главная страница / библиотека / обновления библиотеки
Д.И. ТихоновО культуре кочевых уйгуров в период каганата (744-840 гг.).// Материалы по истории и культуре уйгурского народа. Алма-Ата: 1978. С. 49-58.
Уйгуры — один из древних тюркских народов Центральной Азии, оставивший заметный след в политической и культурно-хозяйственной жизни этого обширного района. Первое своё крупное феодальное государство уйгуры создали в середине восьмого века, когда несколько родов объединились в один союз и в 744 г., одержав победу над Восточно-Тюркским каганатом, создали свой каганат.
Создание каганата имело большое значение для последующего периода истории уйгуров. Он подчинил обширную территорию и около ста лет играл главную роль в политических событиях Центральной Азии. Китайские императоры посылали своих послов ко двору каганов и просили помощи у уйгуров, когда восстания собственных войск принимали угрожающий размах. За такие услуги китайские императоры платили уйгурам большую дань шёлком и другими ценными товарами.
Государство возникло потому, что уйгуры достигли такого уровня развития, когда стали осознавать свои общие интересы и понимать, что защита этих интересов возможна при наличии государства. В каганате сохранялись ещё родовые традиции. Вождь самого сильного рода становился каганом и передавал власть по наследству сыновьям. Вожди других сильных родов иногда выступали против кагана и захватывали власть в свои руки. Каганат активно проводил внешнюю политику. При дворе китайского императора уйгурские послы занимали первое место. Уйгуры нанесли поражение тибетским племенам, продвинувшимся в Центральную Азию до Бейтина (возле Урумчи). Они поддерживали оживлённые связи с согдийцами. В их культуре сохранялись старые традиции и начинали развиваться новые элементы.
Находки Н.М. Ядринцева в 1889 г. на берегу р. Орхон развалин большого города и камней с надписями явились сенсацией и возбудили интерес среди учёных, изучавших Центральную Азию. В 1890 г. на Орхон отправилась финская экспедиция в надежде найти данные, которые могли бы подтвердить версию о том, что происхождение финнов следует искать в верховьях Енисея. Эта экспедиция была не первой. Ещё в 1847 г. М.А. Кастрен ездил в Минусинскую котловину. Позднее в течение трёх лет (1887-1889) археологи и филологи во главе с И.Р. Аспелиным [Аспелином] работали на Саяно-Алтайском нагорье. После предприятия очередной экспедиции на Орхон их постигло разочарование. Они не нашли материалов, подтверждающих теорию М.А. Кастрена о пребывании древних финских племён в верховьях Енисея.
В 1891 г. для изучения развалин города и памятников письма в Кошо-Цайдаме выехала экспедиция Русской академии наук, которую возглавил видный тюрколог В.В. Радлов. Раскопки развалин не входили в план экспедиции. Она ограничилась осмотром руин, определением размера и снятием плана городища, а в отдельных местах произвела лишь разведочные раскопки. Более внимательно изучила письменные памятники долины Кошо-Цайдама и на территории городища. Памятники были написаны руническими знаками и китайскими иероглифами. Один памятник, найденный среди развалин, оказался в трёх вариантах: рунический текст, китайский и согдийский. Наличие трёх вариантов текста обнадеживало учёных. Наконец появилась возможность прочитать руны, остававшиеся загадкой. Материалы двух экспедиций, русской и финской, были опубликованы в двух больших атласах и в «Сборниках трудов Орхонской экспедиции». [1] Тюркологи пытались прочесть тюркскую руническую письменность. В.В. Радлов установил чтение около полутора десятка знаков, но весь алфавит прочитал датский тюрколог Вильгельм Томсен. К концу 1893 г. тайна надписей с берегов Енисея и Орхона перестала существовать. Учёные получили возможность пользоваться новыми источниками, содержащими ценные сведения по истории, этнографии, культуре и языку тюркских народов Центральной Азии.
