовый котёл с бараньими костями, серебряный позолоченный таз с четырьмя серебряными сосудами в нем, а именно: с округлым гладким сосудом, гладкой же чашкой и двумя ритонами, из которых один с передней частью барана на конце (табл. 250), а другой с наконечником в виде львиной головки (табл. 251). Далее стояло подобное же блюдо также с четырьмя сосудами: двумя округлыми, с рельефными изображениями борьбы зверей (табл. 241, 242), одним с изображениями уток, клюющих рыб (табл. 239, 240), и одной чашкой с крышкой и надписью с именем Гермеса. За этими сосудами лежали два железных наконечника копий. По северной стене склепа, направо от входа, также стояли сосуды: бронзовый котёл с бараньими костями, гидрия с орнаментом у основания ручки и амфора. Тут же была ещё бронзовая тарелка.

По всему склепу собрано множество золотых пуговок и нашивных штампованных бляшек, служивших для украшения одежд и покровов. Среди них были бляшки

(64/65)

в виде розеток, маски Медузы, головы менады (табл. 216), головы Афины, человеческой головки с пышной прической (табл. 219), богини с крыльями и нижней частью фигуры в виде грифонов и змей (табл. 230), Геркулеса, борющегося со львом (табл. 218), юноши в коленопреклонённом беге с плодами в руках (табл. 220), скифов, стреляющих из луков (табл. 224), фигуры гиппокампа (табл. 256), грифонов (табл. 225), лежащего льва (табл. 248), передней части крылатого кабана (табл. 217), птицы с рыбой в когтях (табл. 231), а также с изображениями скифа-всадника (табл. 255), скифа, охотящегося за зайцем (табл. 253), двух братающихся скифов (табл. 204), двух танцующих женщин (табл. 234), богини с зеркалом и предстоящим скифом (табл. 235), крылатого коня — Пегаса (табл. 252), скачущего зайца (табл. 247) и др. Заслуживает внимания золотая проволочная булавка с фигуркой птички на конце (табл. 249). В склепе найдено, кроме того, множество наконечников стрел и дротиков, несколько золотых флаконов и тонкие костяные пластинки с гравированными изображениями, как полагают, от лиры или другого музыкального инструмента, вероятнее всего, являвшиеся украшением саркофага (табл. 257-262).

Забравшиеся ночью в не законченный исследованием склеп грабители выворотили огромные плиты пола и, по их словам, обнаружили под полом у входа в северо-западном углу склепа могилу со скелетом, на шее которого была надета бронзовая, обложенная золотом, витая гривна, с украшенными эмалью львиными головками на концах (табл. 263). Там же, будто бы, была найдена и массивная золотая бляха в виде фигуры лежащего оленя с изображениями грифона, зайца и льва на его туловище и собаки под шеей и с надписью «ΠΑΙ» на шее оленя (табл. 264, 265).

Эта бляха представляет собой примечательное явление, в высшей степени характерное не только для греко-скифских отношений, но и для того положения, в котором оказались наследники древних варварских вождей в условиях античного рабовладельческого города. Она воспроизводит ставший уже архаическим тип нащитного украшения, известного по превосходным образцам VI в. из станицы Костромской и Келермеса, вероятно, давно уже ставший традиционным для определённой социальной группы местного варварского общества, своего рода гербом какой-то варварской династии. Вот почему перед мастером, создавшим куль-обскую бляху, стояла задача воспроизвести не только сюжет, но и стиль древнего символа. Однако эта задача оказалась для него непосильной, он настолько был далёк от понимания стиля собственно скифского искусства, что сумел воспроизвести только некоторые его особенности, да и то в извращённом виде. Фигура оленя получила сухие, безжизненные очертания, могучие откинутые на спину рога слились с туловищем, наделенным не свойственной оленю прогнутой спиной, трактовка широкими плоскостями выродилась в бессмысленную геометризацию, а характерные для скифского искусства дополнительные изображения оказались чисто внешним образом наложенными на те или иные части туловища оленя. Замечательно, что мастер куль-обской бляхи, пытаясь в образе оленя воспроизвести древний скифский оригинал, в дополнительных изображениях начисто отказался от стилизации и остался целиком и полностью верным привычным для него формам греческого искусства.

Была ли золотая нащитная бляха в виде оленя действительно найдена в погребении, устроенном под полом куль-обского склепа, или там был тайник с некото-

(65/66)

рыми наиболее ценными вещами из погребального инвентаря основного погребения в склепе, во всяком случае эта находка не может служить основанием для того, чтобы делить инвентарь Куль-Обы на две разные хронологические группы, к чему склоняются некоторые исследователи. Здесь, как и в Чертомлыке, никаких данных в признаках самих вещей для такого деления не имеется, и они в целом могут быть отнесены к тому же или к несколько более раннему времени, что и Чертомлык, т.е. к IV в.

С Чертомлыком куль-обское погребение сближается рядом вещей. Так, например, тут и там имеются совершенно одинаковые, чуть ли не выбитые одним штампом, золотые бляшки с изображением богини и пьющего из рога скифа, близко сходны бляшки с фигурой Геракла, удушающего льва, или с головой Афины и мордой льва позади и многие другие. Вместе с тем очевидно, что обряд погребения в Куль-Обе как по своему внутреннему содержанию, так и по внешним формам целиком соответствует типичным чертам богатых скифских курганов. Здесь также знатного покойника сопровождают его наложница и слуга, наравне с принадлежащим ему оружием, утварью, одеждами и украшениями, также в могилу кладется пища. Дальнейшие раскопки этого недоследованного кургана когда-нибудь, надо полагать, обнаружат и конскую могилу, может быть, даже с конюхами, как в Чертомлыке. Особенностью Куль-Обы, как и многих других боспорских курганов, является каменный склеп с ложным, ступенчатым сводом вместо подземной камеры в степном Приднепровье, ямной могилы в Крыму или деревянного столбового сооружения в Прикубанье, впрочем, ещё в V в. сосуществовавший с каменной или сырцово-кирпичной камерой с плоским деревянным перекрытием.

наверх