С.А. Комиссаров, В.О. Опалев
Об оценке российских научных экспедиций в Восточный Туркестан конца XIX — начала XX вв. в китайской историографии.
Первые шаги в изучении русскими исследователями «Западного края» (шире — всей Центральной Азии) осуществлялись в рамках дипломатических и торговых миссий. По справедливому замечанию Л.И. Думана, «одна из отличительных черт ранней русской дипломатической деятельности в Китае и Монголии — её неразрывная связь с русскими географическими открытиями в Центральной Азии и на Дальнем Востоке. Этим определялись и задачи, возлагавшиеся на землепроходцев и первых официальных послов России, которые должны были не только добиваться установления дипломатических и торговых отношений, но и представить подробное описание посещаемых ими стран и путей, ведущих к ним». [1]
Начиная со второй половины XIX века эти задачи разделяются. Исследователькое направление становится основой деятельности Русского географического общества, основанного в 1845 году. Что касается непосредственно истории и археологии Восточного Туркестана, то ими занимается Восточное отделение Русского археологического общества. В снаряжаемых экспедициях принимают участие лучшие представители российской (и мировой) науки. Достаточно назвать имена П.П. Семёнова-Тянь-Шаньского [-Шанского], Н.М. Пржевальского, Г.Н. Потанина, Г.Е. Грумм-Гржимайло, В.А. Обручева, П.К. Козлова. Основными задачами их поиска были: составление географических и геологических карт, сбор минералогических, ботанических и зоологических коллекций, а также изыскания по археологии, этнографии и фольклору местного населения.
(46/47)
Однако в современной китайской историографии существует устойчивая тенденция приписывать российским академическим экспедициям функцию секретной подготовки к военному захвату изучаемых областей. Так, Сюй Гуанжэнь и Чэнь Цзиньчжун писали: «После опиумных войн Россия стала проводить форсированными темпами, украдкой и беззастенчиво агрессию в отношении северо-западных земель Китая путём оголтелого и беззастенчивого захвата китайских территорий. К востоку и югу от озера Балхаш царская Россия ускоренными темпами начала сооружать линию военных укреплений, насильно переселяя население, строя дороги, делая топосъёмку и вычерчивая планы, стремясь к учреждению в Или, Дачэне [Кульдже], Кашгаре консульств, создавая торговые представительства, собирая в приграничных районах бежавших из Китая преступников». [2] Таким образом, по мнению современного историка Ань Цзочжана, был подготовлен захват со стороны России Илийского края и восточного Припамирья. «В 1884 году российские „научные экспедиции”, сопровождаемые военными отрядами, неоднократно вступали в район китайского Памира. А в 1892 году Россия направила войска для вторжения в восточные районы Памира и захватила более чем 20.000 кв.км территорий к западу от Сарыкольского хребта». [3]
На наш взгляд, такой подход чрезмерно упрощает и, тем самым, вольно или невольно искажает ситуацию. Несомненно, что эпоха наступившего империализма требовала захвата новых территорий и, соответственно, объективно создавала условия для их научного освоения. Помимо интенсивного научного поиска в Центральной Азии здесь можно назвать экспедиционный и миссионерский бум в Африке и, в меньшей степени, в Океании.
Но было бы непростительной ошибкой отождествлять агрессивные планы правящих режимов европейских государств и намерения большинства учёных, которые в определении маршрутов и целей экспедиционных исследований исходили, прежде всего, из потребностей данной отрасли науки (или даже целого класса наук). Некорректно ставить знак равнества [равенства] между настоящим христианином (в самом высоком значении этого слова) Д. Ливингстоном и, скажем, генералом Китченером, между революционером-народником Д.А. Клеменцем и, например, «безобразовской кликой».
Применительно к исследованиям в «Западном крае» следует также заметить, что помимо России и Англии, действительно имевших к данному региону немалый геополитический интерес, экспедиции туда снаряжали также Германия, Франция и Япония, главные империалистические стремления которых реализовывались за многие сотни километров от Синьцзяна, а также Швеция, вообще не принимавшая участия в колониальном ограблении Китая.
Считаем, что взвешенный подход, учитывающий не только политическую «злобу дня», но и, прежде всего, внутреннюю логику научного разви-
(47/48)
тия, позволит создать объективную историографию комплексного изучения Восточного Туркестана.
Примечания.
[2] Сюй Гуанжэнь, Чэнь Цзиньчжун. Линь Цзэюй дуй Синьцзян цзяньшэ хэ бяньфанды гунсянь (Вклад Линь Цзэюя в дело создания и обороны Синьцзяна). // Сычуань дасюэ сюэбао. 1988. №1. С. 88-89.
[3] Ань Цзочжан (гл. ред.). Чжунго ши цзяньбянь (Краткий курс истории Китая). Цзинань: Шаньдун цзяоюй чубаньшэ, 1993. С. 644.
наверх
|