Изучение городища тоже дало много интересного. Было установлено, что развалины представляют собой остатки столицы Уйгурского каганата — Карабалгасуна — периода, когда уйгуры, разгромив Восточно-Тюркский каганат в 745 г., заняли господствующее положение в Центральной Азии и сохраняли его до поражения, нанесённого киргизами в 840 г. Последующая история уйгуров связана преимущественно с Восточным Туркестаном.
Развалины бывшего города тянулись в длину более чем на 8 километров. Глинобитная стена, окружающая город, имела почти правильный прямоугольник. Ко времени обследования городища стены и здания сохранились в виде оплывших валов, лишь кое-где можно было различить остатки стен жилых помещений. Непрочный строительный материал со временем от дождей и ветров разрушился, но квартальная планировка города сохранилась. Главная улица тянулась с северо-востока на юго-запад более чем на два километра, ширина её достигала 70 метров. Параллельно главной улице различались другие, а перпендикулярно к ней видно было много широких проходов, которые когда-то были переулками, тупиками и боковыми ответвлениями. Система перекрещивающихся улиц и переулков создавала удобные условия для вентиляции города. Квартальная планировка городов есть один из показателей того, что уйгуры знали городскую жизнь и стремились создать в них какой-то минимум бытовых удобств.
Среди развалин и мусора имелись кирпичи, алебастровые карнизы, куски черепицы, уголь, обгорелые куски дерева, металлические предметы и т.д.
Развалины Карабалгасуна привлекали внимание археологов ещё не раз. Число найденных предметов возрастало, они становились более разнообразными. С.В. Ки- селёв, проводивший раскопки в 1946 г., обнаружил медные и железные котлы, пряслица, веретёна, ручные мельницы, керамику и многое другое. Эти предметы дают возможность судить о быте населения, о степени развития той или иной области занятий.
Археологи считают, что предметы, найденные в Карабалгасуне, Байбалыке и других городах Уйгурского каганата, были местного производства. Такое заключение имеет важное значение для понимания истории народов Центральной Азии, уйгуров в частности. У них развивались ремёсла, удовлетворявшие бытовые и хозяйственные потребности населения. Были развиты прядение и ткачество, что подтверждается наличием пряслиц повсеместно: они находятся в городах и в захоронениях. Разделение труда происходило интенсивно, вокруг городов земледелие становилось самостоятельной отраслью хозяйственной деятельности, выделялось ремесло и сосредоточивалось в городах, где был более широкий рынок сбыта.
Рост городов, переход к осёдлости некоторой части населения каганата, развитие ремёсел, торговли, постоянные связи с соседними народами оказывали влияние на обычаи, нравы и психологию людей. Всё новое в экономике, культуре, идеологии возникало в городах, и кочевое население соприкасалось с ним преимущественно в той степени, в какой было связано с городом, поэтому, естественно, кочевая периферия сохраняла старые традиции более прочно, чем осёдлое и городское население. Если подходить формально, то можно сказать, что изменения в экономике, культуре и в быту были ещё незначительны. Но главное состояло в том, что они возникли, развивались и что процесс движения уйгуров вёл не к старым формам общественного бытия, а к новым, порой ещё слабым. Именно это следует учитывать при рассмотрении социального и культурного развития уйгуров и кочевников Центральной Азии вообще.
Изучая остатки Карабалгасуна, Д.А. Клеменц высказал мнение о том, что город представляет поселение не одной эпохи. Он перестраивался не один раз. Уйгуры сделали его столицей своего каганата после победы над Восточно-Тюркским каганатом. Город лежал на торговом пути в пойме р. Орхон, поэтому естественно-географиче- ские условия были благоприятны для его роста. Археологам предстоит ответить на вопрос, когда же возник город, к какому времени относится самый древний культурный слой на месте развалин Карабалгасуна. Решение этого вопроса — неотложная задача ближайшего будущего. Добытый материал даст возможность проследить, в какой степени имелась культурная непрерывность местной традиции и что наслаивалось заимствованное от других народов.
Изучение Карабалгасуна оказалось полезным при обследовании древних городов Тувы. Д.А. Клеменц, обследуя городище на острове оз. Тере-Холь, пришёл к заключению, что планировка города имеет сходство с Карабалгасуном, поэтому его следует отнести ко времени господства в Туве Уйгурского каганата. [2] Последующее более детальное изучение развалин на оз. Тере-Холь подтвердило правильность суждения Д.А. Клеменца о времени возникновения города.
Уйгурские города-крепости более детально изучены на территории Тувы, чем в Монголии. Они имели прямоугольную форму с округлыми оборонительными башнями по углам и у ворот. Стены строились из сырцового кирпича или же были глинобитные. Крепостные стены окружали рвами, наполненными водой. Такие города строились в поймах рек или на островах, образуемых протоками рек. Естественные и искусственные препятствия усиливали оборонительное значение города-крепости, где могло укрываться не только войско, но и население, жившее в окрестностях города.
Шагонарские городища являются типичными городами-крепостями уйгурского времени. Они расположены группой недалеко друг от друга. Л.Р. Кызласов, проводивший раскопки их, реконструировал третье Шагонарское городище. Крепость имела двое ворот, десять оборонительных башен. Внутри крепости имелась цитадель с четырьмя башнями по углам. Л.Р. Кызласов высказал предположение о том, что в этой крепости какое-то время находилась ставка уйгурского кагана Моюн-чура, когда он совершал поход в Туву в 750 г. [3] Возможно, это предположение не лишено оснований. Во время раскопок городища и цитадели были обнаружены привозная посуда и обломки танского фарфора. Здание имело столбовую конструкцию и было покрыто желобчатой черепицей. Признаки некоторого комфорта в сооружении цитадели могут служить основанием [для предположения] о пребывании в нём кагана.
Традицию прямоугольной планировки уйгурских городов и крепостей иногда возводят к аналогичным укреплениям гуннов. Такая преемственность допустима уже потому, что уйгуры кочевали в том же районе, где когда-то обитали гунны. Возможен и другой путь поиска аналогий в градостроительстве уйгуров. В Семиречье и в Согде крепости тоже имели прямоугольную планировку, а оборонительные башни — округлую форму. Размер кирпичей уйгурских городов и городов Согда, Семиречья совпадают. Уйгуры поддерживали торговые и культурные связи с Согдом. На территории каганата имелись согдийские колонии. Больше того, мы имеем свидетельство о том, что каганы привлекали согдийцев к строительству городов. В надписи в честь кагана Моюн-чура скатано: «После этого согдам и табгачам [китайцам] я дал [приказ] на [берегу] Селенги построить [город] Бай-балык». [4] Возможно, согдийцы принимали участие в строительстве или в планировке других городов Уйгурского каганата, но об этом не сохранились сведения.
Керамика — это своеобразная летопись для археологов. Способ её изготовления и рисунок являются как бы страницами, повествующими о том, кто изготовил керамику, когда, какие связи могли быть с другим народом, и о многом другом. Уйгурская керамика найдена во многих городах на территории Монголии и Тувы. И вся она имеет черты сходства. Глиняные вазы украшались косыми сетками из мелких ромбических углублений или же ромбами, которые вписывались друг в друга. Вертикальные полосы от лощения считаются характерными для уйгурских ваз. Орнаментальные пояса обычно распола- гались горизонтальными кругами или же наклонными полосами. Уйгурские вазы делались из плохой глины.
Сходство форм сосудов и отдельных элементов орнамента уйгурских и хакасско-минусинских ваз заставляет предполагать наличие длительных связей гончарного производства между областями расселения уйгуров и хакасов. Сходство прослеживается не только в вазах, но и в лепных баночных сосудах. Общее в орнаменте, в формах и технике изготовления едва ли можно объяснить случайным совпадением, скорее, здесь следует видеть взаимовлияние или же наличие единого центра производства керамики в более ранний период. В своё время в Северной Монголии бытовали так называемые центральноазиатские вазы, которые изготовлялись вручную без гончарного круга. Возможно, они явились прототипом уйгурских и хакасских ваз более позднего времени, когда Уйгурский каганат занимал господствующее положение в Центральной Азии.
Признание того, что в Северной Монголии существовал центр керамического производства, который мог оказать влияние на керамику уйгуров и хакасов, имеет важное принципиальное значение. В этом случае производство керамики уйгуров следует связывать с местной традицией, а не искать истоки влияния китайского гончарного производства. Важная область материальной культуры имеет собственную историю развития, связанную с общим комплексом местной культуры Центральной Азии.
Связь с местной традицией в материальной культуре прослеживается не только в керамическом производстве. Л.Р. Кызласов, например, считает, что уйгурский лук имеет предшественника у гуннов, но в уйгурской есть своё дополнение к гуннскому — центральная роговая накладка с вырезом для пластинки-лопаточки из кости. [5] Очень важно отметить, что подобные накладки археологами обнаружены далеко за пределами Уйгурского каганата. В Согде их нашли во время раскопок Пенджикента. Причины появления уйгурского лука в Согде нам неизвестны, но любое объяснение только подтверждает факт распространения уйгурского лука за пределами каганата. А если учесть, что между согдийцами и уйгурами существовали постоянные торговые и культурные связи, то находка лука в Пенджикенте является вполне закономерной.
Раскопки уйгурских захоронений * тоже дали любопытный материал. В могилах оказались сосуды, имеющие подобие сосудам, найденным в долине Селенги и Орхона, в Туве, в Средней Азии и в Прибайкалье. Выпуклодонные котлы в уйгурских могилах являются более характерными для Средней Азии, [6] чем для Центральной. Наконечники стрел ланцетовидной формы тоже схожи со среднеазиатскими. Эти факты говорят о связи уйгуров с соседями, обитавшими западнее, и о том, что эти связи носили длительный характер, в результате которых и происходили заимствования некоторых элементов материальной культуры.
Изделия из камня представляли предметы ремесла, и в то же самое время некоторые из них являлись произведениями искусства. Обработка камня требовала известного навыка и художественного чутья, когда создавались человеческие фигуры. Каменные изваяния были и у тюрков. Однако фигуры каменных баб уйгуров отличались от прежних лучшей отделкой деталей. Каменные фигуры дают некоторое представление об одежде уйгуров, о головных уборах, о подвесках и т.д.
Обычай ставить на могилы каменные изваяния сохранялся у уйгуров потому, что они, как и их этнические предшественники, чтили героев, прославившихся в сражениях с врагами. В могилу покойного клали всё то, что ему было необходимо в жизни — лук, стрелы, сосуды и т.д. В их понятии человек жил в загробном мире, как и они, оставшиеся в этом неспокойном мире. У них считалось почётным умереть в сражении. В обрядах захоронения продолжали оставаться старые обычаи и после принятия манихейства в качестве государственной религии. Это важное событие в истории уйгуров произошло в 762 г.
Принятие новой религии было обусловлено целым рядом объективных причин. Возник Уйгурский каганат, образовалась центральная власть в лице кагана, уйгурские племена формировались в народность, в более высоко организованную этническую общность, у которой были единые политические интересы. Шаманизм, связанный с родовыми традициями, не мог быть выразителем новых идей. Центральная власть каганата нуждалась в единой религии.
Манихейство не затронуло всё население каганата, оно охватило преимущественно господствующий слой. Но в истории культуры манихейство сыграло большую роль. Уйгуры знакомились с манихейской литературной традицией, с языком и, наконец, приняли согдийский алфавит. Уйгуры знакомы были с китайской иероглифической письменностью, с брахми центральноазиатским, но предпочли согдийское письмо. Видимо, в этом имело значение то, что уйгуры сохраняли с согдийцами более прочные культурные связи.
Материальная и духовная культура есть показатель степени развития народа, его производительных сил. Использование ручной мельницы для размола зерна, создание оросительных систем вокруг городов в долинах рек, добыча руды и выплавка железа — показатели того, что уйгуры начали переходить к более продуктивной форме хозяйства — к земледелию. По мере роста городов и развития земледелия родовые связи заменялись территориальными, а это, в свою очередь, влияло на формирование единой народности уйгуров.
Культура уйгуров не могла появиться сама по себе во время создания каганата, она имела истоки в культуре уйгурских родо-племенных объединений, которые вели своё начало от гаогюйцев. В результате связей с соседними народами культура уйгуров обогащалась новыми элементами. Степень заимствований, видимо, определялась характером связей. Из Китая уйгуры получали шёлк и фарфор, которые использовали в быту. Идеологические воззрения, язык, письменность не воспринимались, хотя со стороны Китая предпринимались попытки насадить свою культуру уйгурам и другим кочевникам Центральной Азии. Императоры, выдавая замуж своих принцесс за уйгурских каганов, стремились закрепить политиче- ский союз, в котором сильно нуждались, когда народные восстания угрожали трону. Одновременно китайские принцессы со своими свитами являлись очагами китайского влияния. Ради справедливости надо сказать, что эти меры не дали положительных результатов, как рассчитывали китайские императоры. Китайская культура не выходила за пределы покоев жены кагана, а уйгуры, побывавшие в Китае во время подавления восстаний, оставались верными обычаям и нравам своих предков.
Совершенно другого характера были отношения с согдийцами и другими народами, жившими на западе Уйгурского каганата. Уйгуры воспринимали от соседей то, что отвечало интересам их экономического и культур-лого развития: опыт градостроительства, религиозные верования, письменность — именно такие области, которые влияли на все стороны жизни уйгурского общества и приводили к изменению в общественном быту, в производстве, в идеологических воззрениях. Следовательно, уйгуры входили в хозяйственно-культурную и историко-культурную область, в которой в силу длительных связей и взаимного влияния сложились сходные этнографические особенности, наиболее ясно выступавшие в материальной культуре и в некоторых явлениях духовной культуры. Границы этой области охватывают довольно обширное пространство Центральной и Средней Азии, где жило осёдлое земледельческое население и кочевники-скотоводы. Два этих культурно-хозяйственных типа сложились исторически и сосуществовали в течение длительного времени. Выделение уйгуров из этого комплекса является насильственным, извращает действительную историю народа. Вся последующая история уйгуров тоже связана с хозяйственно-культурным типом, сложившимся в Центральной Азии ещё в древнее время.
Разгром Уйгурского каганата киргизами в 840 г. отрицательно сказался на развитии культуры уйгуров. Однако после переселения их в Восточный Туркестан создание государства с центром в Кочо (Турфанский оазис) явилось новым этапом культурного развития уйгуров.
[1] Радлов В.В. Атлас древностей Монголии. — «Труды Орхонской экспедиции», вып. 1-4. Спб., 1892-1899; Сборник трудов Орхонской экспед., т. 1-5. Спб., 1891-1901.[2] Клеменц Д.А. Археологический дневник поездки в Среднюю Монголию в 1891 г. — В кн.: Сборник трудов Орхонской экспедиции. Спб., 1892, с. 58.[3] Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века. М., 1969, с. 62.[4] Малов С.Е. Памятники древнетюркской письменности Монголии и Киргизии. М.-Л., 1959, с. 43.[5] Кызласов Л.Р. История Тувы в средние века, с. 75.[6] Беленицкий А.М. Общие результаты раскопок городища древнего Пенджикента. — МИА, 1958, №66, рис. 42.
[ * Прим. сайта: Предположения об уйгурской принадлежности этих памятников (речь идёт о могильниках Чааты I-II в Туве) отвергнуты различными специалистами-археологами. ]
наверх |